Добро бессмертно!

Воспоминания Тамары Александровны Кулаковой

Воспоминания бывшего главного врача Ярцевской районной больницы, заведующей Ярцевским районным отделом здравоохранения в конце сороковых - пятидесятых годах Тамары Александровны Кулаковой в ноябре 2005 года были опубликованы в газете «Енисейская правда» - в честь ее дня рождения. Это было своеобразным подарком земляков человеку, много сделавшему для развития не только ярцевской, енисейской, но и всей красноярской медицины. Тамара Александровна - основатель клинико-биохимической службы края, создатель музея краевой больницы № 1, отличник здравоохранения.

Сижу я на юбилейном торжестве коллектива краевой больницы, звучат имена коллег - в большинстве молодых, с волнением жду, когда докладчик вспомнит ветеранов, материалы о которых я собрала для музея, уже неприятно на душе, что мы останемся в забвении, и вдруг голос из зала'- «Тамара Александровна, ко мне пересядьте». Оказывается, коллега недавно где-то на большом форуме урологов встретила светилу Зелика Фришера, профессора, живущего в Америке и бывающего с лекциями во всех странах мира. Он спросил красноярочку: «Вы Кулакову знаете? Большой ей привет и спасибо от меня. Она меня в детстве в Ярцеве от смерти спасла».

И наплевать мне стало, что не названа в докладе как врач-ветеран, организатор лабораторной биохимической службы края, создатель музея! У меня словно крылья выросли - бывший пациент из-за морей-океанов меня благодарит. Добро бессмертно!

И таких пациентов в моей биографии врача - тысячи. Как начну вспоминать - одна история спасения человека уводит ниточку повествования к другой.

Но сначала о том, как я оказалась в Ярцеве. Позади институт и свадьба - уговорил меня выйти за него Александр Константинович Кулаков, ангарский парень, красавец, фронтовик. Теперь, в 1949 году, нужно выбрать место работы. Смотрим вакансии по краю: где обоих - молодого специалиста по лесному хозяйству и врача с новеньким дипломом - ждут? Саша увидел: «Ярцево». И сразу: «Давай поедем в Ярцево. Ярица, яровая пшеница... Место, сразу видно, хлебное. Не пропадем». Вот и выбрали!

И состоялись в этом селе как специалисты-профессионалы. Александр Константинович вскоре стал директором леспромхоза, я - главным врачом районной больницы, потом заведующей райздравотделом. Десять лет мы прожили в Ярцеве и помним это село всю жизнь. Иду, бывало, по нему, а меня все спрашивают. «Как Иван? Как Марья?». В ответе я, стало быть, за всех сельчан...

Строки истории:

Первыми фельдшерами Ярцевской больницы были Собачинский и Чемоданов Петр Ксенофонтович. Первыми врачами - Севастьянова и Некрасов. Они приехали в Ярцево в 1939 году. Позднее приехали хирурги Траков и Зверьков.

Первая больница размещалась по улице Советской в небольшом двухквартирном доме. Там работали фельдшер-врач Петр Чемоданов и санитарка Мария Якунина. Больница представляла собой приемный пункт, стационара не было, и все больные находились на домашнем режиме. Затем был построен стационар, который действует и до сих пор, уже семьдесят лет. Первое здание амбулатории было построено в 1956 году, а до этого она находилась в двухэтажном здании стационара - на нижнем этаже. И поэтому прием больных доктора вели тут. Здесь же была аптека (потом в этих комнатах был рентгено-кабинет). Верхний этаж был занят под стационар. В операционном отделении работали супруги Граковы, священнодействовал легендарный Михаил Румянцев...

Да, с работы в сельской больнице - считаю я с тех пор и говорю всем будущим докторам - и надо начинать врачебную деятельность! Особенно, если тебе повезет с Учителем. Мне - повезло. В Ярцеве жил и работал в сороковые - пятидесятые годы хирург «от бога», высокий, стройный, удивительно красивый (я больше не видела таких красивых мужчин). И улыбка, и речь чудесные, а руки - золотые. Богатая, хоть и седая шевелюра, алые, почти детские губы и ясные глаза... Уверена, все старожилы-ярцевцы узнали его по этому портрету... Конечно, Михаил Васильевич Румянцев - выпускник медицинского факультета Московского университета 1911 года, ушедший в Земство вместе с однокурсниками в знак протеста против ареста полицией революционно настроенных товарищей. Участник Первой мировой войны, когда «для лечения гусаров на медпункте были только... таблетки от поноса», - рассказывал он, смеясь.

Оказался он в Ярцеве не по своему выбору, как я. Был выслан в 1944 году из Каменец-Подольского За то, что лечил раненых немцев. А ведь мы, врачи, даем клятву Гиппократа: помоги другу и врагу. А откажись он лечить? Расстреляли бы... Кому бы лучше было? Он ведь «другу» тоже помогал: по ночам его тайком увозили в партизанский отряд оперировать раненых. И он грустно шутил, оказавшись в Ярцеве: «Но не было у партизан отдела кадров, не сделали там запись, что я спасал наших раненых...».

Он женился в Ярцеве на медсестре Марии Станиславовне, полячке, благородной души женщине, как показало время, которая тоже была выслана в село за какие-то «грехи» первого мужа и которая стала первым и единственным лаборантом больницы. Кстати, помогал нам оборудовать лабораторию доктор Баев, будущий академик, тоже волей судьбы попавший в наши края - в Кривляк и Нижнешадри-но. Михаил Васильевич Румянцев так работал, спасал людей, что слава о нем разнеслась далеко за пределы Ярцевского района...

И вообще у нас был многонациональный коллектив, в основном из ссыльных. Врачом-рентгенологом был Николай Николаевич Ильин, сын севастопольского купца. Рентгенотехник - белоруска Кира Ивановна Сцепуржинская, впоследствии Ильина... Акушеркой у нас работала жена партийного работника - русская - Сашенька Гурова, замечательный, удивительный человек, могла под горячую руку матом покрыть, но искренне. Валентин Валентинович Лернер, санитарный врач, - еврей. Мария Давыдовна Гульбис - латышка, бывший оториноларинголог в Риге, имевшая там частный кабинет и проходившая специализацию в Дании - в Королевском институте, у нас в силу практической необходимости стала педиатром. Абдулла Яковлевич Гусейнов - азербайджанец - был терапевтом. Его жена Сона Абасовна -терапевт-фтизиатр. Потом приехала к нам по направлению Валентина Ивановна Шемякина (Григорьева) - русская.

У меня, дочери рабочего и крестьянки, намного моложе большинства коллег, оказавшихся волей судьбы в Ярцевской больнице, хватило ума относиться к ним с почтением и не подчеркивать, что я-то сама приехала, птица свободная. Они советовались со мной. Я училась у них. И лучшего времени работы не было в моей жизни, чем эти десять лет в Ярцеве.

«Будь моей женой...».
Александр Константинович и Тамара Александровна
Кулаковы после приезда в Ярцево. 1949 год

В самое счастливое время - становления личности - я встретила этих прекрасных людей.

Но хороший, как показало время, терапевт, я как хирург мучилась долго, на каждой операции... умирала. А Михаил Васильевич спокоен - рука не дрогнет, пальцы живые. И песни поет - не могу простить себе, что не записала его студенческие песни.

Коллектив Ярцевской больницы. Справа стоит хирург «от бога» Михаил
 Васильевич Румянцев. Он так работал, спасал людей, что слава о нем разнеслась
 далеко за пределы Ярцевского района...

А то сядет в операционной на стул, мы с Эммой Михайловной, еврейкой по национальности, работавшей раньше в Московском научно-исследовательском туберкулезном институте, оперируем, а он анекдоты шпарит. Я кричу. «Михаил Васильевич, да не отвлекайте вы нас...». А он специально поет, чтобы наше напряжение, страх снять. Обязательно сидел, пока операция шла... У нас оказалось удивительное сочетание характеров и рук. Мы дополняли, заменяли друг друга... И вот когда я ушла в декретный отпуск -Маринку, вторую дочку, носила - он без меня оперировал ребенка с тяжелой формой аппендицита. И на этот раз чуда не случилось... Не смог он вытащить мальчика, поздно было... Пришел ко мне домой. Сел вот так: голову опустил к ногам и говорит: «Тамара Александровна, сидите только в операционной! Не бросайте меня. Мы настолько с вами срослись, видимо, биоволны у нас совпали и помогают нам... Сидите, при вас у меня все получится». И я, хоть Саша и ворчал, весь декретный отпуск ходила в операционные дни в больницу... Ноги отекали, но я сидела в операционной, поддерживала, подстраховывала мэтра. Поэтому, когда Михаил Васильевич в 1958 (1959) году уехал из «удаленных мест» (покинувший уже Ярцево писатель Олег Волков убедил его приехать в Подмосковье, в Волоколамск), он писал письма «Только сейчас я по-настоящему понял, голубушка моя Тамара Александровна, что вы были для меня ангелом-хранителем. Я не могу без вас.-». Так мы дополняли друг друга. Я приведу несколько ярких примеров такого взаимодействия опытного хирурга, признанного светилы, и новичка - меня...

Всю жизнь был благодарен нам работник леспромхоза Яков Петрович Щербинин, красивый, статный фронтовик (актера Тихонова мне напоминал). Он из Кривляка приехал к педиатру с мальчиком, но детский врач не заметила угрозы жизни ребенку, и отец, трое суток видевший, как мучается от боли в животе малыш, пришел ко мне в райздрав: «Тамара Александровна, чует мое сердце, не к добру это...».

Я приподняла рубашонку - живот «острый». Одним движением руки смахнула со стола все, что на нем было, чернила, помню, пролила тем самым.. Отец фуфайку на стол бросил, мальчика положил, я пощупала - боже, жизнь на волоске. Хватаю трубку. «Эмма Михайловна, где Михаил Васильевич?». - «Только что пришел с приема». - «Готовьте операционный стол...». Яков Петрович схватил, понес мальчика, я бегом... Каждая минута могла быть последней... Но мы с Михаилом Васильевичем успели прооперировать Толю. Да, это он, еще недавно, в 2004 году, - первый заместитель полпреда президента по Сибирскому федеральному округу Анатолий Яковлевич Щербинин. Он недавно приезжал в край, село, помнит, оказывается, тоже историю своего спасения. А Яков Петрович всю жизнь меня благодарил: «Вы мне сына спасли». Когда лечился в госпитале ветеранов войны в Красноярске, звонил нам, мы с Сашей привозили его к нам пожить перед обратной дорогой в Ярцево...

Зубной врач Евгения Садовская, Александра Павловна Гурова,
 акушер и старшая медсестра райбольницы, Тамара Александровна Кулакова

В Ярцеве народ был очень благодарный. Открытки к празднику, букеты полевых цветов - это я принимала. А вот деньги, подарки - меня просто оскорбляли. Когда первый раз женщина достала и положила передо мной деньги, я не сразу поняла, Зачем эти бумажки, а когда поняла - поразилась: «Я что - похожа на взяточницу?». И потеряла сознание. Пациентка выскочила в коридор, позвала на помощь, меня коллеги привели в чувство и долго потом смеялись... По селу, конечно, сразу же Разнеслось: «Не берет...». Но все-таки еще раз женщины предприняли попытку отблагодарить меня, на этот раз рыбой. Но я категорично сказала: «Куплю - и не иначе». Заставила увезти рыбу на весы и назвать цену за килограмм. Но все-таки они меня, к своей радости, провели - килограммов меньше «навешали».

Забегая вперед, скажу, что, когда мы в Красноярск переехали, Саша был категорически против того, чтобы я работала хирургом: «Здесь ты через какой огород будешь бегать?» Ведь в Ярцеве мой папа и Саша специально через огород тропу натоптали, чтобы мне не бегать до угла улицы Кирова, а прямо от дома в больницу через грядки...

Медсестры Ярцевской больницы

Кстати, я еще не сказала, что мои родители жили с нами в Ярцеве. Мы их в гости пригласили, а они выходят с теплохода, и папа грустно так говорит: «Доченька, мы ведь насовсем...». Боялись мы, что там им климат будет неподходящий, но ничего, им в селе тоже понравилось.

И вот теперь мы все были в Красноярске, и мне предстояло снова решить, кем быть. Понимаете, психологически каждому хирургу очень тяжело оперировать, потому, конечно, я уступила настояниям мужа и своему внутреннему желанию, переквалифицировалась... Я - не хирург «от бога», каким был Румянцев. А с ним мы спасли в Ярцеве, как я уже говорила, многих. Вот Вера Степановна Флигинская, учитель литературы, мама Наташи Соколовой - подруги моей Людочки (они родились с разницей в четырнадцать дней, в один класс ходили и дружат всю жизнь) перенесла операцию на щитовидке в Красноярске, в результате чего вернулась домой... без голоса. Михаил Васильевич ей и говорит: «Что же вы старику не доверились?..». А меня спрашивает: «Будете ассистировать?». - «Конечно, какой разговор... Но давайте возьмем у Веры Степановны расписку, что она не будет иметь претензий...» - «Что вы, голубушка, это - унижение для хирурга». И мы ее оперировали. И она у нас заговорила! Она не могла крикнуть, но голос к ней вернулся, она продолжала работать учителем.

А какой еще был случай удивительный! На Фомке лошадь лягнула мужчину в живот. Боль - нестерпимая уже сутки. Чем везти? Все катера на сплаве. Но на вторые сутки доставили его в Ярцево. Мы с Михаилом Васильевичем начали операцию и увидели сильнейший разрыв, «кашу». Обожгли мы таз несколько раз спиртом, налили стерильный физраствор... Михаил Васильевич вынимает кишечник из полости живота, кладет в таз, хорошо выполаскивает. Все запасы пенициллина и стрептомицина выливаем в таз, еще раз выполаскиваем кишечник. И еще несколько раз». Сшиваем петли кишечника, удалив поврежденную часть... А операция на толстом кишечнике очень опасна. Причем делали мы ее под местной анестезией - и как он у нас терпел! Нашу Эмму, которая с любым мужчиной могла договориться, посылаем в райком партии, оттуда в рыбкооп и ОРС, из всех их подвалов везем после полученного разрешения лед - по мере необходимости. Им обкладываем живот больного - так Михаил Васильевич еще на Первой мировой войне гусаров раненых спасал. И семь суток мы с женой оперированного не отходим от него. Спиртом смачиваем губы и лицо... И наше, и его счастье, что он никогда до этого не принимал ни пенициллина, ни стрептомицина На седьмые сутки он у нас попросил есть... Дали куриный бульон. Полмесяца мы его поднимали... Потом предложили инвалидность, а он отказался, после больничного пошел работать... И вот однажды заходит ко мне в кабинет невысокий старичок и становится на колени. Я испугалась, Закричала, а он: «Дайте руку поцеловать - вы же мне сына спасли». Это был зубной техник Федор Евтихович Плохута. Я потом познакомилась и с его женой Александрой Филипповной, поехав к ним на Фомку, они мне там, дома, коронки поставили. Вот классно делали - все вручную, можно сказать, на табуретке, а протезы у людей всю жизнь стояли. Я пригласила потом мастера работать в Ярцево. И все ярцевцы ценили его мастерство и отзывчивость.

«Два полюса» - серьезность и обстоятельность, женственность и легкомысленность... Мария Давидовна Гульбис и Евстолия Семеновна Настабурская

А на днях мне звонит женщина - я узнала ее украинский акцент. Вдова того оперированного мужчины - Владимира Федоровича, Софья Федосеевна Плохута. Оказывается, она теперь тоже в Красноярске живет. Вот радость-то! Так хорошо мы с ней поговорили. Может, и свидимся. А Владимир Федорович, оказывается, умер. Но ведь сколько лет прожил после той операции!

Мы с Михаилом Васильевичем тогда же ее описали для медицинского журнала, но нам, видимо, не поверили, не напечатали. Ведь в научной медицине считалось, что человек после обширного ранения кишечника погибает через двенадцать часов. А здесь пока его через двое суток после случившегося в Ярцево привезли, пока мы подготовились к операции, пока делали... Удивительный случай!

Вскоре еще было «ЧП». Охотнички в Луговатке угостили мальчика спиртным, уснули у костра, а нога у ребенка обгорела - он в нетрезвом состоянии и во сне этого и не почувствовал. Одна кость осталась. Не жилец, казалось бы. Но... Обезболили, чем смогли, тогда ведь большого набора наркотиков не было. Отправили после ампутации ноги в Красноярск. Там ему сделали протез.

Еще незабываемый случай. Все в Ярцеве, конечно, помнят председателя колхоза - сначала никулинского, потом ярцевского, Ивана Емельяновича Магона. Саша мой его очень уважал, они вместе, два руководителя, много полезного для жителей сделали. Так вот, звонит мне Иван Емельянович из Никулина: «Отцу плохо». Саша в это время из Енисейска пароходом ехал на сплав. Он мне дает добро: «Езжай, спасай, но сиди в Никулине с больным, пока я за вами не приеду. Ведь лед с Ангары должен вот-вот подоспеть, всякое может случиться... » А у Емельяна Емельяновича Магона дикие боли - три дня не отходит моча. Я же никогда не делала пункцию. Мы с Марией Давыдовной, латышкой, достали прихваченные с собой книжки, почитали, сделали обработку, и я пунктировала. Вышло столько мочи - где только помещалась? Больному стало лучше. Я могла бы его оставить. Но вдруг моча снова будет набираться?.. Вдруг Саша задержится?.. И я говорю Ивану Емельяновичу. «Надо везти вашего отца в Ярцево, видимо, у него опухоль». И вот сельчане вышли провожать старика Один сосед и говорит, обращаясь к Ивану. «Паря, однако верховая вода идет, остался бы ты... Не доедете до Ярцева, перевернет вас где-нибудь...». -«Успеем».- «Ну, гляди, паря, я тебя предупредил».

Коллектив больницы к демонстрации готов! Роза Махтиева, Ида Михайловна Григорьева, Абдулла Яковлевич Гусейнов, Евстолия Семеновна Настабурская, Мария Станиславовна Никольская, Тамара Александровна Кулакова, Михаил Васильевич Румянцев...

Сели в лодку, ее подцепили к моторке, поехали. Ветер крепчает-крепчает. Уже пошли волны по Енисею. Лед, что на берегу после ледохода остался, начал подниматься от прибывающей воды, рушиться, создавать дополнительные волны. Мы дважды зачерпнули воды... И я уже думала «Дед пойдет ко дну сразу, а я минут пятнадцать продержусь». А что дальше будет - и мысли ходу не давала... Но как хорошо знал Магон фарватер! «Правь направо - в курью», - крикнул нашему лодочнику. Моторка ткнулась в берег. Иван выскочил и ко мне, а я: «Деда, деда неси». Он вынес его, потом меня. Дед потерял сознание. И тогда я первый раз в жизни сделала укол через одежду- Мне когда его было раздевать? Потом, когда Михаил Васильевич поразился такому методу укалывания, я сказала: «А я фуфайку спиртом протерла...». Он обнял меня: «Девочка, я же говорил, что я поеду... Зачем ты рисковала? Больше я тебя не отпущу. Столько страху натерпелась». Но это будет потом. А тогда мы сидели у костра, который нам развели моторист с Иваном. Магон ушел в Ярцево пешком за лошадью. И вдруг - вижу - идет мимо пароход. Это мой Саша меня ищет. Где он нас в курье с Енисея, с палубы увидит?! Помахала я, покричала.. Оказалось, он у каждой большой льдины сбавлял ход, освещал ее прожекторами, ведь в Никулине нас не застал, в Кривляке - не оказалось. Ну, а теперь проплыл мимо... Оставалось ждать Ивана Емельяновича. Пригнал он лошадь со скотного двора. А у деда уже опять боли начались. Мы еле-еле его довезли. Прооперировали... Я говорю: «Пойду, часок посплю...». А у нас было такое шикарное пуховое одеяло, меня с моим девчоночьим весом под ним и заметно не было... Проснулась я от присутствия человека. От услышанных причитаний: «Что я скажу родителям твоим?». Издала из-под одеяла: «Саша, Саша...». Он: «А-а-а!». И так отлупил меня - первый и последний раз в жизни, правда, через одеяло: «Ты, ты... Я же тебя просил ждать меня в Никулине. А тебе наплевать на меня! Так родителей бы хоть пожалела и детей». - «Прости, прости...». Потом стал целовать меня: «Я думал - я потерял тебя...». Мы деда Магона еще несколько дней выхаживали, но ничего не вышло, не спасли... Все село тогда долго говорило об этой эпопее.

Еще был случай. Охотники пошли медведя шевелить в берлоге. Опытного мужики предупреждали: «Куда ты этого-то берешь? Он трус и тебя подведет».

Коллектив больницы в годы работы Михаила Васильевича Румянцева и
Тамары Александровны Кулаковой (сидят в центре). Среди других: Роза Pay (Махтиева),
Мария Станиславовна Никольская, Антонина Лукьяновна и Нина Лукьяновна Шадрины,
Светлана Никитична Чухломина, Нина Григорьевна Лаврова,
Евстолия Семеновна Настабурская, Наташа Горбунова

«А кого еще взять?» - с тем и пошли. Только медведь голову из берлоги высунул - трус бежал, бросив ружье. Опытный выстрелил в упор, а медведь на него и упал. Вернулся тогда трус, кое-как сдвинул зверя, а у напарника плечо повреждено... Руку мы ему спасли и отправили в Красноярск долечиваться. В суд подавать он не стал: «Что с него, дурака, возьмешь, детей только осиротим...».

Я, кстати, и сейчас могу по пальцам пересчитать, сколько раз мы отправляли пациентов в краевой центр. В основном справлялись сама У нас не было рентгеноаппарата одно время, и Михаил Васильевич вправлял переломы и вывихи без него: руками ощупает, а пальцы - длинные, живые, будто и кожи не касаются, а все слышат, чувствуют... Наверное, у него были экстрасенсорные способности... И все всегда правильно делал, ложного сустава никогда не образовывалось. А как шутил Михаил Васильевич, приходя вести прием в поликлинику! Он с ходу говорил финке Эмми в регистратуре: «Мне молодух и молодцов, а Тамаре Александровне всех старичков и старушек». Я: «А-а-а-а-а». - «Но вы же хотите, чтобы я жил дольше?». - «Хочу, конечно». - «Значит я должен общаться с молодыми, как тот хан, который держал молодых наложниц, энергией от них подпитывался. А к вам старушки придут, все новости про все село расскажут».

И, действительно, новости мне сообщали очень оригинально. Придут на прием и вместо жалоб на боли начинают повествования про невесток, про соседок... Прерываю: «А что болит-то?». - «А болело что-то. Не вспомню... Но я еще приду». Иногда приходилось выступать и в роли стоматолога. Пришла подружка мамина: «Вырви зуб, родненькая». Вскипятили щипцы, я - ими в рот, а она мне шепелявит через щипцы: «Дергай, матушка, дергай, не бойся, мне не больно...». И удачно я выдернула. Вечером вся деревня знала: «Как хорошо она зубы дерет, мне нисколько не больно было». И глаза приходилось за окулиста лечить. Токарю попала в белковую оболочку глаза металлическая стружка. Побежала я домой, прочитала в учебнике, как вынимать. И вытащила. И опять по деревне молва-имидж.

Самое главное, Михаил Васильевич давал мне уверенность, страховал: «Делай, а я здесь постою». Взглядом покажет, что надо подтянуть швы, я и подтяну... И он всегда говорил: «Не я, а мы сделали». Так что у нас был дуэт, о котором каждый хирург мечтает.

Расскажу, как я стала заведующей райздравом. Председатель райисполкома Степан Давыдович Воронов говорит: «Можешь сидеть здесь, ничего не делая, но сиди, чтобы я был спокоен, что у меня в райздраве надежный человек есть...». Я - ни в какую. Идет сессия райисполкома, я отказываюсь принимать райздрав, а Саша мой вдруг говорит: «Это комсомольское поручение, Тамара Александровна, и вы обязаны его выполнить. Не хотите - заставим, не умеете - научим. Я знаю, товарищи, моя жена справится...». Никогда не забуду эту его речь. Мужики в тот вечер звали его наперебой к себе ночевать: «Жена-то тебя на порог теперь не пустит».

Были у нас в селе и другие знаменитые ссыльные. Например, писатель Олег Волков. Он жил еще с одним ссыльным - художником, кажется (не помню имя), у Галактионихи. Его соседа село запомнило тем, что он сам выполнил чертеж фуфайки с фигурными вытачками, кокеткой и заказал в мастерскую. Все удивлялись, рассматривали это оригинальное изделие, когда он шел по улицам. Вот однажды вызвали эти два жильца врача на дом. Волков открыл мне дверь, но не закрыл, когда я вошла, и ушел в комнату, сел. Я медленно раздеваюсь и гляжу на него в поражении: пришла ведь к интеллигентным людям, дворянам! И такой безобразный прием! Повесила сама медленно пальто. Посмотрела больного (художника), выписала лекарство и дала им «жару»: «Вы считаете, я не гожусь для вашего внимания, не дворянка, не купеческая дочь, а дочь рабочего и крестьянки?! Но я теперь врач и вас лечу. А вы теряете последнее, что имели: забыли, что вы не только интеллигенты, но и мужчины, которые должны даже дверь открыть, пальто принять и подать...». Через несколько дней Волков приходил извиняться.

Когда он уже жил в Москве - пригласил нас с Сашей в гости (Саша учился в Высшей партийной школе, а я на курсах была). И снова поступил бестактно: «Так получилось, мне надо уйти (с любимой девушкой, как оказалось) в театр, а вы с Софочкой (Софьей Всеволодовной, супругой, которая тоже пережила ссылку, но в другом месте) чай с тортом попейте. А я уж с вами в другой раз пообщаюсь». Я возмутилась: «Олег Васильевич, вы же нас звали... Разве можно так оскорблять? Да еще на кухне нас принимаете, как кухаркиных детей... А у меня и папа был гордый человек, и меня такой вырастил...». Олег Волков в селе не ко двору, как говорится, пришелся: хвастливый был, всегда подчеркивал, что он «из высшего света». Первое время, по прибытии в Ярцево, он жил у Михаила Васильевича, который потом взмолился: «Помогите переселить его в другой дом, надоело его хвастовство». Но мы все-таки могли, как говорил позднее Саша, у него кое-что перенять, например, языкам научиться - английскому, немецкому, французскому. Он у Саши возницей работал, правильнее сказать, просто сидел в коляске. Вот и можно было на иностранном языке им общаться. Все-таки, несмотря на «стычки этичного характера», мы сохранили с ним добрые отношения. Писатель приезжал к нам в Красноярск. И Софья Всеволодовна приезжала с подругами, веселой компанией, мы их на теплоходе до Дудинки прокатили.

Мы тоже объехали всех, с кем подружились в селе: у Марии Давыдовны Гульбис и Алдоны Друскиникай - те, акушерки, гостили в Латвии Весело, непринужденно принимали латыши, казалось, мы все общаемся на русском языке - до того понимали друг друга. У Николая Николаевича с Кирочкой были... На встречах мы спрашивали друг друга о всех, с кем судьба свела в Ярцеве. Радовались, что Александр Баев, заведующий участковой больницей в Нижнешадрине, стал в Москве известным биохимиком. Радовались красивой любви Людмилы Сурядной и председателя райисполкома Александра Швадчко... Вспоминали наши концерты в Ярцеве под оркестр Кости Химичевского. Прекрасное сопрано было у финки Эмми Буториной, регистратора поликлиники, но внешность у нее была не яркая. И как Костя распорядился? «Она будет петь, а вы, Тамара Александровна и Валентина Ивановна, будете ее ретушировать». Поставил Эммочку вглубь сцены, нас впереди. И так здорово мы спели песню Дунаевского. Нам кричат: «Бис!», а у нас ничего в репертуаре больше нет. Пришлось повторить последний куплет. Многое вспомнилось в тех поездках «к друзьям по Ярцево». Конечно, всегда и наперебой говорили о своем кумире - Михаиле Васильевиче.

Вот так, в санях, врачи ездили по участкам леспромхоза и проводили обследования рабочих

Знаете, ярцевцы не хотели отпускать Михаила Васильевича из села. В Ярцеве даже сейчас жива легенда, что он не уехал: «Для науки я уже стар, а здесь людям еще пригожусь». А в архиве УВД, оказывается, все годы лежат документы, что Михаилу Васильевичу разрешено было покинуть Ярцево как место ссылки зимой 1949 года, и он выбыл из села «на волю» в апреле... Нет, где-то в это время его почему-то перевели на время в Ворогово, и он там тоже успел спасти нескольких Жителей, потому вороговцы не хотели его отпускать, но нам удалось вернуть его в Ярцево. Я даже специально сейчас смотрю свою трудовую книжку, чтобы по приказам, отмеченным в ней, по годам и месяцам определить, когда Михаил Васильевич ездил впервые в отпуск - в 1954 году - и когда уехал из села. В 1958-м или в начале 1959-го, незадолго до того, как и мы уехали из Ярцева. Он еще успел написать мне в село письмо... Потом писал их уже в Красноярск. Всего-то и прожил он в Подмосковье полтора - два года, а похоронить попросил его в Киеве, видимо, это была его родина. И Мария Станиславовна выполнила его последнюю просьбу... Мне прислала фото: красивый надгробный памятник, на котором высечены после имени год рождения - 1888 и год смерти - 1960. И потом она уехала на родину - в Польшу.

Но вернусь в Ярцево. Опишу еще несколько фрагментов насыщенной, дельной, интересной жизни. Чтобы рабочие леспромхоза не теряли трудового времени на поездку в больницу в Ярцево, мы с Сашей порешили, что группа врачей поедет по участкам и проведет обследование. И вот в одних санях едут Николай Николаевич с Кирой, на других - мы с Сашей, и муж вдруг декламирует:

«Ты - кобыла, ты - кобыла, Рыжая, гнедая. Почему же ты, кобыла, С головы худая?..»

Живописная дорога вдохновила его на сочинительство. Я быстренько стишки его длинные в блокнот записала. И, видите, до сих пор - семейная реликвия... А вот еще веселый эпизодик. Отправились мы в Ворогово с Валентиной Ивановной Шемякиной, врачом-акушером, зимой спасать женщину... Впереди ехала женщина-возница. Мы - в других санях. Я правила лошадью. Вдруг слышим голос возницы: «Девки, а девки, мы, кажись, с дороги сбились...».

«К кому это она обращается - «девки»? - удивилась Валентина Ивановна. - «К нам, милая, к нам», - смеюсь я. И слышим снова: «Идите которая-нибудь, мою кобылу подержите, а я торную дорогу ногами нащупаю». Страшновато, но пошла Валентина Ивановна... И снова слышим: «Нащупала. Правь на мой голос...». - И я поехала на голос. Вот так, бывало, добирались мы до больных.

А еще забавный случай. Сели мы, как обычно бывало, с Валентиной Ивановной в кошевку. Конюх раз обернулся, два. «В чем дело?» - спрашиваем. «А в том, что два доктора сели, а кибитка не прогнулась. А я одну докторшу возил на Западной Украине - как сядет, так рессоры прогнутся». Интересные люди были!

В Ярцеве красивые окрестности, и мы с удовольствием в свободное время познавали природу. Однажды на лыжах пошли с той Же Валентиной Ивановной за елкой (будто нам Саша не мог ее привезти). Срубили пихту. Несем, а сомнение берет: елка ли? И Валентина Ивановна спрашивает прохожего: «Мальчик, а мальчик, это пихта или елка?». Все село над нами в тот день потешалось...

Придумала я для детей коллектива больницы «пригласить Деда Мороза». Евстолию Семеновну Настабурскую, которая всю жизнь страдала, что не сбылась ее мечта стать актрисой, нарядили в костюм Деда Мороза. А так как она с работы надолго не могла отлучиться, предложили и конюху Родичкину -рыжему мужчине с вечно красным носом - сыграть эту роль. Вечером спрашиваю дочку Людочку: «Дед Мороз к тебе приходил?». «Их было два, - отвечает дочь. - Один настоящий, а второй пьяный...». Придумали мы и первый карнавал. Я вместе с Валентином Петровичем Поляковым, главным механиком леспромхоза, шила костюмы трем мушкетерам - Александру Константиновичу, Степану Александровичу и Валентину Петровичу.

Я ввела за правило в больнице: при тяжелых больных все остаются помогать коллеге. Кое-кому не понравилось сначала, но потом благодарили (когда их профильных больных коллеги помогли спасти). Однажды «общим умом» мы спасли учительницу, укушенную клещом, - из Красноярска по моему звонку вовремя доставили нам нужное лекарство. Много лет она присылала открытки к праздникам, когда мы уже жили в Красноярске, от кого-то узнала адрес... Но случалось и непоправимое. В Ярцеве была страшная гроза. И мальчика, девятиклассника Юру Лысенко, ударила шаровая молния. Как мы его спасали! Даже в землю закопали, но ничего не помогло...

«Главное в жизни, что мы вместе...».
Александр Константинович и Тамара Александровна Кулаковы

То, что мой муж был директором леспромхоза, помогало мне решать проблемы больницы. Например, фундамент прогнивший он заменил. Не знаю, почему, но больницу в свое время, до нас еще, построили не на лиственничном фундаменте. Да и туалет был в здании. Да и здание поставлено на топком месте. Смотрим, угол осел. Саша сделал замеры -точно. Звоню в крайздрав, мне разрешают: «Денег даем, трать, деточка, только, чтобы на каждый рубль бумажка была...». И мы с помощью леспромхоза поставили здание больницы на лиственничный фундамент - Саша лес выписал и рабочих дал.

Я слышала, больница и в двадцать первом веке в этом же двухэтажном здании... На моем фундаменте... Но, наверное, давно она не соответствует новым стандартам и требованиям современной медицины?.. А о нас это память... Приятно. Но сколько рубцов на сердце оставила больница наша? Саша везет меня к умирающему, а «доброхоты» в райком докладывают: «Директор леспромхоза выгуливает на полуглиссере жену...». Пережили, и муж из-за таких «сигналов» ни разу не отказал мне в помощи.

Иногда и мы были полезны леспромхозу. Впрочем, Александр Константинович сам расскажет несколько фрагментов работы в Ярцеве. Вот, например, о том, как доставили в леспромхоз тракторы.

Передаю, как говорится, слово.

«Я понимаю, что о леспромхозе в книге будет отдельный материал, но хочу в воспоминания супруги добавить несколько абзацев, чтобы подкрепить ее слова о том, что смычка директора большого леспромхоза и главного врача районной больницы, а позднее -заведующей райздравотделом, была обоюдополезной, приносила благо для ярцевцев. Леспромхоз большой, разбросанный на 700 километров. И меня на каждом лесопункте просили: «Александр Константинович, сделайте так, чтобы мою жену лечила ваша супруга». - «Так ваша жена лечится у терапевта... Что ж я буду лезть?» - «А вы попробуйте...». И, помню, взялась-таки как-то Тамара вытаскивать хронически больную женщину, многодетную мать... Три месяца та лежала в больнице, восстановила ей жена моя утерянные физиологические рефлексы. Вернулась она к детям, а то уж совсем мужик думал, что сиротами они останутся... Я потом у них в Кривляке дома был, посмотрел - не было даже матрацев. Я профсоюз подключил. Мы хорошо семье помогли. И встала семья на ноги. Я ей потом новую квартиру дал. Это и мне прибавило славы. Как раз это было время, когда уезжали с участков бывшие репрессированные - литовцы, латыши, но это не снизило объемов лесозаготовки. Мы уже не 150 000 кубометров деловой древесины давали, а 300 000 кубов. Переходящее Красное знамя ЦК КПСС, ВЦСПС, Совета Министров получили не однажды. Я был на хорошем счету. Леспромхоз входил в состав комбината «Енисейлес», который возглавлял Андрей Федорович Встовский, прекрасный руководитель, фронтовик, он мои инициативы поддерживал. Так, например, построили мы узкоколейную железную дорогу в Кривляке. Главным инженером проекта, кстати, был мой однокашник по институту. Я, вообще-то, сначала был против железной дороги, но он, вдохновленный идеей, без устали утверждал: «Сталин сказал, что такая дорога для лесной промышленности лучше». Когда Сталин это сказал, и почему такие мелочи его волновали, я не стал выяснять. Главным механиком у меня был Валентин Петрович Поляков - специалист-сказка. Он стетоскопом «сердце» тракторов слушал. Его мечта была получить новые тракторы. И вот выделил нам Встовский семь тракторов. Мы их своими силами зимой в леспромхоз перегоняли. Возглавлял экспедицию Валентин Петрович.

Установили на колонну радиостанцию, прикрепили красные флажки и сообщали со всей дистанции пути, все село нас слушало: «Отряд тракторов, идущий по назначению в Ярцевский леспромхоз, благополучно прошел Казачинское. Следующий репортаж из Енисейска...». Правда, по пути нам пришлось два трактора отдать - Казачинскому и Енисейскому леспромхозам. Осталось пять для нашего хозяйства. Ярцевцы вышли встречать колонну за околицу. Получилось празднично.

А как сельчане помогли мне, когда по всему Сыму лес разнесло! Это было в 1956-м или в 1957 году. Я лежал в больнице три месяца, приезжаю, а Степан Александрович Соколов, главный инженер, говорит: «Мы уже сухари сушим...». Оказывается, в сильный шторм хороший лес с Колчумского лесопункта, почти 100 000 кубов, разнесло из-за того, что «мертвяки» изгнили, их водой вымыло, и потому не было прижима древесины... Поехал я в райком партии к Василию Евграфовичу Прейну, первому секретарю: «Помоги. Мне нужны люди, вся работа ручная - надо собрать лес с девяноста километров водного пути. Разреши объявить по радио мобилизацию на воскресник. Иначе 800 миллионов рублей потеряем».

Он разрешил. Я выступил по радио. Жену мобилизовал - в первую очередь. И все женщины - из больницы и школы - откликнулись. Крюки, отводы я с мужиками поставил. И тут народ на машинах к Сыму подъехал - человек 250. Настроение у всех - как на праздник их подвали. Медсестра Евстолия Семеновна накрахмалила марлю, цветочки к ней прикрепила - вуаль получилась. Тамара ей шепнула: «Где ты -там народ». Она и старается, ходит по берегу, шутками, частушками всех вдохновляет. Радио, музыка тоже праздничность придают. И вот в такой веселой атмосфере женщины в резиновых сапожках баграми отталкивают от берега бревна, а мужики в лодках их подхватывают, направляют в русло... От Колчума до устья Сыма получилась цепочка, по всем пескам... Август, вода теплая, от комаров защитились... Приемщики подсчет ведут и сразу оплачивают труд. Я платил из фонда директора - было такое право на аварийную ситуацию платить щедрее... Буфет работал. Зарплату частично туда сразу несли, ели вкусно и много. Так что все заработали за два дня неплохо. И коллектив больницы, и учителя, повторю, были впереди, заводилами.

Сажусь я в полуглиссер, еду в Ярцево, докладываю: «Василий Евграфович, опасность миновала, лес в русле, идет в запонь. Весь приберем...».

Этот случай вошел в историю села и леспромхоза как праздник единства и вдохновенного труда! Начальник пароходства Иван Михаилович Назаров и капитан-наставник Лиханский тоже здорово мне помогли. Старик Лиханский потом обнял меня: «Ты, Саша, молодец! С тобой мы лес спасли». Молодцы были и капитаны - они нам дали столько такелажа, сколько потребовалось, хотя на тот момент такелаж был в дефиците. Тут Лиханский еще внес рацпредложение: «Давай сначала игарский (экспортный) лес отправим, потом норильский (для строительства комбината)». В Игарке весь пилевочник учитывался наиточнейше, сложно было сдать, туда я послал лучших десятников. Все получилось хорошо. А норильчане вообще не считали - ленту приведем, сколько кубов скажем, столько и запишут... В общем, навигацию мы закончили досрочно и благополучно.

Прейн шутил тогда: «Вот Кулаков как поправился - лучшим лекарством для него оказалась ликвидация аварии. А без него коллектив начал, было, сухари сушить...».

...Теперь я, Тамара, подведу черту. Вспоминать можно еще долго. Ибо все десятилетие жизни в селе живо в памяти. Нам было там хорошо. У нас там родились наши девочки. Люде было десять лет, когда мы поехали в Красноярск, Мариночке - два годика. Старшая село помнит, с одноклассницами из первого -второго класса встречается... Она - врач. Сейчас приняла от меня музей краевой больницы, продолжает сбор материалов о ветеранах... Марина - экономист. Александр Константинович в Красноярске работал заведующим отделом лесной промышленности крайкома КПСС. Получил в Москве второе высшее образование - ВПШ закончил, как я уже говорила. Защитил в Новосибирске диссертацию по теме «Лесосводка, лесоочистка». Затем десять лет работал директором института - СибНИИЛП. Был заведующим кафедрами экономики политехнического и технологического институтов. Так что своей специальности был верен всю жизнь. А я всю жизнь - в белом халате, неизменном атрибуте врача-спасителя. И всегда говорила и говорю: «Хорошо, что мы с Сашей в юности выбрали «хлебное место» - Ярцево». Время нашей жизни в селе, моей работы в больнице рядом с хирургом Румянцевым стало - уверена -апогеем ярцевской медицины.

Тамара Кулакова, ветеран труда, отличник здравоохранения. Красноярск, 2005

В оглавление