Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

Воспоминания Токаревой (Разуваевой) Алдоны Брониславовны о себе и своей семье


«Счастлив тот, кто может проследить
свою родословную, одного предка за другим,
и облечь седое время покровом юности»
И. Рихтер

Моего отца звали Моркунас Бронисловас – именно так записано в свидетельстве о его смерти, в отдельных документах его фамилия упоминается как Маркунас, а имя – Бронюс или Бронислав, на родине в Литве его называли Бронюс, а в ссылке в Сибири Бронислав, по национальности литовец. Родился он в местечке (ныне город) Ремигала (по-литовски звучит «Рамигала», иногда упоминается «Рамиголо») Паневежского района Литвы в семье Пятраса Моркунаса и Домицеле Ясюнайте (Моркунене). Для справки: у литовцев фамилия жены оканчивается на «-ене», поэтому она Моркунене, а незамужних девушек на «-айте», поэтому их дочери имели девичью фамилию Моркунайте. В семье было 4 детей, он был младшим. Мать была из семьи Ясюкас, у них было поместье. Ясюкас занимался не только хозяйством, он был образованным человеком и занимал должность государственного землемера. У них в поместье служил наёмник Пятрас, которого бабушка Домицеле полюбила и тайно с ним обвенчалась (он был старше её на 15 лет). Отец был против этого брака и не дал Домицеле никакого приданного. Молодая пара примерно в 1900 г. уехала в Америку на заработки. Где-то в 1902 г. они вернулись, купили дом в Ремигале и немного земли. Открыли маленькую чайную-магазин. Дом кирпичный, находится в хорошем состоянии и сейчас.


Моркунене Домицеле.
Фотография на памятнике, м.Ремигала

В 1910 г. бабушка Домицеле уже одна вновь уехала в Америку на заработки (в это время у неё было 2-е детей). Вернувшись, они купили второй дом рядом с первым. Как рассказывала Албинуте (это двоюродная сестра Бронюса) Домицеле была очень умной женщиной, плотного телосложения, а дед был небольшой, «мелкий». В семье было 4 детей: 2 старших сестры Моркунайте Паулина (1902 г.) и Зузана (1905 г.) и 2 сына Моркунас Отонас (1913 г.) и Бронюс (1915 г.). Сыновья родились уже после приезда бабушки из Америки. Мой отец Бронюс рассказывал, что мать с детства очень старалась, чтобы дети получили хорошее образование.

Сын Отонас окончил Каунасский университет Витаутаса Великого.

Сын Бронюс учился в Каунасской летной школе.

Умерла она от рака в 56 лет в 1936 г. В этом же 1936 г. овдовела её дочь Зузана. Говорят, что Зузана была очень красивой волевой женщиной, она очень рано вышла замуж, муж был старше её на 18 лет. Вдовой осталась в 31 год с тремя детьми и на похоронах супруга держалась очень мужественно. В 1939 г. вышла замуж во второй раз за местного немца и сразу уехала в Германию, она знала немецкий язык, проживала в г.Эссен и там же похоронена.

Сын Отонас в 1935-1938 гг. работал старшим помощником в Каунасе у нотариуса и одновременно учился в университете на юридическо-
экономическом факультете.


Моркунас Отонас до ареста в 1940 г.

В 1938 году он защитил дипломную работу на тему «Региональное деление Литвы» и в 1939 г. получил диплом об окончании университета.

Интересно, что сохранился подлинный диплом дяди и подлинная копия диплома, которые не так давно были привезены из Америки. Сам диплом хранится у моей сестры по отцу Бирути, копия – у меня. Сохранилась и автобиография дяди, написанная им при поступлении в университет.


Моркунас Бронюс до ареста в 1940 г.

В 1939 г. Отонас начал работать в Центральном банке в Каунасе (Каунас в то время был столицей Литвы). В конце 1939 г. он получил предложение занять должность управляющего банка г.Алитус. Брат Бронюс после школы закончил курсы электромехаников, а в 1935 г. поступил в летную школу. В связи с болезнью пришлось учение прекратить, по этой же причине его не взяли в армию.


Диплом Моркунаса Отонаса об окончании Каунасского университета Витаутаса Великого, 1939 г.

Но при аресте, по рассказам, они скрыли это и сказали, что они из семьи торговцев, Бронюс имеет 3 класса образования и работает в должности десятника на земляных работах в деревне Вилоколумпия, а Отонас – табельщик при земляных работах, боялись, что их расстреляют. Когда я об этой легенде не знала, я долго искала деревню Вилоколумпия и не только в Литве, но и в Латвии и Польше. Оказывается, она просто не существовала.

24 октября 1940 г. братья были арестованы, а 19.04.1941 осуждены Особым Совещанием при НКВД СССР по обвинению в нелегальном переходе границы в целях шпионажа по статье 56-6 УК РСФСР на 8 лет лишения свободы в исправительно-трудовом лагере. Оба на тот момент были не женаты. Наказание Бронюс отбывал в Воркутлаге (Коми АССР). Отонас отбывал наказание в Вятлаге. В Вятский исправительно-трудовой лагерь (Вятлаг) он прибыл 7 октября 1941 года из тюрьмы г.Горького. Находился в лагерях №№ 1, 9, 7 Вятлага. Умер 04.05.1942 г. в лазарете лагпункта № 7 Вятлага. Смерть последовала от авитаминозного колита. Место погребения – кладбище лагпункта № 7 Вятлага.

Бронюс, отсидев срок, был направлен на спецпоселение в с.Троицк Тасеевского района Красноярского края. По прибытии в Красноярск 24 ноября 1948 г. на него была заполнена анкета, где в разделе «словесный портрет» сказано: Рост средний (165-170 см.), фигура средняя, плечи опущенные, шея короткая, цвет волос черный, цвет глаз голубые, лицо прямоугольное, лоб низкий, брови дугообразные, нос малый, тонкий, рот малый, губы толстые, приподнятость верхней, подбородок скошенный, уши большие, овальные. При этом в направлении из Воркуты указано: волосы – русые, нос – нормальный, глаза – серые.

Взята расписка, что он предупрежден, что в случае побега из места поселения будет привлечен к уголовной ответственности и наказанию в виде 20 лет каторжных работ. Жил под постоянным надзором, один раз в месяц отмечался у коменданта, отлучаться за пределы населенного пункта не имел права. Жена коменданта Брюзгина Анна Кирилловна вспоминала, что когда я стала ходить, то отмечаться отец приходил со мной, держа меня за руку. В 1952 г., когда ему потребовалось лечение и нужно было ехать в поликлинику за 250 км., в больницу его сопровождал конвой.
Следует отметить, что село Троицк издавна было местом ссыльных каторжан. Основание поселения в 1640 г. связано с открытием в низовьях реки Усолки (раньше она называлась Малая Монза) соляных источников. В 1740 годы эта земля перешла Троицкому монастырю и была организована добыча соли путем выпаривания её из рассола в варницах, а в 1764 г. передана вместе с заводом в казну. К середине 1870 г. на заводе работало до 500 человек, большинство каторжан.

В годы Советской власти в период массовых репрессий в Троицк ссылалось много политических ссыльных: литовцы, латыши, белорусы, молдаване, немцы, эстонцы, русские. Климат был очень суровым, зимой температура длительное время была минус 45-50о, летом полчища комаров, мошек, паутов и прочего гнуса. Спасались от него дымом, разводили возле домов костры, так чтобы огня не было, а шел дым, а также мазались дёгтем, который сами варили, или надевали специальные сетки, которые назывались «накомарники». Сетки ткали из конского волоса. В деревне жили, в основном, натуральным хозяйством, мужчина должен был уметь всё: срубить дом, сшить чирки (это кожаные галоши), свалять валенки, охотиться и т.д. Ссыльные этого не умели, жить в таких условиях для них было очень трудно, к тому же они были без семьи. Работу им давали, в основном, по заготовке дров. Завод топили дровами, чтобы выпаривать соль, ежедневно вручную валили деревья, пилили дрова и возили их на санях на лошадях.


с.Троицк, десятидворка

А.И.Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ» упоминает о Тасеевском районе, селе Троицк и Троицком сользаводе. Однако приведенные им факты не совсем соответствуют действительности. В Троицке не было «землянок, с полом также земляным», не было «больных старух, измотанных лагерями», искажена технология производства соли и т.д.

Бронюс приехал на поселение в 1948 г. Рассказывают, что в Троицк привезли ссыльных в конце 1948 г. где-то в полночь. Тогда сопровождающие устроили такую стрельбу из автоматов ППШ, что разбудили всё село. Поселили их всех в клубе. Назавтра ребятишки собирали около клуба стреляные гильзы. Ссыльных, в основном это были 40-летние мужики, расселили по квартирам. В селе был комендант из НКВД Брюзгин Василий Степанович, который следил за порядком и осуществлял надзор за ссыльными. Моя мама была очень дружна с его женой Анной Кирилловной, а я в детстве играла с их детьми Светой и Сергеем. Затем они переехали в Канск, мама – в Омск, но они продолжали дружить до самой смерти.

В августе 2011 г., почти через 30 лет, мы встретились в г.Канске Красноярского края с Сергеем и Светой Брюзгиными, вспоминали детство, наших родителей, рассматривали старые фотографии. В памяти Сергея, а он старше нас со Светой на 6 лет, ему уже было тогда где-то 10-12 лет, ярко запечатлелись воспоминания от общения со ссыльными, которые были людьми образованными, талантливыми.

Ссыльный Аверьянов Сергей Сергеевич – заместитель министра путей сообщения создал оркестр народных инструментов: ссыльная Ядвига, работавшая воспитателем в детском саду, играла на мандолине; бывший репрессированный – главный бухгалтер сользавода Складнев И.А. играл на баяне; Матеус В.И., уроженка с.Троицк, работавшая тоже в детском саду, играла на балалайке и т.д.

Жила семья Бибиковых. Это хорошо известный старинный род в Москве. Он был художник и работал в школе. Писал копии картин. Картины были написаны на холсте тех же размеров, что и подлинники. В коридоре школы висела картина «Ленин читает «Правду». В классах висели картины «Ленин и Сталин в Горках», «Выступление Ленина на третьем съезде комсомола», «Ходоки у Ленина» и еще с десяток таких картин в коридорах, учительской, в кабинете директора. Этим он зарабатывал себе на жизнь. Жена у него была учитель немецкого языка. Он чем-то болел, болел серьезно. И летом 1955 года скончался. Жена ввела себе в вену воздух и тоже скончалась от разрыва сердца. Была и такая трагическая история. В тоже время по воспоминаниям бывшей репрессированной Сарры Кульневой, дружившей с ним и его женой, он был профессор-лингвист. Похоронили мужа и жену Бибиковых в один день и посадили рядом два дерева.

Как и многие другие ссыльные, Бронюс работал на заготовке дров. В Троицке он и познакомился со своей будущей женой, моей мамой Разуваевой Лидией Иннокентьевной. На момент знакомства отцу было 34 года, маме 23, она была активисткой, кандидатом в члены партии, работала счетоводом. По национальности – русская. Детство её было трудным – её родители – мать Разуваева Зинаида в девичестве Шнырева была дочерью псаломщика Троицкой заводской церкви Шнырева Саввы Порфирьевича. Впервые его подпись была проставлена в метрических книгах 13 октября 1885 г., последняя в 1919 г. Он был женат дважды, от первой жены Домники Трофимовны у него родилось 7 детей: 4 дочери и 3 сына. Причем дети рождались практически ежегодно: Елена (1888 г.р.), Михаил (1889 г.р.), Антонина (1891 г.р.), Александр (1892 г.р.), Валериан (1894 г.р.), Анна (1895 г.р.) и Зинаида (1896 г.р.). Видимо, Домника Трофимовна умерла, и его второй законной женой стала Буянова Пелагея Павловна. В браке с ней родилось ещё 7 детей (4 сына и 3 дочери): Мария (1900 г.р.), Феофан (1901 г.р.), Зиновия (1902 г.р.), Павел (1904 г.р.), Леонид (1907 г.р.), Мефодий (1909 г.р.), Нонна (1910 г.р.). После получения этих данных у меня возникли сомнения, кто же моя бабушка Зинаида или Зиновия. Зиновия – это старообрядческое имя и вряд ли маленького ребенка звали в семье Зиновия, скорее Зина, но две Зины в семье, как мне казалось, быть не может. Учитывая, что мой дед Иннокентий с 1900 г.р., предполагаю, что моей бабушкой является всё-таки Зиновия 1902 г.р. Допускаю, что Зинаида маленькой умерла и одну из дочерей, родившихся после этого во втором браке, назвали Зиновия. Отсюда нет ясности, кто является моей прабабушкой: Домника или Пелагея? В августе 2011 года мне удалось побывать в архиве и ЗАГСе Тасеевского района Красноярского края и установить, что мою бабушку крестили как Зиновию, родилась она 03.11.1902 г., мать Пелагея Павловна, воспреемниками (крестными) ее были священник Троицко-заводской церкви Николай Александрович Протопопов и дочь мещанина Евдокия Семеновна Иванова. В быту ее звали Зинаида, под этим именем и зарегистрировали ее смерть, умерла она 30.01.1935 года в возрасте 32 лет, что соответствует году рождения Зиновии (Зинаида была 1896 г.р.). Итак, было 14 детей, разница между первым и четырнадцатым ребенком 22 года, 7 дочек и 7 сыновей. Что касается имени Зинаида, то позднее оказалось, что раньше часто в больших семьях детей называли одинаковыми именами.


Шнырев Валериан Саввич, его жена Лидия Дмитриевна (Дубровина), их дети, 1930 год

Из всех детей имеется более полная информация о Валериане Саввиче, который окончил духовную семинарию в г.Красноярске. С 1916 г. по 1923 г. он служил псаломщиком в с.Кочергино Минусинского района Красноярского края, с 1923 г. по 1932 г. – священником в с.Тесь Минусинского района. На момент ареста проживал в г.Минусинске, служил священником в Троицкой церкви. Женат, семья из 8 человек (так в деле).


Церковь с.Кочергино

Арестован Шнырев В.С. 26.02.1933 г. как член контрреволюционно-монархической организации. Решением Особой тройки ПП ОГПУ Западно-Сибирского края от 10.06.1933 г. (протокол № 403) по ст.58-10, 58-11 УК РСФСР ему назначено наказание в виде лишения свободы сроком на 10 лет с отбыванием в исправительно-трудовых лагерях.

Для отбывания наказания направлен в Бамлаг ОГПУ (ст.Михайлово-Чесноковская Уссу-рийской железной дороги). Реабилитирован Шнырев В.С. прокуратурой Красноярского края 15.11.1989 г. В материалах о реабилитации имеются сведения о том, что у Шнырева В.С. имелись дочери Елена 1923 г.р., Пелагея 1931 г.р., сыновья Николай 1926 г.р., Константин.


1932 г. Похороны священника Евтюгина.
Священники (слева направо): Барков В.Н., Попов В.В., архиерей
Вологодский Д.М., Суховский П., Вологодский И., Шнырев В.С.

В документах по аресту значится, что семья его состояла из 8 человек, в данных служителей религиозного культа, подвергшихся необоснованным репрессиям в период 30-40-х и начала 50-х годов на территории Красноярского края значится семья в составе 9 человек. Мне удалось через архив ЗАГСа г.Минусинска отыскать данные помимо указанных 4 детей ещё двоих сыновей – Петра 1925 г.р., Михаила 1928 г.р. и из других источников самого старшего сына Александра. Следовательно, у Валериана Саввича было на момент ареста 7 детей. Причем арестовывался он 3 раза, последний раз в 1933 г. Он якобы входил в руководящий состав по организации восстания против Советской власти под руководством епископа Димитрия Вологодского. Основное обвинение, предъявленное владыке Димитрию, заключалось в том, что он и другие обвиняемые, проходившие по одному с ним делу, Борков В.Н., Суховский А.П., Забаровский Т.П., Шнырев В.С., якобы «по обоюдному сговору между собой в 1931 г. создали на территории бывшего Минусинского округа контрреволюционную повстанческую церковно-монархическую организацию, ставившую перед собой, как конечную цель, свержение советской власти, являлись идейными вдохновителями и практическими руководителями последней.


Валериан Саввич Шнырев и его жена Лидия Дмитриевна

Я долго искала информацию о детях Шнырева Валериана Саввича. Однажды в интернете наткнулась на автобиографию Черепнина Виктора Леонидовича – профессора Сибирского технологического университета в г.Красноярске, где он пишет: «Долгие годы моим другом и помощником был Шнырев Петр Валерьянович из Минусинска, куда я часто приезжал по делам, связанным с научно-исследовательской деятельностью. Это тот типичный представитель Сибирской земли, за счет которых уверенно стоит на своих ногах Россия и благодаря которым мы победили в Великой Отечественной войне. Он придерживался девиза: «Или грудь в крестах, или голова в кустах». От него я многому научился». Как выяснилось – это один из сыновей Валериана Саввича. А в январе 2011 г. нашлась его дочь Гольцова Ольга Петровна – моя троюродная сестра, которая проживает в Минусинске. Я написала письмо Ольге. Затем случайно на сайте Хакасского филиала Сибирьтелеком обнаружила в списке ветеранов, которым были установлены телефоны, причем это было давно, под № 1509 Шныреву Пелагею Валерьяновну – дочь Валериана Саввича. И вскоре получила от нее письмо, так как от своей племянницы Гольцовой Ольги она узнала о моем письме. Пелагея (Полина) Валерьяновна младшая и последняя оставшаяся в живых дочь Валериана Саввича. Ей в 2011 году исполнилось 80 лет, она тяжело больна, но очень бережно хранит традиции семьи. Из воспоминаний Полины Валерьяновны: «Валериан Саввич родился в 1894 г. в с.Заводское Енисейской губернии в семье священника. Лишился матери в раннем возрасте. Учился в духовной семинарии, по окончании которой служил в храмах Енисейской губернии.

В 1921 г. арестован красноярской ЧК. По освобождении в 1921 г. был направлен псаломщиком в Троицкую церковь в Минусинске.

По достоинству оценив способности Валериана Саввича, его перевели в Кочергинскую Свято-Вознесенскую церковь дьяконом и утвердили регентом хора. Талантливый от природы Валериан Саввич обладал и педагогическими способностями, он привлек в хор крестьян, в том числе молодежь. Хор под его руководством звучал завораживающе. Широко образованный, он прекрасно вел службу. Местные власти боялись влияния религии на массы и не имели возможности ничего ей противопоставить. Поэтому решено было просто уничтожить священнослужителей.

В одну из тёмных ночей их повезли в с.Восточное убивать без суда и следствия. В эту страшную ночь Валериан Саввич дал клятву стать священником, если останется в живых. Самосуд не состоялся – помешали неожиданные свидетели.

Валериан Саввич выполнил клятву, став священником, и тем самым обрёк себя на страдания. Новоявленного священника направили в Тесинскую церковь. Но такой влиятельный человек стал и там помехой местным властям. Начались преследования его семьи: однажды в жену стреляли через окно, запретили его старшим детям посещать местную школу, неоднократно арестовывали для допроса. Через третьих лиц его предупредили о расправе. По просьбе священника его перевели в Минусинск в Сретенскую кладбищенскую церковь. В период служения в Минусинске его дважды арестовывали в 1930 и в 1933 г. Чтобы не вызвать реакции у горожан 26 февраля 1933 года пришли двое мужчин в штатском, предложили пройти с ними до милиции. По городу шли как добрые знакомые. Таким образом, в один день, были арестованы все священники Минусинска. После неоднократных допросов во время содержания в Минусинской тюрьме создали дело. После вскрытия Енисея всех обвиняемых отправили в Красноярск на пароходе. Последний раз Валериан Саввич видел семью на пристани, попрощался взглядом с женой и детьми. Старшему сыну тогда было 14 лет, младшей дочери – всего 2 года.

10 июня 1933 года «тройка» при ОПП ОГПУ СССР по Западно-Сибирскому краю по статье обвинения 58-10, 58-11 УК РСФСР вынесла приговор 10 лет ИТЛ (групповое дело епископа Димитрия Вологодского и др.). Приговор лишал права переписки.

По дороге в ссылку ему удалось послать телеграмму, датированную 3 июня 1934 года: «Приветствую праздником Валериан Мой адрес Большевик Хабаровского края». В другой телеграмме из Большевика сообщалось, что Валериан Саввич умер 6 апреля 1942 года в больнице. Позднее, когда наступила навигация, пришло письмо от осуждённого Николая, который с В.С.Шнырёвым работал на лесоповале и которому Валериан Саввич поручил связаться с семьей, в случае если он не выживет.

Точное место погребения Валериана Саввича родным неизвестно. На их запрос в Сусуманский район Магаданской области пришёл короткий ответ, что умерших заключенных хоронили в зоне, кладбище поселка открыто в 1950 году. Надо, видимо, понимать так, что более ранние захоронения не сохранились.

В.С.Шнырев был женат на младшей дочери священника Троицкой церкви

Д.Н.Дубровина Лидии, учительнице начальных классов. В семье Валериана Саввича и Лидии Дмитриевны было семеро детей. Лидии Дмитриевне удалось одной вырастить и воспитать из них достойных людей. Старший сын Александр погиб, защищая Родину,

в августе 1941 года. Константин тоже воевал и закончил войну в Австрии, позднее работал директором школы в Абакане, Ростове-на-Дону. Елена стала заслуженным учителем Российской Федерации. На фронт совсем молодым ушёл и Петр. Был пулеметчиком на Белорусском фронте, имел ранения, награждён орденом Красной звезды. Работал после войны в Минусинском лесхозе и водителем «скорой помощи». Николаю воевать уже не довелось, он стал горным инженером и работал в Донбассе, имеет в соавторстве с другими специалистами горного дела много патентов на изобретения. Михаил, участник и инвалид локальных военных действий, рано умер.

Полина (Пелагея) – младшая дочь Шнырёвых тоже стала учительницей. Сейчас она переняла от недавно умершего брата Николая обязанность связующего звена и хранителя родственных уз многочисленных потомков Валериана Саввича: Шнырёвых, Гольцовых, Лукьяновых, Филисовых.

Все они унаследовали музыкальные и вокальные способности, трудолюбие, порядочность и доброжелательность своего отца, деда, прадеда.


Внучка Шнырева Саввы Порфирьевича Шнырева Полина Валерьяновна
и правнучка Алдона. Абакан 2011 г.

Шнырев Валериан Саввич причислен к Новомученикам и Исповедникам Русской Православной церкви ХХ века.


Митра, подаренная священнику Дубровину Д.Н

От себя хочу добавить, в голове не укладывается: отец, невинно осужденный, умирает в тюрьме, а трое его сыновей в это время воюют на фронте, не зная даже, жив ли он.


Из 11 правнуков Шнырева Саввы Порфирьевича на фото 4. От сына Валериана: Владимир, Ольга, Олег;
от дочери Зинаиды: Алдона.
Первая встреча 22 мая 2011 г., г.Минусинск, дом Ольги

В марте 2011 года я побывала в Абакане и Минусинске, где проживают Полина Валерьяновна и мои троюродные братья Олег, Владимир и сестра Ольга. Узнала очень много интересного об их семье, они бережно хранят историю своей семьи, сберегли множество интересных документов, старинных фото, реликвий. Среди них фисгармония, которой больше 100 лет, производства Германии, на которой играли в четыре руки Валериан Саввич и его тесть – священник Дубровин Дмитрий Николаевич, евангелие 1878 года издания, крест, который принесла из Иерусалима монахиня Ксения более 100 лет назад в дар священнику Дубровину, митра, подаренная ему золотопромышленником Иваницким в связи с крещением его в православие, иконы, старинный письменный прибор из мрамора и бронзы из 7 предметов.


Фисгармония

А в июле 2012 года в г.Москве состоялась встреча 4 правнуков Шнырева Саввы Порфирьевича на юбилее Виктора Шнырева.


г.Москва. Шнырев Виктор (г.Москва), Шнырев Сергей (г.Ростов), Журба Марина (Украина, г.Луганск),
Алдона (г.Омск), июль 2012 г.

Совместно с Полиной Валерьяновной мы составили древо потомков Шнырева Саввы Порфирьевича, а это на сегодня (что известно нам) около 100 человек.
Интересна история поиска сына Саввы Порфирьевича – Павла. Сначала я нашла в интернете Шнырева Николая Павловича, младшего лейтенанта, погибшего 23.01.1943 г. под Ленинградом. Интуитивно заинтересовалась его судьбой и нашла его воинские документы, в которых был указан его отец – Шнырев Павел Савельевич (с.Троицк). С помощью сотрудницы администрации Кировского района Ленинградской области Зеленцовой Елены удалось установить место захоронения Николая – п.Синявино-1, куда в послевоенное время были перенесены останки бойцов, похороненных в рабочем поселке 7, в т.ч. и его. На мемориальной доске увековечена фамилия Шнырева Н.П. Она же сообщила мне и имя его матери – Шнырева Клавдия Федоровна, проживала в поселке Раздольный, что подтвердилось также и воинскими документами. Поселок Раздольный теперь называется Раздолинск. Раздолинск был богат природными ископаемыми, там добывали золото и многие из окрестных деревень, в том числе из Троицка, уезжали туда на работу. И вдруг на сайте школы мне встречается список жителей поселка, ушедших на фронт и среди них Шныревы Павел Савельевич и Николай, Валентин и Константин Павловичи. Павел Савельевич 1904 г.р. – это брат моей бабушки, а Николай 1922 г.р., Валентин 1924 г.р., Константин – его дети и мои двоюродные дяди. Как оказалось, на фронт они ушли четверо. В 1943 г. Павел Савельевич и его сын Николай были убиты, сын Валентин пропал без вести. О Константине информации не имею. Потерять мужа и двух сыновей в один год – трудно представить, что довелось пережить Клавдии Федоровне.

Имеются сведения о Нонне, самом младшем ребенке псаломщика Шнырева Саввы Порфирьевича. Это была статная высокая девушка, работала на метеостанции.

Моя бабушка Зинаида (Зиновия) была учительница, без согласия родителей она вышла замуж за мельника Разуваева Иннокентия.


Разуваев Иннокентий,
справа Разуваева (Шнырева) Зинаида,
слева её сестра Нонна,
дети: Лидия 8 лет, Виталий 4 года, Владимир 2 года.
Снимок 16.10.1934 г

Родители не простили ей этого и с ней и её семьёй не общались. Зинаида родила 3-х детей: в 1926 г. Лидию, в 1930 г. Виталия, в 1932 г. Владимира, и в 1935 г. умерла от туберкулеза (по рассказам наелась после бани холодной клюквы, простыла и вскоре умерла), оставив после себя троих детей.
Старшей Лидии было 9 лет, младшему Владимиру – 3 года.

Для меня было большой неожиданностью, что я смогла найти эти сведения. В этом мне очень помогли работники общего отдела администрации Тасеевского района Красноярского края и конкретно Бушкова Татьяна Федоровна.

Я долго пыталась найти информацию о нашей церкви, ее фотографии. Оказывается, у нас была не просто церковь, а был Троицко-заводский приход, куда входило несколько церквей. Делопроизводитель Красноярского Епархиального управления Максим Золотухин в сентябре 2010 г. любезно предоставил
мне описание прихода, скопированное из репринтного воспроизведения издания 1916 года «Краткое описание приходов Енисейской епархии» (Красноярск КО РФК ХТО «Краевед» 1995 год). Удалось разыскать и фотографии нашей Троицкой церкви.

Одну из них в 2010 г. мне показала учительница Троицкой средней школы Михеева Вера Антоновна. Она живет в доме, построенном на том месте, где когда-то была церковь, и это обстоятельство побуждало её интерес к церкви, которую когда-то разрушили (я в детстве помню смутно останки фундамента церкви).


Церковь с.Троицк

Вторая фотография сохранилась в альбоме одноклассницы и подруги моей мамы Кузнецовой Зои, который после её смерти остался у её дочери Нины. Это каменный храм Свято-Троицкий, снесенный в 1930 г. Церковь находилась на высоком месте, на улице Большой, внизу протекал ручей, который назывался Церковным. Это хорошо видно на фотографии. Церковь была сложена из белого кирпича местного производства, после того, как ее снесли, многие жители сложили из него печи. Иконы рубили, использовали как простые доски в хозяйстве, а более набожные люди прятали у себя в погребах и т.д. У моей подруги Слезак Нины Константиновны в Троицке сохранилась одна из икон, на ней написан Николай Чудотворец.

В 12 км от Троицка была деревня Култук, в ХVIII столетии в водном источнике деревни была явлена икона святителя Николая Мирлийского. В первый воскресный день после «вешнего Николы» (весеннего празднования святителю Николаю Чудотворцу) при большом стечении богомольцев совершался Крестный ход от Троицко-Заводского прихода к деревне Култук. В течение седмицы икона пребывала в деревенской часовне, а далее возвращалась в главный храм села Троицк. На протяжении всего Крестного хода на засеянных нивах и полях совершались молебствования с водоосвящением. В 30-х годах прошлого столетия большинство храмов в Тасеевском районе были разрушены, не миновала эта участь и часовню святителя Николая. Но невозможно было истребить память и почитание этого святого места – сюда на протяжении многих лет, несмотря на бездорожье, продолжали приходить паломники со всего Красноярского края, дабы просить молитвенного заступничества святителя Николая. В августе 2010 года был возведен Поклонный крест на месте явления иконы святителя Николая Чудотворца.

Как выяснилось позднее, мой прадед Шнырев Савва Порфирьевич был не только псаломщиком Троицкой церкви, он одновременно работал на метеостанции, дом, где проживала его семья, находился напротив церкви, там же была и метеостанция, он не прекращал работу даже во времена Октябрьской революции. Когда была установлена Советская власть, ему была объявлена благодарность и выплачена зарплата. Я нашла показания очевидцев падения Тунгусского метеорита, среди них наблюдения зав.метеостанцией Шнырева С.П. от 11 июля 1908 г., опубликованные в метеорологическом вестнике за 1908 год стр.157, где так были описаны эти наблюдения: «В ночь на 16 июня землетрясение в Троицке никем не замечено. 17.07., вторник 7 час. 5 мин., на северо-востоке был слышен звук, как бы от выстрела из большой пушки, сопровождавшийся грохотом и шумом – эхом, в продолжении приблизительно 10 минут. Повреждений никаких не было. По собранным мною сведениям звук этот одновременно был слышен во всем Канском уезде… По моему мнению, вышеуказанные явления землетрясением назвать нельзя по той причине, что в 1905 г. было наблюдаемо два землетрясения, но звука от них не было. 11/24 февраля 1905 г. был подобный шум в С…ской (неразборчиво, Северо-Енисейской?) губ., но он объяснялся падением камня с неба».

Метеостанция просуществовала 90 лет, а в 1987 г. была переведена из Троицка в районный центр Тасеево.

Кстати, в Троицке в 1832 г. находился ссыльный декабрист Фаленберг Петр Иванович, его именем названа одна из улиц. Он увлекался наукой, в своем дворе установил флюгер, дождемер, барометр.

В поисках сведений о Шныреве Савве (Савелии) Порфирьевиче я направила запрос в Красноярский Гидрометцентр и Тасеевскую метеостанцию. Но из Красноярска получила отказ, по причине того, что в соответствии с Федеральным законом от 27.01.2006 года «О защите персональных данных» данные работника не сообщаются другим лицам ?! (это о человеке ориентировочно 1865 года рождения), а из Тасеева ответа я не получила совсем. Но я не обижаюсь, никто не обязан выполнять мои просьбы, хотя занимаясь этой работой и получая ответы на свои многочисленные просьбы, видно к какому человеку попадают письма, очень многие с душой откликаются на такие просьбы, и я всегда, хотя бы письмом, благодарю их. Через несколько месяцев, когда информации о Шныревых у меня значительно прибавилось, я снова направила запрос, но уже в Гидрометцентр в г.Москву. Он был перенаправлен в Красноярск, и вдруг мне звонок и спрашивают Разуваеву Алю (??!!) и представляются – Абросимова Тамара. Оказывается, моя односельчанка Тамара, на 1 год старше меня, с которой мы хорошо знакомы, работает в Красноярском гидромете и именно ей поручили подготовить ответ на мое письмо. Прочитав его, где фигурирует наше село и смутно припоминаемое имя Алдона, она зашла в интернет и, получив из омской газеты «Коммерческие вести» информацию обо мне, позвонила. Фантастика!!! Спустя пару дней мне на электронную почту пришло 20 страниц, где были описание метеостанции, таблицы метеорологических наблюдений, заполненные собственноручно моим прадедом Шныревым С.П. и его дочерью, моей двоюродной бабушкой, Нонной, акты инспекции станции и т.д. Из них я узнала, что сначала мой прадед занимался наблюдением за природой как любитель. В 1899 году в Троицке была открыта дождемерная станция любителем П.Журавским, ее описание сохранилось, а в 1902 году открылась метеостанция. Первое упоминание Шнырева С.П. как зав.метеостанцией есть 11.07.1908 при описании им наблюдений при падении метеорита, который позже назвали Тунгусским, а работал на станции он с момента ее открытия, т.е. с 1902 г.

В летописи Николаевской главной физической обсерватории за 1908 г., издаваемой членом Императорской Академии и Директором этой обсерватории М.Рыкачевым указано, что Шнырев С.П. является корреспондентом обсерватории и ведет наблюдения в с.Троицкое в Енисейской губернии. Оказывается, это была достаточно распространенная практика, когда наблюдателями являлись священники. Более 25 лет занимался Савва Порфирьевич этой работой.
Когда я получила бумаги, написанные рукой прадеда, то пришла в неудомение (так произносила слово «недоумение» моя маленькая внучка Настя), т.к. почерк моего прадеда Саввы Порфирьевича, моей мамы Лидии Иннокентьевны и моей внучки Екатерины идентичен.
№ 1 № 2 № 3


1914 г. 
1. Запись сделана моим прадедом Шныревым Саввой Порфирьевичем 1866 г.р. в 1914 г.


1955 г.
2. Запись сделана моей мамой Разуваевой Лидией Иннокентьевной 1926 г.р. в 1955 г.


2011 г.
3. Запись сделана моей внучкой Токаревой Екатериной Олеговной 1999 г.р. в мае 2011 г.

В акте инспекции станции в с.Троицкое с 18.07 по 27.07.1935 г. отмечено, что священник Шнырев С.П. в 1928 г. умер и с апреля 1928 г. зав.метеостанцией является его дочь Шнырева Нонна Савельевна. В акте инспекции значится, что Нонна с 1913 г.р., но по данным метрической книги она с 1910 г, т.е. на тот момент ей было 18 лет.

Из акта инспекции. Общее образование 4 группы, спец.подготовки по метеорологии не имеет. В профсоюзе не состоит, беспартийная. С момента организации станции станция ни разу не инспектировалась. Станция имела 1 комнату в доме, где живет заведующая, часы были ходики, которые сверялись по солнцу, оборудование было очень примитивное. Инспектор установил очень много нарушений, оказал практическую помощь. Из акта инспекции. Характеристика завед. станцией т.Шныревой. По результатам инспекции и полученным мною сведениям от сельсовета, парторга и предзавкома соляного завода т.Шнырева исполнительная аккуратная работница. Бывшие недостатки в ее работе явились следствием отсутствия обучения в прошлом, особенно со стороны ВостСиб. Кр. Упр. по её заявлению на все ее вопросы получала очень мало разъяснений. Кроме того, т.Шнырева по своей инициативе выписывает литературу по метеорологии, по техминимуму прорабатывала основы метеорологии – считаю необходимым допустить её на курсы по повышению квалификации наблюдателем, т.к. проработавши 7 лет наблюдателем является в метеослужбе человеком не случайным и заинтересована в повышении своих знаний и улучшения работы станции. Во время инспекции очень внимательно отнеслась к разбору ее ошибок, нового Руководства и сразу стала устранять в работе. Данными метеостанции пользуется соляной завод, с которым установлена тесная связь. Парторг и завком завода интересуются работой станции. Станция со стороны сельсовета пользуется авторитетом.

Однако, уже в конце 1935 года по документам значится другая заведующая метеостанцией. Я долго искала информацию о дальнейшей судьбе Нонны и вдруг получаю письмо следующего содержания:

«Алдона Брониславовна, здравствуйте!
Есть повод, можно начинать танцевать – я нашла личное дело Нонны Савельевны, честно говоря, это было очень непросто…

Ваша родственница в Енисейске на метеостанции не работала (имеется трудовая книжка), это были различные станции Енисейского и др. районов, место работы менялось почти ежегодно, с чем это связано трудно сказать… После Троицкого (с 1928) были М.Красноярск опытное поле (1935), Базаиха (1936), Ачинск (1936), Дзержинск (1937), Большая Мурта (1938), Подкаменная Тунгуска (1939), Игарка (1946), Верхний Кужебар (1948). Исключена из списков управления с 19 февраля 1950 года в связи со смертью.

Честно говоря, радостно за Вас, не каждый может похвастаться личным досье своего предка, в числе избранных – работники гидрометслужбы…

С уважением, Татьяна Жукова».

Я привела эту информацию полностью как пример того, что совершенно посторонние люди подключаются к этой работе, искренне радуются, когда могут чем-то помочь, и начинают интересоваться своими родовыми корнями. Что касается Верхнего Кужебара, это село совсем недалеко от Минусинска, где осталась после ареста в 1933 г. семья брата Нонны Валериана, который, кстати, был крестным отцом Нонны. Странно, что они не встретились. По рассказам она умерла от туберкулеза, моя мама Лидия поехала на похороны, но опоздала к моменту захоронения.

Из личного дела Нонны выяснилось, что после инспекции станции ее сразу же направили на трехмесячные курсы для переподготовки. Образование у нее было начальное – 4 класса, затем она окончила еще 5-6 классы заочной школы для взрослых. После курсов она осталась в Красноярске и работала на метеостанции аэропорта, затем работала на севере Красноярского края на разных метеостанциях. Перед войной она вышла замуж, в 1942 г. за опоздание на работу была осуждена на 3 месяца принудительных работ по месту основной работы. Муж воевал, детей не было, в 1948 г. они разошлись. К тому времени у нее уже была вторая группа инвалидности и ее перевели в Верхний Кужебар, где она и умерла в 1950 г. Предполагаю, что от туберкулеза. Нонна награждена медалями «За доблестный труд 1941-1945 гг.», «За победу над Германией» и значком «Отличник Гидрометеослужбы СССР». Ее трудовой стаж в метеослужбе 22 года, а вместе с отцом – около 50 лет. Интересно то, что после смерти отца в 1928 г. она продолжила его работу, отправляла донесения, а оформили ее на должность после инспекции станции, трудовую книжку завели в 1935 г., а дату приема на работу в ней указали 1928 год. В ее личном деле год рождения указан 1913. Очень странно, но почему-то в метрических книгах Троицко-Заводской церкви запись о крещении Нонны исполнена в январе 1910 г. и точно такая же в январе 1913 г., идентичны даты, место рождения, родители, воспреемники. Объяснения этому я не нашла. В ее автобиографии указано, что ее брат Александр Савельевич умер в 1938 г. Я нашла внучку Александра Савельевича – Наталью Тварадзе. Проживает она в с.Мотыгино Красноярского края.

Выяснилось, что он был дорожным мастером, у него было 2 сына Михаил и Николай и дочь Вера (мать Натальи). Умер он в с.Дзержинское Красноярского края, сестра Нонна жила в это время у них, хоронили его с оркестром. Сыновья воевали, старший Михаил был кадровым военным, прошел всю войну, Николай погиб под Орлом. Сохранилось письмо однополчан, присланное в 1942 г. Лидии Яковлевне после гибели сына. В 1965 г. его мать Шнырева Лидия Яковлевна ездила на его могилу.


Слева Шнырев Александр Савельевич

Таким образом, из 14 детей Шнырева я смогла найти информацию о четверых: Валериане, Павле, Зинаиде (Зиновии) и Нонне. А их отец Савва Порфирьевич - он же Савелий Порфирьевич, и дети его носят отчество кто Саввич, кто Савельевич.


Внуки Шнырева Александра Савича:
Людмила, Владимир, Наталья

В 2012 г. в архиве Красноярского края мне удалось разыскать формулярный список псаломщика Троицкой Успенской церкви Шнырева Саввы Порфирьевича за 1915 год. Из него следует, что Савва Порфирьевич из мещан, родился 12.01.1866 в г.Канске Красноярского края, окончил Канское городское училище, после чего в 1885 г. в возрасте 19 лет был назначен псаломщиком в Троицко-Заводскую церковь с.Троицк Тасеевского района этого края. В 1915 г. у него было в живых 5 детей из 14: Александр и Валериан от первого брака, Зиновия (Зинаида) – моя бабушка, Павел и Нонна от второго брака. Жена Пелагея Павловна 1871 года рождения (моя прабабушка) из семьи диакона Уринской церкви, позднее священника Шеломовской Петро-Павловской церкви Буянова Павла и его жены Феоктисты Филимоновны. Валериан и Павел учились в Духовной семинарии в г.Красноярске, Александр находился на военной службе, Зиновия училась в епархиальном училище. Жалованье у Саввы Порфирьевича тогда было 150 рублей, кроме того квартирные 30 рублей, за отопление и освещение 26 рублей и за требоисправление 87 рублей 52 копейки за год.

В 1897 г. проходила первая и единственная перепись населения царской России, Савва Порфирьевич был переписчиком, за что был награжден медалью «За труды по первой всеобщей переписи населения 1897 г.». Кроме того, в 1913 г. он был награжден медалью в память 300-летия дома Романовых. Ему было разрешено носить скуфью (головной убор) при совершении требы на открытом воздухе. Но было и наказание, в 1910 г. за вымогательство 50 копеек при бракосочетании он был подвергнут месячному послушанию в красноярском мужском Свято-Успенском монастыре. В 1915 г. священником Николаем Мышалкиным был направлен рапорт Его Преосвященству Никону Енисейскому и Красноярскому о возбуждении ходатайства перед Священным Синодом о снятии со Шнырева С.П. наказания как исправившегося. Рапорт Священным Синодом был удовлетворен.

Отца Саввы Порфирьевича звали Шнырев Порфирий Егорович. Об этом я узнала из документов Канского суда, где в 1859 г. был иск о разделе имущества, а в последующем о продаже дома. В архивах сохранился также документ о рассмотрении иска о взыскании по заемному письму канским купцом Иоселе Каминером с крестьянина Уринской области Шнырева Егора 153 рублей.

После смерти Домники Трофимовны в 1899 году Савва Порфирьевич сочетался вторым браком с впервые вступавшей в брак девицей Буяновой Пелагеей Павловной, дочерью священника. В браке с первой женой Домникой Трофимовной у него было рождено 7 детей, известно, что из них на момент венчания с Пелагеей Павловной 2 были живы, по другим информации нет. Александру было 7 лет, Валериану - 5. Бракосочетание состоялось в с.Шеломковское соседнего с Тасеевским Дзержинского района (ранее Рождественского, Христорождественского) Красноярского края в Петро-Павловской церкви, где служил священником отец невесты Павел Трофимович Буянов. Так как священники не имеют права венчать своих детей, таинство совершил уволенный заштатный священник Иоанн Смиренский. Пелагее было 28 лет, Савве 33 года. Павел Трофимович Буянов умер в январе 1906 г. На похоронах священника Буянова Павла Трофимовича в январе 1906 года присутствовали местный благочинный священник Антоний Самойлов, священники Троицко-Заводской церкви Порфирий Фелонин, Курайской церкви Иоанн Орловский, псаломщик Троицко-заводской церкви, его зять (мой прадед) Шнырев Савва Порфирьевич. Погребен он в ограде Петро-Павловской церкви села Шеломковское Дзержинского района Красноярского края. Запись в метрической книге об отпевании исполнена рукой Саввы Порфирьевича. Церковь эта также была разрушена в 30-х годах. В архивных документах Красноярского ГАКК сохранились ходатайство о рукоположении псаломщика Буянова П.Т. в диаконы в 1877 г., а также прошение в епархию его жены Буяновой Феоктисты Филимоновны в 1906 г. о назначении пенсии семье за мужа после его смерти.

У Павла Трофимовича Буянова было 3 детей:
- дочь Пелагея 1871 г.р. – муж псаломщик Троицко-Заводской церкви с.Троицкое Тасеевского района Шнырев Савва Порфирьевич – это моя прабабушка;
- сын Василий Павлович 1854 г.р., псаломщик Христо-Рождественской церкви с.Рождественское ныне с.Дзержинское;
- сын Матвей Павлович, псаломщик Уринской Троицкой церкви с.Больше-Уринское Каннского уезда.
Внуки:
- от сына Василия – Никандр (Никонор) 1890 г.р. – священник Всехсвятской церкви в г.Красноярске;
- от сына Матвея – Борис; от дочери Пелагеи – Павел, в 1917 г. учились в духовной семинарии.

В архиве сохранилось прошение жены усопшего на 58 году жизни псаломщика Василия Павловича Буянова Капитолины Лукиной (Буяновой), написанное в связи с ее безграмотностью Шныревым С.В., о назначении семье пенсии. Расчет в соответствии с законом о пенсиях и единовременных пособиях священнослужителям и псаломщикам Епархиального ведомства 1902 года был таков: жалованье у псаломщика было 100 руб. в год, пенсия ему была бы назначена по дожитии пенсионного возраста 2/3 – это 66 руб. 66 коп., а пенсия по случаю его смерти семье составляет половину его пенсии, т.е. 33 руб. 33 коп. в год. Выплата производилась из Казначейства уездного города Канска.

В марте 2013 года я вновь побывала в архиве Красноярского края и посмотрела имеющиеся там документы по Красноярской духовной семинарии. В семинарии были приготовительный класс и 4 класса, принимали туда детей священнослужителей в раннем возрасте, где-то с 10-13 лет, предметы были разные, в том числе греческий язык, церковное пение и т.д. Выяснилось, что в семинарии в разное время училось много Шныревых и Буяновых. Причем Шнырев Валериан Саввич и его двоюродный брат Буянов Никанор Васильевич учились в одно и тоже время (1907-1909 годы), Шнырев Павел Саввич со своими двоюродными братьями Борисом Матвеевичем и Михаилом учились тоже одновременно, но чуть позже (1913-1917 годы), а Павел и Михаил даже в одном классе. В феврале 1917 года Павла, Бориса и Михаила отпустили на 2 недели на каникулы, удалось ли им закончить семинарию и служить в церкви – неизвестно.

В архивных документах упоминаются также священнослужители Буяновы Михаил и Антоний. Предполагаю, что это родственники, но родственные связи на данный момент не установлены.

Свидетелем при венчании Пелагеи и Саввы со стороны невесты был ее брат псаломщик Христорождественской церкви Буянов Василий Павлович. Интересна история сына Василия Павловича – Никонора.

Буянов Никонор Васильевич родился в 1890 г. в с.Шалаевское Канского округа в семье псаломщика. В 1911 г. по настоянию отца окончил Красноярскую духовную семинарию и был направлен священником в с.Тинское Каннского уезда. Женился на Антонине Александровне Родэ, работавшей учительницей в соседнем селе. В 1916 г. его перевели в Красноярск и назначили заведующим школой, которая находилась в духовном ведении. В ней он проработал до установления советской власти, потом какое-то время был экономом духовной семинарии, регентом церковного хора, священником Всехсвятской церкви. Жил с семьей на церковном подворье. Служба в церкви была как бы долгом, а душой Никонор Васильевич всегда тянулся к музыке, и когда умер отец, он оставил церковь и поступил в Народную консерваторию, где обучался игре на скрипке и виолончели. В эти же годы он со священником Благодатовым организовал кустарную артель по производству свечей. В 1930 г. его судили за якобы незаконное повышение цен на свечи. В тюрьме провел 1,5 месяца, оправдан. Окончив консерваторию, Буянов В.П. сначала работал в оркестре цирка, а затем с 1934 г. играл на виолончели в симфоническом оркестре городского театра под управлением А.Л.Марксона. Семья Буяновых вообще была музыкальной. Жена его Антонина Александровна пела в хорах оперы, оперетты, в хоре радиокомитета, в церковных хорах. Когда открылся пединститут, стала работать в его библиотеке. Дети – три сына также получили музыкальное образование. Вадим и Николай закончили Красноярский музтехникум по классу скрипки и Ленинградскую консерваторию. Вадим умер молодым от тифа. Николай, 1913 г.р., судя по отзывам, был очень талантливым скрипачом, концертмейстером, работал в симфонических оркестрах Красноярска, Ленинграда, Новосибирска. Младший Евгений, 1917 г.р., учился в музтехникуме, стал, как и отец, виолончелистом. Во время войны был мобилизован в армию, воевал, попал в плен. 15.03.1943 осужден военным трибуналом войсковой части, дальнейшая судьба неизвестна. 01.11.1937 Буянов был арестован органами НКВД как член повстанческо-контрреволюционной организации церковников. Приговорен к 10 годам МТЛ, 14.01.1938 отправлен в Норильлаг. До 1940 г. писал письма, потом молчание… В симфоническом оркестре городского театра, руководимом А.Л.Марксоном, кроме Н.В.Буянова в феврале 1938 г. были арестованы и расстреляны еще 9 человек из оркестра во главе с его руководителем.


Симфонический оркестр А.Л.Марксона,
слева с виолончелью Буянов Никонор Васильевич

Буянов Никонор Васильевич причислен к Новомученникам и Исповедникам Русской Православной церкви XX века. Пелагея Павловна Шнырева (Буянова) умерла в 1924 г. Исходя из записей в метрических книгах и других архивных материалов Шныревы, Буяновы и Роде были близко и давно знакомы и в разное время совместно проживали в г.Канске, селах Уринское и Троицк Енисейской губернии.

В поисках сведений о Разуваевых и Шныревых я просмотрела метрические книги Троицкой церкви о рождении за 1812-1911 годы, о бракосочетании за 1876-1919 годы. Примечательно, что при венчании до 1918 года в записях о бракосочетании указывалось сословие жениха и невесты, но с 1918 года указывалось просто гр. (видимо гражданин, гражданка). Крестными часто были братья и сестры новорожденных, а свидетелями при бракосочетании тоже часто были ближайшие родственники: братья, дяди. Так, воспреемниками (крестными) Нонны при крещении были брат Валериан и сестра Зинаида, им тогда было соответственно 16 и 14 лет. У Леонида крестным был Михаил, ему тогда было 18 лет.

Что касается истории семьи Разуваевых. Это мои предки по линии моего деда, то начинается она с моего прапрапрапрадедушки Разуваева Порфирия, это примерно 1790 год. В метрической книге Троицко-заводского прихода я нашла запись о венчании моего прадеда сына крестьянина с.Троицкое Разуваева Ильи Порфирьевича с девицей, поселенческой дочерью из д.Глинное Козловской Серафимой Матвеевной. Венчание состоялось 12.01.1887 г., им обоим было по 23 года, т.е. они с 1864 года. Поженихи (свидетели жениха): крестьянин с.Троицкое Павел Кондратьевич Зотов, двоюродный брат жениха, и отставной унтер-офицер Елисей Иванович Разуваев. Поневести (свидетели невесты): крестьянин д.Глинной Кирилл Егорович Вахрушев и крестьянин с.Тасеевское Николай Андреевич Колпаков. Запись в книге сделана исправляющим должность, псаломщиком Шныревым Саввой Порфирьевичем – моим прадедом, отцом моей бабушки Зинаиды. У моего прадеда Ильи Порфирьевича были братья Алексей и Михаил, сестра Анна, которая в 1888 г. была обвенчана с Суровым Кириллом Георгиевичем. Самое старое фото из семьи Разуваевых это фото Алексея Порфирьевича, примерно 1890 г. В 1896 г. Алексей Порфирьевич был обвенчан с Першиной Лидией Стефановной. Жили они зажиточно, имели большой двор, крепкое хозяйство. У них родилось 3 дочери, но в живых осталась одна Вера, и сын Константин. Однажды под рождество Алексей на лошади приехал домой, жена, будучи беременной, отворила ему ворота, но сама не успела отойти, и лошадь протащила ее по воротам. Неродившийся ребенок погиб, а вскоре умерла и Лида – весной полоскала белье на речке и простудилась. Вере тогда было 7 лет, Константину – 5 лет. В семье жила работница по хозяйству, она родила от Алексея двоих сыновей. Все сыновья погибли в ВОВ.


Разуваев Алексей Порфирьевич


Разуваев Сергей Алексеевич


Разуваев Иннокентий Алексеевич - слева


Разуваев Константин Алексеевич с женой Агафьей

У Анны Порфирьевны Суровой (Разуваевой) удалось найти 2 сыновей: Ивана и Александра Кирилловичей. Оба они были в 1930-х годах репрессированы. У Ивана Кирилловича на момент ареста было 6 детей и ожидалось рождение 7-го.

У двоюродного брата Ильи Порфирьевича отставного унтер-офицера Разуваева Елисея Ивановича было 7 детей: 3 сына Гавриил, Владимир, Данила и 4 дочери Надежда, Федосья, Анна, Екатерина. Сыновья были малограмотные, крестьяне-середняки, в 1937 году Гавриила и Владимира в один день 12 мая арестовали и 11 июля приговорили к высшей мере наказания. Расстреляли их 20.08.1938 г. в г.Канске, а 22.09.1956 г. реабилитировали. По воспоминаниям односельчан Гавриил отличался жестким характером. Дочери Елисея Ивановича Анна и Екатерина вышли замуж за непотомственных сибиряков, оказавшихся когда-то в Сибири, имевших нетипичные для Сибири фамилии: Мацуль и Кильтер. Впоследствии мужья и их братья были репрессированы. Василий Павлович Кильтер был расстрелян, а Павлу Мацулю было определено 10 лет. Репрессирована и расстреляна была и дочь Анны Елисеевны и Павла Илларионовича Мацуль Ольга Павловна в возрасте 40 лет. Ольга Павловна имела высшее образование, член ВКП(б), работала ответственным секретарем Иркутского горкома МОПРа. Были репрессированы и 3 брата Павла Илларионовича: Александр, Владимир и Николай, в живых остался только Николай. Все они в последующем были реабилитированы.

У Павла Илларионовича и Анны Елисеевны Мацуль было 16 детей, сыновья Александр и Мартемьян погибли в Великой Отечественной войне. Внук Мацуль Алексей Николаевич уже в 23 года заслужил первый свой Орден Красной Звезды, прошел через всю войну от рядового до капитана и закончил её в Берлине. Еще до войны он начал учиться в строительном техникуме, после войны продолжил учебу, окончил Новосибирский строительный институт. Заслуженный строитель России, Почетный гражданин г.Иркутска. Он являлся председателем фонда по проектированию и строительству памятника Г.К.Жукову в г.Иркутске, внес большой вклад в решение градостроительных и социальных проблем, развитие базы стройиндустрии и строительного комплекса Иркутской области и Монголии. Монгольский народ оценил заслуги Алексея Николаевича Мацуля самой высокой наградой страны – Орденом Полярной Звезды.

У Екатерины и Василия Петровича Кильтера было 14 детей. Мне удалось найти из потомков Кильтер внучку Екатерины и Василия – Куракину Лилию Кирилловну, она проживает во Владивостоке и хорошо помнит свою бабушку. С ее слов бабушка Катя была очень доброй, спокойной, беззащитной и очень трудолюбивой. Хорошо готовила. Была очень аккуратной, любила красиво одеться, хотя это по тем временам было непросто. Иногда шила или как она говорила «справляла» себе новое платье. Любила читать. Детей, а их осталось 8, она поднимала одна, так как мужа ее в 1937 году расстреляли, семью выгнали из дома, а все нажитое конфисковали. Сыновья: Владимир погиб, а Иван пропал без вести в ВОВ, она его ждала до последнего дня. В военные годы, когда отношение ко всему немецкому было очень отрицательное, бабушка, опасаясь за семью, стала вместо фамилии Кильтер писать Кильтерова, возможно где-то живут сейчас ее потомки с фамилией уже не Кильтер, а Кильтеровы. Умерла она в Кемерово, случайно отравилась бытовым газом, забыв выключить чайник на ночь.

Именно от Елисея Ивановича нашлось очень много потомков Разуваевых. Следует отметить, что у мужей Надежды Елисеевны – Корнеева Корнилы Алексеевич и Федосьи Елисеевны – Разумова Алексея Ипполитовича - это был второй брак. Мужья дочерей были с непростой судьбой. Так, муж Федосьи Разумов Алексей Ипполитович был сыном каторжанина Ипполита Алексеевича, который был из семьи иконописцев, проживавшей под Москвой, сослан на каторгу на сользавод за какие-то нарушения при написании икон. Это было примерно в 1840 годах. Я очень хорошо знала семью Разумовых, это уже внуки Федосьи и Алексея. Среди них моя одноклассница и подруга Женя, дочь Разумова Алексея Алексеевича. У них было 11 детей, примечательно, что все дети очень хорошо учились в школе, были очень музыкальны, а мужчины все хорошо рисовали.

Семья Разуваева Владимира Елисеевича


1 ряд. Жена Владимира Елисеевича – Екатерина Петровна, сын Леонид Владими-рович, его жена Татьяна и его сын Владимир
2 ряд. Дочь Владимира Елисеевича Анна, жена второго сына Геннадия – Надежда, внучка от дочери Раисы – Октябрина, примерно 1956 г.


Разуваев Владимир Елисеевич и его семья


Дети Владимира Елисеевича: Анна, Иннокентий, Александра,  примерно 1938 г


Дочь Владимира Елисеевича Раиса, ее дети Владимир и Тамара, примерно 1940 г.

Дети Федосьи Елисеевны по мужу Разумовой


Разумова по мужу Иванова Мария Алексеевна, 1953 г.


Разумова по мужу Плотникова Надежда Алексеевна


Разумов Алексей Алексеевич,
примерно 1980 г.

Надежда Елисеевна вышла замуж за Корнеева Корнилу Алексеевича, родила 4 сыновей: Михаила, Ивана и двух Василиев (старшего и младшего), и дочь, которая умерла в младенческом возрасте. Оба Василия погибли в Великой Отечественной войне. У Василия-старшего осталась дочь Валентина, но ее удочерил отчим и отчество у нее Ивановна. По воспоминаниям односельчан Надежда Елисеевна могла лечить детей и охотно помогала всем, кто к ней обращался. С дочерью Михаила Екатериной мы дружили в детстве, общаемся и сейчас. И только в 2012 году узнали, что мы родственники, а конкретно наши прадеды были родными братьями, а мы пятиюродные сестры.


Разуваева (Корнеева) Надежда Елисеевна с внучкой Валей

В настоящее время установлены родственные связи с потомками 5 детей Елисея Ивановича из 7. Интересно, что в процессе поисков выяснилось, что очень многие не знают не только своих предков, но не знают даже своих двоюродных братьев и сестер, не поддерживают с ними родственных отношений. Поскольку я располагаю на сегодня большой информацией о нашей родословной, то считаю своим долгом довести ее до всех потомков.


Сыновья Разуваевой (Корнеевой) Надежды Елисеевны Василий-старший
и Василий-младший. Погибли в Великую Отечественную войну

Моя Бабушка Серафима Матвеевна Козловская (по мужу Разуваева) была из семьи переселенцев, в семье было 4 сестры и один брат – Михаил. Жили они очень бедно и замуж дочерей выдавали не раздумывая, лишь бы кто посватался. Серафима и 2 ее сестры вышли замуж в соседнее село Троицк. Сестер, которые вышли замуж в Троицк звали Акулина Матвеевна Кудрявцева, Аксинья (Ксения) Матвеевна Ермилова, фамилии мужей. Сестра Матрена Матвеевна Козлова (Козловская) проживала в Глинном. В 2011 году мне удалось разыскать внучку Акулины Матвеевны Кудрявцевой – Евдокию Николаевну Кудрявцеву, которой 87 лет, проживает она в г.Красноярске. Она и моя мама – троюродные сестры. Из её воспоминаний: Акулина Матвеевна овдовела в 29 лет, муж погиб в результате несчастного случая на сользаводе, у нее осталось 5 сыновей и 1 дочь. Акулина всю жизнь проработала на заводе, полоскала в реке кули из-под соли. У Аксиньи было 7 детей: 5 дочерей и 2 сына.


Козловская (по мужу Кудрявцева) Акулина Матвеевна с невесткой Татьяной и внуками, 1938 г.

Но почему-то их семью стали звать не Ермиловы, а Кадошниковы, вроде какое-то прозвище. Следует отметить, что когда в XVII веке строился сользавод и формировалось поселение, по Указу царя направлялось до 500 человек каторжан, а конвоировали их казаки с Дона, которым выделялась в вечное пользование земля. Чуть позже приехали их семьи. Каторжане строили завод, вырубали лес и корчевали земли для казаков. Так вот Разуваевы (это мои прапрапра…деды) и Ермиловы (муж Аксиньи) были из казаков, а Кудрявцевы (муж Акулины) из каторжан. Казаки стали заниматься земледелием. Когда пришла Советская власть и стали формироваться колхозы, у казаков земли отобрали. Моя прабабушка Серафима Матвеевна Разуваева (мужа у нее уже не было) с детьми вошла в колхоз, а казаки стали вредить колхозу, начались аресты. В селе до сих пор вспоминают историю, что в семье Ермиловых невестка, жена сына Ивана, была за колхозы, и Иван по требованию отца убил её, хотя и любил. Это раскрыли, был открытый суд, Ивана осудили, а в селе сложили песню об этой трагической истории. Отца Ивана Ермилова Филиппа Яковлевича 1875 г.р. из крестьян-кулаков, неграмотного, беспартийного, в 1937 г. арестовали, а в 1989 реабилитировали. Семью выслали в село Мотыгино Красноярского края.

Что касается предков Козловских, то Евдокия Николаевна предполагает, что они из беглых каторжан. Каторжане, которые строили завод и поселение Троицк - это где-то 1630-1640 гг. – часто убегали, но так как дорог не было, шли они по берегам рек и, как правило, в конце концов, оставались на жительство возле рек, т.к. добраться до родных мест было нереально. д.Глинное расположена у двух рек: Усолка и Глинная. Так образовалась д.Глинная. По её воспоминаниям люди в этой деревне были «красивые, умные, способные, чистюли». В основном все носили фамилию Козловские или Вахрушевы. Сейчас этой деревни не существует.

Прабабушка Серафима со своим мужем Ильёй жили плохо, он пил, бил её, и она в отчаянии, будучи беременной, после очередных издевательств отрубила ему сонному голову. Её с тремя детьми посадили в тюрьму, там она родила дочь Зою. В тюрьме к ней относились лояльно. Она обшивала тюремное начальство, лечила народными средствами. В тюрьме она пробыла недолго. Вскоре с детьми вернулась в Троицк. Несмотря на столь тяжкий грех, который она совершила, односельчане относились к ней с большим уважением. У прабабушки Серафимы Матвеевны было 4 сына и 3 дочери, в метрических книгах есть запись о их крещении. Но информация имеется о трех сыновьях и одной дочери.

Старший сын Порфирий погиб на Первой мировой войне. Судя по форме на фотографии Порфирий Ильич служил в 1910-1913 годах в 32 Сибирском стрелковом полку, который входил в 8 Сибирскую дивизию и был расквартирован в г.Канске Красноярского края. Разуваев Порфирий Ильич в 1907 г. был обвенчан с Воробьёвой Еленой Васильевной. Ему было 19 лет, невесте 17. У них родилось 5 детей. Елена осталась вдовой, когда ей не было ещё и 30 лет. Она вторично вышла замуж за Кириллова Иона Давыдовича и родила сына Николая. По детям от Порфирия Разуваева имеется информация о двух: Иване, который пропал без вести в 1942 году, и Порфирии (Павле) Порфирьевиче, который вернулся с войны живым и проживал в Раздолинске, у него дочь от первого брака и 3 детей от второго. Связь с его детьми установлена.

Сын Иван пропал в 1918 г., в то время, когда в Тасеевской республике бесчинствовали белочехи. Сын Иннокентий 1900 г.р. – это мой дед – пропал без вести в Великую Отечественную войну, дочь Зоя 1904 г.р., у неё 3 дочери: Антонина, Александра и Фаина, умерла она в 1976 г.


В центре Разуваева (Козловская) Серафима Матвеевна, справа сын Иннокентий,
невестка Зинаида, внучка Лидия, слева дочь Зоя, зять Василий, внучка Антонина,
с.Троицк, 1926 год


Слева Разуваев Порфирий Ильич – старший сын Серафимы Матвеевны


Слева – Разуваев Иван Ильич
– второй сын Серафимы Матвеевны


Разуваева Серафима Матвеевна,
сын Иннокентий, дочь Зоя, ориентировочно 1912 год

Когда бабушка осталась без мужа с 4 детьми, жить было трудно, и она работала летом в хозяйстве брата Михаила в деревне Глинной. У Михаила детей не было, он занимался хлебопашеством, держал скот, за работу давал ей продукты. Бабушка была очень трудолюбивая. Зимой она шила, в основном шубы из овчины, дохи из собачьих шкур, т.к. за пошив шуб платили больше, чем за платья, стежила оделяла, фуфайки. Часто заказчики были из с.Раздольное, там мыли золото и зачастую они рассчитывались золотым песком. Золотоискатели покупали в Троицке картофель, овощи и тоже рассчитывались золотом. Кроме того, бабушка принимала роды, ткала половики, зимой в избе устанавливали кросна – так назывался станок для ткачества. Вскоре они купили лошадь, и жить стало легче. Но Первая мировая война и гражданская война унесли 2 старших сыновей. На квартире у бабушки жил фельдшер, он ухаживал за Зоей, и бабушке хотелось, чтобы Зоя вышла за него замуж. Но Зоя выбрала местного парня Трушкова Василия Федоровича и вышла замуж за него. Василий был красный партизан, отличившийся в боях с Колчаком, после чего он был назначен директором леспромхоза, часто его переводили с места на место, материально они были очень хорошо обеспечены. Иннокентий тоже присмотрел себе невесту – дочь псаломщика Шнырева Зинаиду. Бабушка очень не хотела идти сватать Зинаиду, т.к. у Иннокентия было 4 класса образования, а Зинаида учительница, и кроме того бабушка все-таки совершила смертный грех – убийство и предполагала, что отец невесты не будет рад выбору дочери. Так и случилось: когда пришли сваты, Шнырев Савва Порфирьевич ушел из дома. Но Зинаида вопреки воле отца вышла замуж за Иннокентия. Когда женился сын Иннокентий, бабушка переехала жить к дочери и вместе с ними переезжала с места на место. У молодых родилось 3 детей, но вскоре Зинаида умерла. Но почему-то место её смерти указано д.Сутяга, которая находилась недалеко от Троицка, хотя родилась, проживала и похоронена она в с.Троицк. Бабушка Серафима переехала к сыну. Зоя ежемесячно посылала им и матери мужа по 10 руб. на проживание, тогда это была большая подмога. Большую помощь оказывала Нонна – сестра Зинаиды, одно время она даже жила у них.

После смерти моей бабушки Зинаиды (Зиновии) Иннокентий женился во второй раз на очень молодой девушке Алексеенко Матрене Спиридоновне, ей тогда было где- то 22 года.

По рассказам мамы, когда отец остался вдовцом, он стал подыскивать себе жену, но бабушка Серафима всех «кандидаток» отсеивала: то грязнуля, то характером скверная, то ещё что-нибудь. В 8 км от Троицка по дороге в Тасеево находится мельничный ручей, на котором стояла мельница, где работал мельником мой дед Иннокентий. Туда свозили на помол зерно из окрестных деревень, в том числе из деревни Данилки. И он заприметил совсем молодую скромную девушку, её звали Алексеенко Матрена Спиридоновна 1914 г.р. (она была младше его на 14 лет), которую и привез женой в Троицк. Мама рассказывала, что перед тем как приехать новой невестке бабушка накрыла стол, выставила все, что было вкусное, посадила детей и сказала: «Ешьте досыта, неизвестно, как вам придется дальше жить». Отец (дети звали его «тятя») привез жену и сказал детям, что приехала их мама. Моя мама, так как была старше, молчала, а братья закричали: «Это не мама, это тетка!». И так они стали мачеху звать: «тета». Но та была человеком добрым и детей не обижала. Бабушка Серафима приняла и жалела молодую сноху, в 1937 г. у них родился сын Михаил. Моя мама Лидия с детства была заводилой, её подруги и одноклассники рассказывали, что авторитет её был среди них непререкаем. Однажды они, будучи ещё небольшими, пошли в лес по ягоды и заблудились. Началась паника, слёзы. Мама скомандовала всем снять одежду, вывернуть наизнанку и надеть. Так и сделали, дорога нашлась. Оказывается, есть такое поверье.
В реке и в ручьях было много рыбы. Мой дед – мельник часто приносил улов домой, и мама вспоминала, что порой, чтобы было меньше чистить, часть рыбы отпускала в воду.

Когда началась Великая Отечественная война, Иннокентия призвали на фронт. Существует единственная его фотография в годы войны, на обороте которой есть запись: «18.04.1941г., г.Омск». Видимо, там формировалась дивизия для отправки на фронт. Такое фото сохранилось у жены его сына Виталия в очень ветхом состоянии и у его двоюродной сестры Антонины. Сейчас они хранятся у меня.

Семья осталась в таком составе: прабабушка (мать Иннокентия) Серафима, мачеха, моя мама Лидия 15 лет, брат Виталий 11 лет, брат Владимир 9 лет и сводный брат Михаил 4 года. Жить было очень трудно. Прабабушка уже сильно болела, мачеха уезжала на работу в другое село, там был небольшой колхоз.


Разуваев Иннокентий, 18.04.1942г., г.Омск


Разуваевы: Лидия, Владимир, Виктор, Михаил. Военные годы


Разуваева Лида

Мама пошла работать на сользавод пекарем с оплатой 3 рубля за центнер выпеченного хлеба, затем её взяли учеником счетовода, а затем назначили ответственным счетоводом расчетного стола с окладом 360 рублей в месяц. А все мальчишки были предоставлены сами себе. Средний брат Владимир был очень хулиганистым, и однажды они с мальчишками в военные годы сожгли зарод сена, тогда это было жуткое преступление. Их увезли в район к военкому или в милицию. Мама рассказывала, тот спрашивает: где мать? – умерла, где отец? – пропал без вести. Заматерился и отпустил. Вот так они выросли без отца, без матери. А у дяди Володи навсегда осталась обида, что он никому не был нужен. Братья не дружили, порой годами не общались друг с другом, иногда, уже будучи взрослыми, отношения выясняли кулаками.


Разуваева Лидия – счетовод,
Складнев Илларион Ананьевич – бухгалтер,
военные годы

Мама вспоминала, что в войну всё село пахло черемшой. Заготавливали её впрок (слава богу, что соль была) и всю зиму ели с картошкой.

В конце 1941 г. в Троицк привезли много семей немцев, высланных с Поволжья, человек 40. Настроены они были воинственно, огороды не сажали, откровенно ждали, что в скором будущем Германия завоюет Советский Союз, и они уедут из Сибири. Отношение к ним со стороны местного населения было очень негативное. В Троицк в это время шли похоронки, пропал без вести в 1942 г. и сын бабушки Иннокентий. Бабушка уже была парализована, перед смертью она наказала, чтобы немцев на похоронах не было. Умерла она в 1943 г. На гроб доски снимали с крыши, а на поминках была одна картошка.
История Великой Отечественной войны – это не только история государства, это история каждой семьи. В нашей семье по неполным данным ушли на фронт 28 человек, из них 23 человека из рода Разуваевых, 5 – Шныревых. Погибло на фронтах ВОВ 11 человек, пропало без вести 11. И только 6 вернулись живыми. В возрасте 18-22 г. ушло на фронт 12 человек, живыми вернулись 2. Из села Троицк на фронт ушло 205 человек, из них 116 погибло, из 5 Разуваевых, ушедших на фронт, никто не вернулся.

В октябре 2011 г. я побывала в Иркутске, где проживают дочери Зои Ильиничны: Антонина, Александра и Фаина (мои двоюродные тети), их дети и внуки. У трех сестер было 12 детей, причем 10 мальчиков. Все они росли возле бабушки Зои, которая жила у старшей дочери Антонины. До сих пор удивляюсь, как бабушка с ними справлялась.


Сестры Трушковы: Фаина, Александра, Антонина,
1930-е годы


Мои двоюродные тети: Трушковы Фаина, Александра, Антонина. 2011 год, г.Иркутск

Старшей Антонине Васильевне 86 лет, всю жизнь она проработала в школе, преподавала немецкий язык, была очень искусная мастерица: вышивала (выбивала) узоры. Платья, пошитые и украшенные ею, были просто произведением искусства. Именно она рассказала мне подробности, что она помнила из жизни бабушки Серафимы.


Троюродные:
сестры Владимирова Вера, Разуваева Аля,
брат Владимиров Виктор.
Озеро Байкал, с.Листвянка, 2011 год

Несмотря на то, что они давно уехали из Троицка, они часто туда приезжали, постоянно держали связь, помогали материально. Зоя и Иннокентий были очень дружны, она его называла Кеня. Тетя Тоня вспоминала, что бабушка очень любила цветы, дома у неё у окна стоял огромный обильно цветущий олеандр, летом, когда открывали окна, цветки свешивались за подоконник. Помнит, что когда родилась у Зои младшая дочь Фаина, т.к. отец был коммунист, то ее не крестили, и бабушка по линии отца отказалась взять ее на руки, сказав, что некрещеный ребенок – это не человек, а кусок мяса. Тогда бабушка Серафима тайком совершила обряд крещения, читала молитвы. Об этом узнали и Василия Федоровича чуть не исключили из партии. Тетя Тоня сделала мне бесценный подарок – семейные фотографии моей прабабушки Серафимы Матвеевны, которым уже 100 лет. Через 3 месяца после нашей встречи, в феврале 2012 г. тети Тони не стало.


Моркунас Бронюс 37 лет, Разуваева Лидия 26 лет,
Алдона (Аля) 2 года. Машуковка, 1952 г

Как я уже упоминала, мои родители Моркунас Бронисловас и Разуваева Лидия познакомились в 1948 году.

И Бронюс, и Лидия, не смотря на то, что им пришлось много пережить, были очень веселыми, жизнерадостными, любили шутки, танцы. В конце концов у них образовалась семья, хотя отношения не были оформлены.

Но Советская власть не могла допустить таких отношений между кандидатом в члены партии и ссыльным политическим. Маму не один раз вызывали на бюро Райкома, в районный центр Тасеево за 30 км. от Троицка. Она ходила туда пешком, а Бронюс встречал и провожал её. На одном из бюро ей сказали: «Не думаешь о себе, подумай о будущем ребенке. Как он будет жить с клеймом отца – врага народа!».

И действительно, когда в 1978 г. меня назначали на должность заместителя управляющего в Советское отделение Госбанка г.Омска, мне по должности для работы с секретными документами требовался допуск КГБ, и «компетентные» органы длительное время проверяли мою биографию, задавали множество вопросов об отце, на которые ответить я не могла. Именно тогда мама мне и рассказала о словах в отношении будущего ребенка, сказанных на бюро райкома. Допуск мне, в конце концов, дали, но я на всю жизнь запомнила это унижение и никогда в советские времена даже не пыталась поехать за границу. Эти анкеты и проверки приводили меня в ужас. В те времена мои друзья не раз меня спрашивали, зачем во всех анкетах я пишу данные об отце, ведь я с ним не живу, а в свидетельстве о рождении в графе «Отец» стоит прочерк, не указывая его в те времена мне было бы проще. Но я принципиально этого не делала, у меня есть отец и я всегда его любила.

В документах архивного фонда «Тасеевский райком ВКП(б)» значится: Протоколом заседания бюро Тасеевского райкома ВКП(б) от 11 мая 1949 г. Разуваеву Лидию Иннокентьевну, 1926 года рождения, русскую, служащую, образование 7 классов неполной средней школы, счетовода в конторе Троицкого сользавода, кандидата в члены ВКП(б), исключить из рядов ВКП(б) за грубейшую политическую ошибку (вышла замуж за ссыльного литовца, который был осужден в 1941 году и выслан в с.Троицк Тасеевского района в 1949 г.).

11 мая 1949 г. маму исключили из членов ВКП(б), а уже 12 июня 1949 г. приказом по сользаводу за запущенность в учете Разуваеву Лидию Иннокентьевну с работы сняли и перевели на физическую работу. Летом создавались бригады из числа рабочих завода для заготовки кормов (на заводе было много лошадей для перевозки дров и т.д.). Сохранился приказ по сользаводу от 02.08.1949 г. № 111, где Маркунас Брониславу за саботаж в сеноуборке объявить строгий выговор. Интересно, что в этот же день по сользаводу вышел еще один приказ за номером уже 112, где написано, что Маркунас Б.П. с целью обмана заводоуправления брал жену Разуваеву на работу в лесосек, а работу записывал на себя, и приказано в крайнем случае сопротивления с его стороны оформить дело и передать прокурору на предмет привлечения к уголовной ответственности.

Во время работы на заводе маму не раз поощряли за хорошую работу, всегда включали в состав комиссии по подготовке и сдаче годового отчета, она не раз выезжала совместно с главным бухгалтером Складневым И.А. в Красноярск в Крайпищепром сдавать годовой отчет, в 1948 г. её назначили заведующей пунктом по обмену облигаций по государственному займу. Но из-за отца обстановка вокруг них накалялась. Так как отец имел специальность электрика, в августе 1949 г. он обратился в Красноярск с просьбой разрешить ему переехать в Енисейск, заявление написано маминой рукой, его неоднократно рассматривали, но перевод так и не состоялся. Отец к физическому труду был неприспособлен и порой пытался увильнуть от тяжелой работы. Владимир Васильевич Попов, с которым отец пилил елтыши (круглые дрова длиной 1-1,5 метра), рассказывал мне, что он вечно что-то придумывал, чтобы отвертеться от работы. В это время он уже восстановил связь с сестрой, оставшейся в Литве, и та посылала ему посылки.

Через год родилась я, брак они не зарегистрировали, в моём свидетельстве о рождении стоит прочерк. Так мама решила, что пусть её дочь лучше будет безотцовщина, чем дочь врага народа. Родилась я не в Троицке, а в Машуковке этого же района, отцу разрешили туда выехать, так как там был барак, где можно было жить. Машуковка находилась в 70 км от Троицка на реке Тасеева. Там из политических ссыльных в то время жили белорусский писатель Борис Микулич (там он и похоронен), режиссёр Александр Матвеев, балерина Ада Бормотова, толстовец В.В.Янов. Среди них было много талантливых людей, они создали театр, оркестр.


Первая фотография.
Але 6 месяцев. Машуковка, 1951 г.

Там я и родилась среди ссыльных и клопов. Мама рассказывала, что клопов было столько, что она заворачивала меня в белую простынь, что бы их было видно, и просто сметала. Больницы в деревне не было, роды принимала бабушка-повитуха, при этом она ещё и пила.

Отец, тоскуя по родине, назвал меня старинным литовским именем Алдона, уменьшительное Алдутя, что означает «сладкая». Но это «заморское» имя не прижилось в сибирском селе, и меня все, включая родителей, звали Аля, а за боевой командирский характер дома звали «Фурцева» в честь тогдашнего министра культуры Екатерины Фурцевой. В институте сокурсники посчитали, что Аля - это чересчур по-детски и стали звать – Алла. А вот когда я получила диплом об окончании института и приехала на работу в Омск, меня в первый же день назвали Алдона да ещё и Брониславовна. Я долго не могла привыкнуть к этому имени. Родственники и очень близкие друзья до сих пор не называют меня Алдона, для них я по-прежнему Аля, Алла, а для одноклассников просто Алька. Но имя Алдона, считаю, очень сильно сказалось на моей судьбе, причем положительно. Оно всегда вызывало большой интерес ко мне – откуда, что и как? И оно, можно откровенно сказать, ко многому меня обязывало.

Родители прожили в Машуковке около 3-х лет, затем вернулись в Троицк. Жизнь понемногу стала налаживаться, родители построили дом, отец работал уже электриком, мама – бухгалтером. К ссыльным в селе уже привыкли и относились нормально. Завели хозяйство, корову, поросенка, птицу и т.д. Помню, была перепись скота, а тогда были ограничения, сколько и чего можно было держать. Переписчик пришел к нам, переписывает скот, отец перечисляет, что у нас есть, и сознательно не указывает свинью, я внимательно слушаю, а когда уже все записано, с гордостью за то, какая я умная, кричу: «Папа, ты поросенка забыл написать».

Помню, что корову нашу звали Верба. Помню, как сбивали масло в маслобойке, часто это делали дети. Сбивать его долго, нудно и трудно, но никуда не денешься – надо. Вообще с малых лет мы трудились: порядок в избе, огород, ягоды, грибы – это за нами, с малых лет ходили на покос, косили, гребли и т.д.
Отцу, конечно, очень хотелось побывать на Родине, и в 1955 г. сестра присылает ему фиктивную телеграмму, заверенную врачом, о тяжелой болезни матери, в то время как мать умерла в 1936 г. Отец подает прошение отпустить его съездить на Родину, но ему отказывают.
В селе был уклад жизни один на всех, весной пахали огороды, сажали картофель и прочие овощи, в начале июля вязали веники в баню, летом косили сено, пололи огород, ходили по ягоды, осенью копали картофель, стирали половики, белили в избе, солили грибы, капусту. Зимой мужчины шли на охоту, женщины вели дом, ухаживали за скотом, кое-кто ткал половики, вязали носки и варежки, рвали старьё (т.е. старые вещи рвали на ленты, сшивали их, сматывали в клубок, чтобы потом ткать из них половики). По субботам топили бани, зимой эта процедура требовала много времени, что бы баня была натоплена жарко, парились, а после бани пили чай из самовара. Сахар у нас был кусковой, куски были большие, по крепости они не уступали камню. Кусок брали в ладонь и большим ножом, тупой стороной кололи на мелкие кусочки, а потом пили с ними чай из блюдечка вприкуску. Места у нас таежные, мужчины охотились на соболя, сохатых (лосей). Мой дядя, мамин младший брат Михаил, был профессиональным охотником, соболя он бил в глаз, позже, когда я поступила в институт, он подарил мне шкурку соболя на воротник, стоила тогда одна шкурка 15 руб. Он был большой умелец, много что умел делать своими руками. Очень красивыми и удобными были изготовленные им туески из бересты разных размеров, в которых хранились яйца, соль, мука, лук и т.д. Жаль, что они не сохранились. В детстве я не помню, чтобы у нас были сложности с питанием. Много было мяса – сохатины. Делали фарш, лепили пельмени, котлеты и выносили на мороз, потом варили. Когда жарили котлеты, то гарнир не готовили. Это было не принято. Котлеты так котлеты. Топили в русской печке молоко, сметану, стряпали пироги. Все было очень вкусное. Была и своя «жвачка», собирали серу с деревьев, варили, делали кубики, а потом жевали. В селе было несколько магазинов, один из них был книжный, что было не очень свойственно для села, а еще был скобяной магазин, где продавались гвозди, молотки, лопаты, вилы и т.д. Дети без всякого присмотра бегали по дворам, иногда с разрешения взрослых ночевали друг у друга – это было естественно.


Отчий дом.
Разуваева Лидия Иннокентьевна,
Разуваева Аля.
1958 г

Хорошо помню свой отчий дом, рубленный из ошкуренных бревен, сложенных на мох. Позже бревна внутри стали белить известью. Окна были небольшие, на зиму, чтобы было теплее, вставляли вторые рамы, щели затыкали тряпками, чтобы не дуло. Стекла от морозов замерзали, покрывались толстым слоем льда, когда топили печки, он подтаивал и стекал в бутылки, которые подвязывали к подоконникам. Вместо занавесок на окнах были газеты, края которых были фигурно вырезаны. От солнца газета желтела, и ее периодически меняли. Затем вместо газеты появились занавески из марли, ее подсинивали и крахмалили. Позже уже появились занавески из белого ситца, на которых местные мастерицы «выбивали» узор. Занавески называли «задергушки». Пол был некрашеный, его натирали веником - голиком песком, чтобы он был приятного желтого цвета. Кровати у нас были вначале деревянные, шили матрасовки, их набивали соломой и так спали. Только что набитые они нещадно кололись, затем солома измельчалась и превращалась в труху и её заменяли новой. Потом появились железные кровати с простой металлической сеткой, а позже уже с панцирной сеткой. Когда родители не видели, мы прыгали на ней как на батуте до потолка, она растягивалась, провисала, и спать на ней было настоящее мучение. Перед кроватью висел жуткий ковер с намалёванными оленями, эти ковры какие-то странные люди развозили и продавали в деревнях. А над моей кроватью висело яркое, очень красивое китайское большое полотенце с бабочками и цветами. Висело почти 10 лет, и, просыпаясь, я всегда улыбалась этим ярким краскам. Китайские товары тогда очень ценились.

Важным местом в доме была кухня, которую называли «куть», стол застеленный клеенкой, за которым ели, шили, учили уроки и делали массу других дел. Поскольку писали ручкой с пером, которую макали в чернильницу, клеенка была всегда залита чернилами, которые не оттирались. Под клеенку на столешницу клали разные квитанции, письма и деньги, которых было очень-очень мало. В основном были русские печи, иногда в них встраивали чугунные печки (чугунки), которые быстро нагревали избы. На них кипятили чай, грели утюг, иногда мы резали ломтиками картошку и жарили прямо на ней, казалось очень вкусно. Позже появились плиты с духовкой. Я понять не могу, как мы втроем с подружками умещались на плите, чтобы было теплее, и играли в карты. Карты – это была любимая наша игра, я и сейчас иногда с удовольствием играю в «дурака», и в нашей семье считаюсь «асом» в этом деле. Духовка была многофункциональной, через нее быстрее нагревалось помещение, в ней оставляли приготовленную пищу, чтобы она дольше оставалась теплой, в ней сушили валенки и любили греться кошки. Не раз мы забывали вынуть валенки, когда затапливали печку, и они подгорали до дыр. Мама не раз плакала по этому поводу, так как валенок лишних не было, а, следовательно, в школу несколько дней, пока не подошьют, ходить было не в чем. Да и на валенки ставили заплаты, так как подгорали они, как правило, в самых видных местах. Кошки иногда тоже подгорали, так как порой духовки мы закрывали, не доглядев, вместе с ними, но они так орали, что мы бегом открывали духовку, они выскакивали и неслись как ошпаренные. Печки топились сосновыми дровами, а в лютые морозы березовыми. В каждом доме на печке сохли несколько ровных, без сучков, поленьев, из которых большим ножом щипали лучину, которая служила растопкой. Часто в избах зимовали и куры, а если случалось родиться зимой теленку, то и он какое-то время жил в избе. Дом, полуразрушенный, сохранился до сих пор.

Помню запахи детства: после побелки, когда стряпали, вязали веники, солили капусту. Дома в деревне не замыкались, чтобы было понятно, что хозяев нет дома, в щеколду втыкали прутик.

Помню, как проводили свет в нашем селе, выкопали ямы под столбы, пошел дождь, лил несколько дней, ямы наполнились водой и в одну из них я упала.
Друг отца Гечас Леонас Антано, тоже ссыльный литовец, купил фотоаппарат и очень увлекся фотографией, учился фотографировать, в основном, на мне. У нас было много фотографий, где я то без головы, то без руки и т.д. Он жил один, его жена Пране и сын Винцос были сосланы в Томскую область. Позже они воссоединились, и я не раз у них бывала в Паневежисе. К сожалению, отец увез альбом с фотографиями в Литву, а там были фото из семьи маминых родителей, о чем она долго сожалела, и он, в конце концов, был утерян.

Напротив нас жил литовец Круглис, он был одинок, пытался свой быт как-то облагородить. Он очень любил детей, и я на правах дочери друга водила своих пятилетних подруг к нему в гости, на экскурсии. Они и сейчас это вспоминают. Особенно нас поражал его уличный туалет, там было сиденье и крышка, что для тогдашней деревни было в диковинку.

А другой друг (ссыльный) Винцюнас Леонардос Домо, бывший капеллан, работал на Литовской киностудии оператором, я тоже не раз бывала у него в семье и на студии. Видела, как в Вильнюсе снимались эпизоды фильма «Транссибирский экспресс», связанные «с заграницей».

Родители жили между собой хорошо, открыто, к нам всегда ходили гости: и ссыльные, и местные жители. Отец был очень красив, обаятелен, остроумен, при всей бедности той жизни умел и любил наряжаться, всегда был душой компании, очень любил свою маленькую дочь, т.е. меня, покупал мне подарки, чаще всего это были бусы, иногда на фотографиях я стою босиком, но с бусами. Мама тоже была ему под стать. Я ходила в детские ясли, садик (интересно, что нас одевали в форму, ткань которой была в полоску, как у арестантов), однажды заболела там гепатитом, и отец несколько месяцев выхаживал меня.


Детские ясли,
1 ряд, 3-я справа с куклой Разуваева Аля.
Ориентировочно 1953 г., с.Троицк


Детский сад,
2 ряд сверху, 2-я справа Разуваева Аля.
Ориентировочно 1956 г., с.Троицк

Любил сажать меня на раму велосипеда и катать по деревне. Это были очень счастливые годы нашей семьи. Игрушек, как таковых, у нас не было. Мамы шили нам куклы. Играли в косточки, которые оставались после варки холодца. Совсем маленьким детям делали «погремушки»: высушивали, а потом надували бычий мочевой пузырь и туда насыпали сушеный горох. Чуть постарше у всех девочек были домики, которые мы называли почему-то «клетки» и в которых мы имитировали дом со всеми атрибутами: половички, кусочки битой посуды (стеклышки), которые мы собирали, самошитые куклы. Делали бусы, нанизывая на нитку семена лесных цветов, которые назывались Марьины коренья, это вид пионов как я теперь знаю. Они были очень твердые, бордового цвета и долго служили нам украшением.

5 марта 1953 года умер И.В.Сталин. Мама вспоминала, что по этому поводу в клубе был митинг, и нужно было стоять, она держала меня на руках (мне было 2,5 года), т.к. я спала, и боялась сесть.

На основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 10 марта 1956 года объявленного приказом Генерального Прокурора, МВД и КГБ при СМ СССР № 35сс/0066/00124 от 19 марта 1956 года Моркунас Б.П. из ссылки на поселение освобожден 15 апреля 1956 года, в связи с чем личное учетное дело сдано в архив 1 Спецотдела УМВД Красноярского края. 15 апреля 1956 г. отцу была вручена справка об освобождении из ссылки на поселение, и он выбирает место жительства Литовская ССР, г.Рамигала.

Отец начал поговаривать о возвращении на родину, мама боялась с ним ехать, опасаясь негативного отношения литовцев к русским, а отец не особо настаивал. Сначала он поехал в Литву в отпуск, пробыл там месяца два, вернулся, купив по дороге где-то на продажу валенки фабричного производства, которые очень ценились. В основном в селе носили самокатанные валенки, они и назывались не валенки, а катанки и были, конечно, грубыми. Маме такая предприимчивость отца очень не понравилась. Но главное то, что он приехал с уже принятым для себя решением вернуться на постоянное место жительство в Литву, но сказать открыто об этом маме он не смог. И под предлогом, что он едет устраиваться с работой и жильём в Красноярск, для того чтобы перевезти позже нас, он уехал в Литву. Я пошла его провожать, якобы в Красноярск, к машине. И он уехал, не поцеловав меня на прощание, что для меня, тогда 5-летнего ребёнка, было странно. Я заплаканная пришла домой и рассказала об этом маме. Та сразу все поняла. Позже отец рассказывал, что он боялся, что если он возьмет меня на руки, то уйти не сможет. А затем из Литвы мы получили от него письмо, где он пытался объяснить своё решение. Писать и читать по-русски он не умел, писали за него чужие люди, которые, естественно, не могли передать на бумаге всё, что он чувствовал или перевести то, что писала мама. Письма тогда шли долго. Он часто посылал мне посылки, я очень сильно скучала по нему и всю жизнь его любила. Мама поощряла наши отношения. Так как мама считалась мать-одиночка, она получала на меня (не помню до каких лет) 5 рублей в месяц пособие. Отец женился на Анеле Иозанайте (Маркунене) 1922-1998 гг., у них в 1957 г. родилась дочь Бирутя, а я в этот период пошла в школу. В первом классе нас был 41 человек, училась хорошо, активно участвовала везде, где можно: спорт, художественная самодеятельность и т.д.


Троицкая
средняя школа,
1960-е годы

Особенно в те годы активно практиковались концерты художественной самодеятельности, с которыми мы ездили по близлежащим деревням. И я показывала, кроме всего прочего, акробатические этюды.


Разуваева Алдона, 1957 г

Популярным в то время было составлять разные фигуры из участников, одетых в спортивную форму (трусы и майки), так называемые «пирамиды». И мы с воодушевлением это делали. Большим спросом у зрителей пользовались миниатюры из репертуара А.Райкина, которые мы с удовольствием показывали.


Акробатический этюд
у школьной доски почета.
Разуваева Аля в центре, слева Агеева Галя,
справа Михеева Нина

Школа у нас была одноэтажная, деревянная. Была столярка, где на уроках труда мы все: и девочки, и мальчики, - учились пилить, строгать рубанком, делали табуретки. В школе были грузовик и трактор «фудзон», на котором обучали школьников ездить. Вдоль школы были посажены где-то в 50-х годах прошлого века тополя, которые и сейчас растут, высота их достигает 15 метров.


Троицкая средняя школа,
1960-е годы

Школа была семилетней, с 8 по 10 классы те, кто хотел получить среднее образование, доучивались в с.Тасеево что находилось в 30 км от Троицка. В 1954 г. школу сделали средней, так как детей в селе было много, но классы вводили постепенно. В 1957 г. мы пошли в 1 класс, уже в полную среднюю школу, а через 10 лет окончили ее, и это был юбилейный 10-й выпуск.. Директором в 1950-1960 гг. был Суров Александр Иванович, имеющий также корни Разуваевых, а позже Ильюхов Иван Кириллович - доктор философских наук, бывший репрессированный преподаватель МГУ. Говорят, что отдельные сочинения В.И.Ленина он знал наизусть. В школе он преподавал историю.

Большинство учителей у нас были с высшим образованием, приезжали на работу в качестве молодых специалистов, часть из них, отработав положенные 3 года, уезжали, а некоторые выходили замуж за местных ребят и оставались жить постоянно. Проблемы были с преподавателями немецкого языка, бывали годы, когда из-за отсутствия преподавателя иностранный язык мы не учили совсем, а на следующий год догоняли программу.


4 класс, средний ряд, 2 парта с конца,
слева Разуваева Аля, 1961 г., с. Троицк

Так как в селе у нас было много ссыльных, то и дети в нашем классе имели звучные фамилии: Плеханов, Суриков, Юргенсон, Слезак, Беткаускас, Шимкус, Войцехович, Стампель и т.д., и не менее звучные имена – Витас, Георг, Эльвира, Бирутя, Алдона.

Наши ссыльные родители не очень любили рассказывать о своем прошлом (боялись снова попасть в тюрьму, да и детей оберегали от этих опасных знаний).

Хочу поведать в нескольких словах о некоторых историях из жизни моих одноклассников и их родителей, чтобы четче понять дух того времени и места, где мы жили. Плеханов Коля, когда в 1991 году вышел указ о репрессированных, решил оформить статус реабилитированного, т.к. родился в 1950 г., в период, когда его отец находился в ссылке, а дети ссыльных, родившиеся во время пребывания родителей в ссылке и в будущем реабилитированных, автоматически попадали в статус реабилитированных. При подготовке документов выяснилось, что его отец Плеханов Андрей Иванович был разведчиком, в совершенстве знал немецкий язык, но Николай и его братья не знали об этом, при этом мы в школе учили немецкий под руководством очень неопытного преподавателя и очень плохо его знали. Похоронен Андрей в Троицке.

Клинцевич Коля, его мать Клинцевич Мария Антоновна была белоруска, отсидев в тюрьме, она была отправлена на поселение в наше село Троицк, здесь у неё родился сын Николай, затем, когда её реабилитировали, они уехали в Белоруссию, мы учились тогда где-то в 5 классе, это был ориентировочно 1960 год. И где они мы не знали. И вот через 50 лет в 2010 г. мне на сайт «одноклассники» в интернете приходит письмо из международного фонда по поиску людей, и спрашивают, знаю ли Николая. Я, естественно, откликнулась, затем получила письмо от его племянницы Татьяны из Барнаула, и она поведала мне следующую историю. У Марии был сын, когда её посадили в тюрьму, сын остался в Белоруссии, в тюрьме она родила второго сына, которого у неё отняли и передали в детдом, а будучи в ссылке в Троицке она родила третьего сына Николая. Поисками занялась дочь второго сына, родившегося в тюрьме, и после 10 лет поисков она нашла всех сыновей. Мария уже умерла, мой одноклассник Николай живет в Польше.

Помню, я часто ночевала в семье маминой мачехи бабы Моти. После того как пропал без вести на войне мой дед, а её муж – Иннокентий, она через 10 лет вышла замуж за ссыльного Игнатьева Федота Никитовича и родила ещё троих детей, двое из них младше меня, а чуть позже у неё появились уже и внуки от сына Михаила, рожденного в браке с Иннокентием. И мы все 5-6 человек порой ночевали у них, спали все на полу, укрывались какими-то одеялами. Что такое пододеяльник, мы не знали. Кто просыпался раньше, мазал остальных сажей и это был главный «прикол». Игнатьев Федот Никитович, как я уже упоминала, был тоже из ссыльных, подробностей о нем не знаю, у нас было столько ссыльных, что детям это было совсем не интересно. Человек он был хороший, правда очень скупой, мастеровой, изготавливал по заказам односельчан мебель, и сейчас у многих старых людей стоят его комоды. Он, видимо, долго просидел в тюрьме, поэтому до конца своей жизни ходил согнувшись, сцепив руки в замок за спиной. Когда у дяди Миши родилась дочь Наташа и начала ходить, то она некоторое время ходила как и он, руки за спиной. Детей вокруг него было много, более половины чужих по крови, но относился он ко всем одинаково, никого не выделяя.

В нашем селе была ещё одна женщина, окутанная тайной – это очень маленькая, утонченная женщина, которую звали Уварова Татьяна Сергеевна. Говорили, что она была графиня или дворянка. Сколько ей было лет – неизвестно, она знала иностранные языки, жила в избушке, которая была раньше баней по-черному. Кто не знает, что это такое, поясню, что это обычная баня, но без трубы на улицу, она топилась, дым шел внутрь, а вся сажа оставалась в бане. Почему такие бани существовали, не знаю, но мыться в ней неприятно: помылся и выходишь весь в саже. Я такие бани, но уже как редкость, ещё застала и в ней мылась. Она была всегда грязно одета, ходила с клюкой по деревне, за ней бежали собаки, мальчишки, которые её дразнили, а она шла, ругая советскую власть, мальчишек и собак. Она ничего не умела делать сама, даже элементарные вещи ухода за собой. Сердобольные женщины, в том числе и моя мама, привечали её, кормили, мыли в бане, обшивали. Иногда мы, девчонки, забегали к ней в её избушку. Она показывала несколько вещичек, которые остались у неё из прошлой жизни, предназначения которых мы не знали. Помню ажурные кружевные перчатки, для чего нужны были они, если в них холодно, думали мы. У неё была маленькая собачка, которую звали Линда, также стали звать и её.

Видимо она запомнилась всем детям, которые видели её в детстве. В 2011 г. я получила по интернету письмо от Пустопетского Фимы из Израиля. Он тоже сын репрессированного, они уехали из Троицка в 1959 г., когда ему было 6 лет. Всё, что он помнит из детства в Троицке это «старушка – графиня Уварова и сользавод».

До сих пор много приезжает в Троицк людей, судьба которых связана с этим селом, в том числе иностранцев, родившихся здесь в период, когда их родители были репрессированы. Так, в августе 2012 г. в Троицке побывали два брата-поляка, один из них Тадеуш Колпак родился в Троицке и в 4-летнем возрасте был вывезен родителями в Польшу, и его сын с невесткой, проживающие в Англии. В селе еще живут люди, которые помнят эту семью и даже сохранили фотографии 1950 годов, где они запечатлены. Несмотря на тяжелые условия ссылки их отец сохранил теплые воспоминания об этом периоде жизни, написал книгу и перед смертью попросил своих сыновей побывать в селе, где родился Тадеуш.

Совсем недавно меня нашел мой сверстник Евгений Канонир из Латвии, который родился в нашем селе в семье репрессированных польки Хелены Панцер и еврея Юрия Канонира. В 1955 г. после реабилитации они уехали в Латвию. Но память о тех временах и благодарность людям, которые помогли тогда просто выжить, остается. Оказывается, в его семье сохранилось 2 фото, где есть наши мамы совсем молодые, но уже столько пережившие.


Подруги. Справа налево: Разуваева Лида, Панцер Хелена

Когда я начала заниматься своей родословной, я в первую очередь запросила данные по месту ссылки моего отца Моркунаса Бронисловаса в Информационном центре Главного управления внутренних дел по Красноярскому краю и получила отказ, так как без официального подтверждения, что он действительно является моим отцом, такие сведения не могут быть мне представлены, и порекомендовали обратиться в суд о признании его отцовства. Желание получить информацию об отце, сохранившаяся с детства обида, что и родители, и я оказались столь зависимыми от обстоятельств, привели к тому, что я решила пройти этот путь. Главным здесь было наличие свидетелей, знавших меня и мою семью с момента моего рождения, и такие люди есть, это две мамины подруги - одноклассницы: Иванова Антонина Васильевна и Петрова Александра Дмитриевна. Кроме того, нужно было собрать ряд документов, касающихся моего отца, среди них свидетельство о смерти, справка о реабилитации - все это нужно было получить в Литве, причем нужно было сделать переводы, заверить нотариально копии и переводы. Все это сделала моя сестра Бирутя. Учитывая, что свидетели должны явиться в суд лично, а их возраст и состояние здоровья не позволяют приехать в Омск, я решила подать документы по месту ссылки отца в Тасеевский суд Красноярского края, хотя и суд в Омске может дать поручение суду в Тасеево опросить свидетелей. Но мне казалось, что на родине этот важный для меня вопрос решить легче. Однако, Тасеевский суд вернул мне документы, т.к. иск должен рассматриваться по месту жительства. Я подала иск в Первомайский суд г.Омска. Самым сложным было установить настоящее имя и фамилию отца, т.к. во всех документах он значился по-разному. Свидетелями по делу выступили моя бывшая коллега по работе Семенова Елена Васильевна, подруга Ушакова Надежда Ивановна, которые знают меня около 40 лет, и Пугач Нина Герцевна – бабушка моих внучек со стороны их матери. Они дали показания, что с моих слов и слов моей мамы знают историю моей семьи, подтвердили, что мы с отцом неоднократно встречались, поддерживали хорошие отношения с ним и сестрой от второго брака. Сестра Бирутя по требованию суда прислала письмо, что она не возражает против признания Моркунаса Б.П. моим отцом. Первомайский суд 04.04.2011 г. вынес решение признать Моркунас Бронисловаса, рождения 15.04.1915 г. в м.Ремиголо отцом Токаревой Алдоны Брониславовны. Я даже не предполагала, каким сложным окажется этот путь. Я очень благодарна зам.начальника отдела спецфондов и реабилитации информационного центра Главного управления внутренних дел по Красноярскому краю подполковнику вн.службы Килиной Татьяне Николаевне, которую я даже не видела. Именно она посоветовала мне обратиться в суд, предложила в качестве заинтересованного лица в иске указать ИЦ ГУВД по Красноярскому краю, с учетом своего огромного опыта в работе с репрессированными, реабилитацией подсказала, как подготовить документы.

Потратив массу времени и нервов на выяснение настоящего имени своего отца, я решила заглянуть в свое личное дело, а именно в автобиографию, написанную собственноручно мною в 1971 г. при поступлении на работу. И там я с ужасом прочитала: «Я, Разуваева Альдона Брониславна…», это при том, что в моем паспорте написано Алдона Брониславовна.

Вспоминая свое село, я все время думаю, сколько же у нас было интересных людей и как жаль, что мы это не понимали.

В селе людей ещё делили на чалдонов и лапотонов. По маминым словам её отец был чалдон, а вот мачеха лапотонка. Чалдоны считались более образованными, зажиточными, вроде бы они когда-то пришли с Дона, а вот лапотоны – это бедняки из центральной России, пришли в Сибирь в лаптях «за лучшей жизнью».

Летом мы бегали босиком, раны и ссадины присыпали землей, чтобы скорее зажили, играли в «войнушку» (с гражданской войны у нас сохранились рвы, воронки от снарядов, поросшие травой), прятки, лапту, «ножичек», «жмурки». Мальчишки скакали верхом на коне, конем был прутик, бегали за обручем от бочки, одевали его на крюк из проволоки, и он катился. Зимой, в основном, катались на санках, играли «в глызку», кидались снежками. Бывало, что и хулиганили, балуясь, мальчишки надевали фуфайки задом наперед и сзади застегивали на пуговицы, прыгали на четвереньках и пугали нас. Кидались репьем, а иногда и специально закатывали его в волосы, жалились крапивой. Очень любили бегать в кино, билет стоил 5 копеек, но и их не каждая семья могла дать детям. Всегда знали, сколько частей у фильма, части показывали отдельно, и мы ждали, когда их заправят. Помню блестящие бобины с лентами, привозили их из райцентра. Еще в самом раннем детстве на меня большое впечатление произвел фильм «Гуттаперчевый мальчик», именно после просмотра этого фильма я стала заниматься акробатикой, а позже йогой, но тогда я не знала этого слова. Нам так хотелось подражать взрослым, к туфлям привязывали катушки от ниток, это были каблуки. Позже «струнили», т.е. привязывали к нитке гвоздик, цепляли за оконную раму и дергали за нитку – раздавался противный звук, хозяин выбегал и яростно ругался. Сейчас мне за это стыдно.

В детстве у меня болели ноги, и мама в целях профилактики заняла очень жесткую позицию, что резиновая обувь мне противопоказана, и мне покупались кирзовые сапоги, которые я ненавидела всей душой. А сапоги в деревне по тем временам весной и осенью были просто необходимы.

Вокруг нашего села было много маленьких деревушек, где школы были, в основном, 4 класса. Эти деревни входили в наш сельсовет. Мама одно время работала секретарем сельсовета и по долгу службы часто на лошади, запряженной в телегу, объезжала их и брала меня с собой. Было несколько деревень, где жили, в основном, одни чуваши, в этих деревнях была очень распространена трахома и просто обученные люди, не имеющие медицинского образования, приезжали периодически туда и всем закапывали какое-то лекарство в глаза. Дети из этих деревень приезжали учиться в нашу школу в Троицк. Жили они на квартирах у жителей села, привозили их на неделю зимой в санях, весной-осенью на телегах со своими продуктами, а на воскресенье увозили домой. Жили они годами, никому не мешали, вместе с родными детьми ели, спали - и это было нормально. У нас так несколько лет жила девочка Валя Семёнова из деревни Копотиловка, окончив 7 классов, она уехала в Алма-Ату. Оттуда писала нам письма, приезжала в гости.

Взрослых, кроме учителей, мы всех называли тетя, дядя с добавлением имени. По имени-отчеству обращаться было не принято и это как-то роднило всех. Совсем пожилых женщин почему-то «за глаза» называли Федориха (Федоровы), Петриха (Петровы), Манкевичиха (Манкевич) и т.д. Иногда добавляли слово старуха, например, старуха Федориха и т.д. У многих были прозвища, иногда они происходили от фамилии, а иногда от особенностей характера, внешности человека. Поскольку в селе фамилий было не так много, а имена часто повторялись, то прозвища были скорее дополнением к именам, чем желанием обидеть. Часто они переходили к детям, а к некоторым так прилипали, что имена не назывались совсем. Были Шура-самолет, Петя лопоухий, Вася-чирок, Валя-маракотья, пистон, окурок и т.д. Ещё в селе многих взрослых звали почему-то уменьшительными именами: Ганюшка, Надюшка, Мишенька, Сашенька, Николашенька, Ванюшок, Шурик, Машенька и т.д. Когда сейчас я приезжаю в родное село, то по-прежнему к старым жителям с удовольствием обращаюсь тетя, дядя. А ребятишки, пробегающие мимо, также как и мы когда-то, здороваются независимо от того, знают тебя или нет.


Коллектив учителей Троицкой средней школы,
верхний ряд - с усами директор школы Ильюхов Иван Кириллович

В те времена зимы стояли очень холодные. В школе были печки в каждом классе, которые топились, но всё равно часто мы сидели на уроках в фуфайках, были чернильницы – непроливайки, для которых мы шили мешочки как кисеты и носили в школу, а потом домой. Чернила замерзали, мы отогревали их на печке, в руках. Часто зимой из-за морозов мы не учились, помню, один ссыльный сшил себе на нос чехол из меха и, выходя на улицу в мороз, его одевал. Каждый день утром нам давали по одной таблетке йода, так как наш район относился к йододефицитным регионам. На большой перемене в коридоре играла музыка, и мы, девчонки, парами танцевали вальс, у меня даже есть такая фотография, где мы с моей подругой Людой танцуем.


На школьной перемене.
Разуваева Аля, Федорова Люда

А ещё играли в теннис. В 7-ом классе к нам приехала учительница химии грузинка Цахилошвили Джульетта Михайловна, которая стала нашим классным руководителем, и мы, весь класс, стали танцевать грузинские танцы, шили из марли длинные платья, всё, что можно, приспосабливали под черкески. Наши ребята проигнорировали наше увлечение, и грузинами были тоже девчонки.

Мы взрослели, стали уже бегать в клуб на танцы. Поскольку мы с мамой жили рядом с клубом, то собирались, как правило, у нас. Маму мои подружки очень любили, с ней делились секретами, советовались. Она гадала нам на картах на женихов. Тут у нас уже проявился интерес к косметике. Тушь – на обычное мыло насыпали сажу и растирали, зубную щетку обрезали с 2-х сторон, макали в эту массу и красили ресницы. Не дай бог, если эта адская смесь попадала в глаз! С тенями было проще: потер веко газетой, нашей районной «Сельский труженик», и нормально.

Личных автомобилей в селе не было, в 1960-х годах стали появляться мотоциклы, самым крутым считался «Урал», но это были 1-2, в основном «ИЖ», «Ковровец» и какой-то «козлик». Мальчишки лихо катали нас по селу, ветер шумит в ушах, волосы развеваются, такое счастье!

Село наше располагалось по обе стороны речки Усолка, которая впадает в реку Тасеева, а та в Ангару. Весной речка разливалась, затапливала одну часть деревни так, что многие семьи вынуждены были перебираться временно на жилье на другой берег реки, а школьников перевозили всех. Водный поток сносил мост через реку, и каждый год его строили заново. Когда вода немного спадала, сообщение было на лодках, а когда спадала до обычного уровня, начиналось строительство моста. Ну а зимой, конечно, ходили по льду. Во время наводнения зрелище было впечатляющим. Особенно почитаемыми праздниками на селе были: пасха, ноябрьские праздники, 1 Мая и выборы. К пасхе белили в избах, наряжали, красили яйца, стряпали, в ночь на пасху жгли костры, мужчины стреляли из ружей. А назавтра все ходили друг к другу «христосовались». Никто этого не запрещал. В дни перед крещеньем любили машкароваться (маскироваться, наряжаться) и ходить по дворам, тормоша и веселя хозяев. Праздники отмечали с песнями, плясками.

Однажды, перебегая в пасху на другой берег по уже подтаявшему льду, я провалилась по горло под лед. Вокруг никого не было, я чудом выбралась и, слава богу, всё обошлось, не заболела.

1 Мая устраивались маевки, все уходили в лес, располагались на больших полянах, гуляли, пели песни, плясали. А в день выборов нас, детей, возили на красочно украшенных грузовиках по улицам.


Празднование 1 Мая (Маёвка), с.Троицк


Маёвка, с.Троицк.
Последний ряд в белой рубашке мой дядя Разуваев Михаил Иннокентьевич, рядом его жена Мария, 1959 г.

В 5 классе я уже колола дрова. Однажды так засадила топор, что не могла его вытащить, навалилась всем туловищем, он выскочил и обломил мне часть переднего зуба, из-за чего я много лет имела большие проблемы.

Природа вокруг была красивейшая, весной мы ждали первых цветов: подснежники, жарки, позже - кукушкины слезки. Реже встречались очень красивые цветы, которые назывались «мудушки». Позже, когда я увлеклась комнатными цветами, в каталоге цветов я нашла эти цветы, они называются «Венерин башмачок» семейства орхидные, которые занесены в Красную книгу России. Цветы, которые мы называли «кукушкины слезки», оказывается, тоже семейства орхидных и тоже занесены в Красную книгу. Весной с наслаждением пили березовый сок, а позже собирали березовые почки, каждому классу устанавливался план по сбору почек.

Очень много было в лесу ягод. Сначала поспевали черника, голубика, потом смородина черная и красная, у нас её называли кислица, малина, позже черемуха, брусника, клюква. За большими ягодами ходили далеко, километров за 6-10. Когда в лесу хотелось пить, пили из луж, через головной платок. Помню, когда был урожай черемухи, в основном она росла по берегам Усолки, из леса мы её несли на коромысле два ведра, потом её сушили, мололи, стряпали шаньги и заваривали её к чаю кипятком, добавляя сахар, иногда и сметану. Было очень много грибов, брали только ценные, шампиньоны вообще презирали.

Больницы в селе не было, лечились народными средствами. Молочные зубы выдергивали варварски: когда зуб шатался, обвязывали его ниткой, привязывали к ручке двери с обратной стороны и сильно дергали за дверную ручку.

Почти все мы коллекционировали этикетки со спичечных коробков.

Собирали и сдавали пустые бутылки, на полученные деньги покупали сладости, а позже, когда стали взрослеть, покупали ситец и сами шили себе платья. Денег от сдачи 10 бутылок хватало, чтобы сшить себе роскошное, так нам казалось, платье.

По нашему огороду протекал ручей, с обеих сторон были кусты, мама покупала в магазине крепко посоленную красную рыбу, клала её в холщовый мешок, привязывала к кусту веревкой и опускала на день для вымачивания от соли в воду.

Только в нашей деревне я ела картошку, которая называлась «кулички», она была небольшого размера, продолговатая, желтого цвета, выглядела благородно. Варили её только в кожуре или как у нас говорили «в мундире», потом чистили, макали в растительное масло или запекали в сметане и ели. Это считался деликатес. Сажали её мало, т.к. она мелкая, чистить ножом её неудобно и для ежедневного использования не годится. А сейчас её вообще мало кто сажает. Я пыталась несколько раз развести её у себя на даче в Омске, но у меня не получилось, мне кажется, вопрос в земле, ей требуется песчаная почва.

Я помню, когда у нас не было ещё электричества, вечерами зажигали керосиновые лампы, при них готовили уроки, вязали, ели и т.д. Лампы коптили, периодически их чистили газетой, у меня как-то плохо получалось её задувать, и я как-то в сердцах на неё плюнула. Стекло разлетелось вдребезги. Помню, как проводили радио. Мы обожали передачи «Театр у микрофона» и «С добрым утром» по воскресеньям. В селе был местный радиоузел, по которому по воскресеньям в определенное время передавали местные новости, в том числе сообщали, кто в школе наполучал за неделю особенно много двоек и т.д. Когда мы были виноваты (и не только с двойками), мы всячески изобретали способы, как отвлечь на это время родителей от радио, но это не удавалось, потому что это потом еще не раз обсуждалось с соседями, в магазине и т.д., и своё мы получали сполна. Телевизор я первый раз увидела в 1967 г., когда приехала в Иркутск поступать в институт. Когда я вспоминаю, как мы жили (в техническом смысле), мне кажется, что это было не всего каких-то 50 лет назад, а все 200. Стирали на стиральных досках хозяйственным мылом. Иногда варили и щелок для стирки (какая-то масса из золы), гладили чугунным, а потом паровым утюгом. Белье полоскали летом в речке или ручье, а зимой в проруби в ледяной воде, отжать его было невозможно, оно тут же колом замерзало. Руки при этом сильно мерзли. В утюг засыпали угли, размахивали им, чтобы угли разгорелись, а потом гладили. Ленты, которые мы вплетали в косы, чтобы не гладить, накручивали мокрыми на железные спинки кроватей, и так они высыхали. Жили, конечно, бедно, носили, в основном, фуфайки, но у меня было пальто, и мама этим очень гордилась. Школьную форму нам покупали «на вырост», т.е. больше на 2-3 размера, подшивали в талии, по подолу и рукавам делали горизонтальные складки, которые по мере роста распарывали, и форма удлинялась. Ну а на локтях, конечно, были заплаты, т.к. больше года ткань не выдерживала наших костлявых локтей. Затем, через 2-3 года, мы обрезали лиф, и из платья получалась юбка, которую тоже носили. Помню, я весь 1 курс института проходила в юбке, перешитой из школьной формы. Позже, из школьного форменного платья, из которого вырастали, стали шить узкие обтягивающие фигуру юбки, что очень многим пожилым женщинам не нравилось, порой и палками на нас замахивались. Вместо портфелей появились сумки, которые почему-то назывались «балетки», прообраз нынешних сумок «дипломат». В моде у женщин были жакетки из плюша. Мужчины зимой носили ватные стеганые штаны, стирали их редко, т.к. они плохо сохли, сзади они отвисали и лоснились, некоторые старики не снимали их и летом. Парни и молодые мужчины носили летом широченные сатиновые шаровары. В моде были кудри, даже парни завивали чуб, чаще всего для этого использовали перьевую ручку, железный наконечник которой нагревали и на него накручивали прядь волос. Мы, в основном, бегали босиком, на ногах были цыпки, постоянные ссадины, случались и вши.

Во времена гражданской войны в нашем селе проходили бои с колчаковцами. В память о тех временах в селе стоят 2 памятника погибшим, в их честь названы несколько улиц, а район Тасеевский был объявлен Партизанской республикой. Бывшая жительница села Наумова так описала эти события в иркутской газете «Знамя»: «Наше село разделяла река Усолка, две улицы находились на одной стороне, был у нас высокий берег. В это время село захватили колчаковцы под командованием Ромера. Поп устроил молебен, звенели колокола… А всех жителей с детьми согнали на этот высокий берег. Какая-то гадина из местных составила списки партизан. И вот этот Ромер (солдаты взяли с трех сторон в цепь согнанный народ) читал эти списки, требовал выдачи партизан. Все замерли, никто этого сделать не мог. Тогда Ромер объявил: «Если не выдадите, девять буду отсчитывать, а десятого расстреливать». Ну и что? Так он и сделал. Столько «нащелкал». Летели с берега убитые. Стоял рев, вой. Всё это сейчас не объяснить, не описать. Я это помню… После этой мясорубки ещё неделю в реке стоял стон, вместо воды текла кровь, а никого не подпускали к реке. Вот что делали ваши гуманные белые колчаковцы и попы».

По рассказам очевидцев и фотографиям, найденным у колчаковцев, которые до сих пор хранятся в музее в Тасеево, приговоренных к смерти ставили на краю крутого берега Усолки и стреляли в затылок. А в Троицке вода после такого так покраснела от крови, что местные жители спустя много десятилетий боялись купаться в этом проклятом месте. Им казалось, что кровь безвинно убиенных до сих пор не утекла по течению в Ангару, а осталась на месте казни.

Бесчинства колчаковцев коснулись и нашей семьи, был расстрелян муж Надежды Алексеевны Разумовой по мужу Воробьёвой. Ее старшая дочь Воробьёва (Новикова) Валентина Федоровна так рассказывала об этом: «Когда в 1919 году по Сибири прошел кровавый след адмирала Колчака, не миновал он и село Троицк, где я родилась. Мой отец Федор Михайлович Воробьёв партизанил, и надо было такому случиться, когда он пришел из тайги домой, чтобы посмотреть на меня, четырехмесячную, в Троицке на берегу Усолки колчаковцы устроили массовый расстрел. Это было 19 июня 1919 года. Отца увидел наш сосед и заявил на него, пришли белогвардейцы и расстреляли с другими жителями. Спихнули трупы в воду и трое суток не разрешали вытаскивать тела, чтобы захоронить, пока не пришли партизаны. И мать мою Надежду Алексеевну Воробьёву избили и заставили ухаживать за тифозными солдатами».

История села удивительна, и в подборке материалов по родословной есть отдельно описания села и Троицко-заводского прихода, но я не раз буду упоминать о некоторых моментах, так как это напрямую связано непосредственно с историей моей семьи. Конечно же, почти все жители села работали на сользаводе.


Троицкий сользавод, Разуваева Лидия Иннокентьевна

Мама не один десяток лет проработала на сользаводе, на разных должностях: пекарем, счетоводом, бригадиром фасовочного цеха, завскладом, начальником отдела сбыта и снабжения (в этом отделе был только один человек – это она). Делала «газировку», когда в конце 60 годов в целях заботы о труже-
никах на заводе установили автомат для газировки воды, иногда добавляли в воду сироп и бесплатно давали работникам, работающим в варнице, где температура была более 100 градусов и условия труда были очень тяжелые, т.к. соль получали методом выпаривания из рассола. Мой одноклассник Поздняков Ваня рано ушел из школы и пошел туда работать. По неосторожности упал в горячий рассол и погиб. Это была первая смерть среди наших одноклассников.


Троицкий сользавод, мужики.
1-й ряд с папиросой мой дядя Разуваев Виктор Иннокентьевич


Троицкий сользавод. Бригада плотников.

Позже у нас открылся леспромхоз, заготавливали древесину, весной по большой воде её сплавляли по реке. Иногда мы по бревнам перебегали на другой берег реки. Это было очень опасно, бревна мокрые, скользкие, вращались. Часто случались заторы, мужики баграми растаскивали бревна. Летом иногда всплывали топляки (затонувшие бревна).


с.Троицк, сплав древесины по р.Усолка

В 1967 году я закончила 10 классов, для меня было ясно, что я буду поступать в институт, но в какой и где – непонятно. Родственников у меня в городе не было. И тут к моей подруге Корнеевой Кате приехали два её брата Михаил и Владимир, которые жили в Иркутске, и предложили мне поехать в Иркутск. Так я и приехала к ним, на вокзале в Иркутске везде продавали мороженое, а я о нем только слышала, купила сразу 3 стаканчика, боялась, что разберут. Мороженое, естественно, от жары растаяло и потекло. И я вся липкая, вся в мороженом стою на вокзале с потертым фибровым чемоданом. Переночевала одну ночь у родственников подруги, а назавтра пошла с ними выбирать мне институт, и первый институт, который нам встретился – это был институт народного хозяйства (ныне Финансовая академия), который находился в самом центре города. Зашли, а мне было так неудобно, что они обо мне беспокоятся, и я решила остаться здесь. Главное, тут абитуриентам давали общежитие. Стали выбирать факультет, их было четыре, но на двух учиться нужно 4 года, на двух - 5, выбрали тот, где 4, учиться-то было особенно не на что. Профессии были такие: экономист и бухгалтер. Бухгалтер по тем временам считалась работа для пожилых людей, а экономист вроде посолидней, и я выбрала финансово-экономический факультет, специальность «Деньги и кредит». Тогда я ещё не знала, что я пошла по стопам своего дяди Отонаса.

Конкурс был 6 человек на место, но поступила я легко. В нашей школе, хоть и деревенской, мы получили хорошее образование, преподаватели у нас были, как правило, с высшим образованием, хорошие профессионалы.

Когда меня зачислили в институт, я послала маме телеграмму с текстом «Ура Я поступила». Помню, в те времена телеграммы были самой скорой почтой, одно слово, а также одна запятая, точка и др. знаки препинания стоили 3 копейки каждая, поэтому тексты были как можно короче и без знаков препинания.


Разуваева Лидия, дочь Разуваева Алдона, 1969 г.

Телеграмма пришла в село, а так как у нас в деревне всё было просто, телеграмму для скорости передали мальчишкам и те побежали искать мою маму. Увидев маму, а она несла на коромысле воду, с криком: «Тетя Лида, ура, Алька в институт поступила!», вручили ей. Она уронила ведра, села на землю и заплакала.

И мама, и отец были очень рады, что я поступила в институт.

Когда я окончила 1-й курс института, отец пригласил меня приехать к нему и выслал деньги на билет. Я сдала 1-ю годовую сессию, купила авиабилет Иркутск-Москва-Вильнюс, и вся группа (так как я уезжала первая) поехала меня провожать в аэропорт. Но мы перепутали время, наш самолет улетел утром в 11 часов, а мы приехали в 11 вечера. Я была в шоке, в кармане у меня было 5 рублей, всей группой мы пошли к администратору, посмотрев на нас, она молча написала на билете: «Оформить на следующий рейс без удержания». Следующий рейс был утром. Мы всю ночь все просидели в аэропорту и, кстати, познакомились со студентами университета им. Патриса Лумумбы (негры, индусы), которые летели в стройотряд на БАМ, потом с ними общались и даже встречались. Отец меня должен был встречать в Вильнюсе (тогда он жил в Паневежисе, город, где жил и играл в театре знаменитый Донатас Банионис), и так как я опоздала на рейс, меня он не встретил. В аэропорту Вильнюса меня поразило то, что всю информацию передавали по-русски и по-литовски, и мне как-то было очень неуютно, тем более, что меня никто не встретил. У меня на всякий случай был Вильнюсский адрес друга отца, туда я и поехала.

Там меня уже ждали несколько дней, встретили гостеприимно, накормили и уложили спать. Я очень устала и, кроме того, переживала, как мы встретимся с отцом через 13 лет.


Моркунас Бронисловас, дочь Разуваева Алдона.
1968 г., г.Паневежис

Отец приехал ночью, я проснулась оттого, что кто-то меня гладит по голове и целует. Боялась открыть глаза. У меня и сейчас сжимается сердце, когда я вспоминаю эту нашу встречу. С отцом у нас всё сложилось, мы понимали друг друга, любили, узнавали друг друга.

Он показал мне всю Литву, немного Латвию. Мы отдыхали в Паланге и Юрмале, осмотрели все достопримечательности, одел меня с головы до ног. Я полюбила литовский холодный борщ, национальное блюдо «цепелины» (научилась их готовить).

Отец в Литве женился во второй раз, и там родилась дочь Бирутя, младше меня на 7 лет. Этот брак тоже распался.

В последующем я много раз бывала в Вильнюсе. Жила всегда в семье его друзей, которые с ним были в ссылке. Отец даже в те советские времена был предприимчивым человеком, занимал руководящие должности, был материально обеспечен. Когда он вернулся в Литву, отца его уже не было в живых, он умер в 1945 г., ему было 80 лет. Перед смертью он написал завещание на ¼ часть дома сыну Бронюсу, если тот найдется. Отец продал эту часть дома и купил автомобиль «Победа». Он был страстный автолюбитель. В юности у него был хороший мотоцикл, в ссылке при первой же возможности он купил велосипед и вот «Победа»! На ней-то и проводили мы мои каникулы и его отпуск.

Студенческие годы пролетели быстро, жили в общежитии, ходили в театры, музеи, в поход на Байкал. Мне как деревенской девчонке многое казалось странным, я не понимала, как можно варить пельмени на воде, у нас готовили предварительно бульон, а потом в нем варили пельмени. Майонез я считала прокисшей сметаной и т.д. Жили мы «коммуной», складывались в месяц по 15 рублей, на них можно было приготовить только борщ. Мы так и делали, каждый день дежурный варил ведерную кастрюлю борща или какого-то другого супа, чаще без мяса, и 3 раза в день мы это ели.

Супы я не ем до сих пор. Стипендия была 28 рублей. На свидание собирали всей комнатой: чья-то кофточка, чьи-то туфли и т.д. Когда я после первого курса института ездила к отцу, он мне купил хороший кожаный портфель, но портфель был довольно плоский, и чтобы он держал форму, я клала туда объемистый «Капитал» К.Маркса. И все девчонки в комнате на свидания ходили с моим портфелем и с «Капиталом» К.Маркса.


Институт народного хозяйства, 3 курс, 1 ряд, 1 слева Разуваева Аля.
1970 г., г.Иркутск

Очень важным, запомнившимся мне на всю жизнь событием была поездка стройотряда на остров Шикотан (Курильские острова). Наш стройотряд насчитывал 1,5 тысячи человек (по 500 человек из Иркутска, Омска и Владивостока). До Владивостока ехали 5 суток поездом, затем плыли около двух суток на пароходе «Советский Союз», бывший «Адольф Гитлер», красивое, богато оформленное красным деревом, коврами и прочим судно. Мы работали на заводе, где делали консервы из сайры. Работа очень тяжелая, но остров потрясает, очень красивая природа – сопки, буйная растительность, кругом океан.
Пережили и землетрясение (6 баллов), очень страшно, когда под тобой земля ходит ходуном, рушатся дома. Предполагалось цунами, все поднялись на самую высокую сопку, рыболовецкие суда с гудками ушли в океан. Но, слава богу, волна была небольшой.

4 года пролетели незаметно, и вот мы получаем направления на работу. Распределяли нас по городам, был предложен список городов и мы по очереди, в зависимости от того с какими отметками учились, выбирали себе место своей будущей работы. Вот так было! Я выбрала Омск, просто выбрала и всё, без всяких причин. 01 августа 1971 г. я должна была прибыть на работу. Я и прибыла, хотя это была суббота, переночевала в аэропорту, а в понедельник в свой день рождения 03 августа в 9-00 пришла на работу, в здание банка на Банковском переулке.

Так началась моя работа в банке, где я проработала 36 лет. Встретили меня очень тепло, я с благодарностью вспоминаю отдел кадров, начальника отдела кадров Кукшину Екатерину Александровну, своего первого наставника и начальника Шелехову Степаниду Тимофеевну. Через год работы экономистом в Горуправлении Областной конторы Госбанка меня заприметил начальник отдела денежного обращения Мариупольский Евгений Маркович и предложил перейти на работу к нему в отдел на должность старшего экономиста с окладом 120 рублей, до этого я получала 95 рублей. Я согласилась, большое впечатление на меня произвела встреча с управляющим тогда конторой Госбанка Маклаковым Иваном Васильевичем. Это был руководитель «от бога». Я всю жизнь у него училась.


Токарев Владимир Иванович, Разуваева (Токарева) Алдона, моя двоюродная сестра Разуваева Надежда, моя мама Разуваева Лидия Иннокентьевна, мои дети Олег и Ольга, свекровь Токарева Александра Родионовна. 1977-1986 год, г.Омск

В 1972 г. я вышла замуж за Токарева Владимира Ивановича, в 1973 г. у нас родился сын Олег, в 1975 г. дочь Ольга. Брак был не очень удачным, мы были разные люди, друг друга не понимали и в 1990 г. мы разошлись, прожив вместе 18 лет. Сын тогда учился уже в медицинском институте, дочь – в финансово-экономическом техникуме. В 1994 г. дочь трагически погибла.

В 1997 году я вышла замуж во второй раз за Шараева Василия Михайловича, с которым мы живем уже около 15 лет. Мы обвенчаны, и брак наш зарегистрирован официально.


Регистрация брака: Токарева Алдона Брониславовна, Шараев Василий Михайлович, друзья мужа
Михайлов Сергей Петрович, Голубев Борис Иванович. 18.02.2004, г.Омск


Венчание: Шараев Василий Михайлович Токарева Алдона Брониславовна, брат мужа Шараев Николай Михайлович, внучка Настя, 08.02.2004, г.Омск

В 1981 г. мама вышла на пенсию, а в 1988 переехала жить в Омск. Мы купили ей однокомнатную кооперативную квартиру, за которую ещё несколько лет выплачивали кредиты. Мама была очень активным человеком, будучи пенсионеркой, выучилась на лифтера, работала бухгалтером в жилищном кооперативе, лифтером, несколько лет в летний период дворником в парке культуры и отдыха. Несмотря на то, что маму в свое время исключили из рядов ВКП(б), в душе она оставалась коммунисткой. Когда еще жила в Троицке, она всегда с удовольствием принимала участие в избирательных компаниях, внимательно следила за политической жизнью в стране и мире, регулярно читала газеты, любила обсуждать эти вопросы с компетентными людьми, часто критиковала меня за то, что я не слежу за политическими событиями в мире. И везде она была заметна, привлекала своим оптимизмом, задором, юмором. В любой компании она была своим человеком, любила острые словечки, часто непечатные, причем одно и тоже непечатное слово в зависимости от ситуации выражало и восторг, и удивление, и осуждение, старинные хлесткие пословицы. Любила угощать, организовывать праздники, умела вкусно приготовить. На всех застольях, независимо от того был ли это день рождения членов семьи, государственный или православный праздник, она произносила один и тот же тост «За мир, дружбу и солидарность». Мама много лет курила, сначала папиросы «Север», потом «Беломорканал». Вся одежда у неё: платья, платки, халаты – была прокуренная, причем в самых непонятных местах. Папиросу в руках она держала «благородно», у неё были очень красивые руки: узкая ладонь и длинные пальцы. А что касается одежды, на ней все как горело, она могла в солидном возрасте перелезть через забор, зацепиться за что-нибудь и выдрать клок. Очень любила посмеяться над собой, у нее был зубной протез, который она без конца теряла, что служило постоянно поводом для шуток. Однажды, потеряв его осенью, нашла весной в ограде, когда растаял снег. Привечала всех моих подруг и в хорошем плане до конца своих дней была хулиганкой. Главное её качество это была любовь к жизни и людям. Сиротское детство, война, тяжелые послевоенные годы наложили на неё отпечаток бережливости, иногда излишней. Бережно относилась к продуктам, починяла всё что можно, донашивала до последнего. Лампочки старалась вкручивать не 100 ват, а 60. Это было постоянным предметом наших споров. Приходила я, меняла лампочки на большую мощность, уходила – и она снова меняла их под предлогом: «Мне светло». Мама, как я уже упоминала, была хулиганистой, озорной, гораздой на выдумки и с большим юмором, иногда ее шутки сейчас бы квалифицировались, как минимум, хулиганство. У нас в селе был один старик с большой бородой, тяжелым взглядом, о нем ходило много разных страшных слухов, дети его боялись, а взрослые опасались, и мама с соседкой однажды, подпоив его, подожгли ему бороду.

К революционным праздникам жители села вывешивали на домах красные флаги. Муж мачехи Игнатьев Федот Никитич, репрессированный за то, что сказал: «Наша пшеничка уходит за граничку,» - накануне праздника флаг вывешивал, а ночью мама его снимала и утром он уже развевался на нашем доме. Федот Никитич, не обнаружив утром флага, прекрасно знал, где он, ругался на бесшабашную Лидку самым страшным ругательством, которое было в его арсенале: «Провалится нехай!» После праздника, поскольку денег не хватало, мама из этого флага что-нибудь шила. И так каждый праздник. Последний директор сользавода, с которым работала моя мама, Котов Николай Аркадьевич очень тепло отзывался о ней, рассказывал, что однажды заводу понадобились электронные весы, тогда это была большая редкость и дефицит, отпускались, как раньше говорили, по фондам. Отправили за ними в Красноярск в управление снабжения и сбыта маму. Решить этот вопрос мог только начальник управления, но к нему, как это часто показывают в старых фильмах, секретарь, естественно, не допустила, ссылаясь на совещания, его занятость и т.д. Тогда мама сказала, что, не встретившись с ним, она не уйдет, и стала ждать. Никакие уговоры секретаря ее не убедили. Наступило время обеда, она вынула из сумки картошку в мундире, огурцы, сало и принялась за обед. В это время из кабинета вышел начальник, которого она пригласила отобедать, чем бог послал. В конце концов весы заводу выделили.

Мама всегда жалела меня, старалась помочь. Все, что наросло на даче, грибы, лесные ягоды и даже черемшу мы привозили мешками к ней, она обрабатывала, делала заготовки на зиму и торжественно объявляла нам, сколько банок и чего у неё получилось. Зимой много стряпала, делала домашние пельмени, пироги, которые замораживала и уносила нам. Она была по-деревенски шумная, говорила громко, дверьми хлопала от души, когда приходила к нам, прижимала палец к звонку на двери и держала до тех пор, пока дверь не открывалась.

Ежегодно в октябре, после окончания садово-огородных дел мама устраивала застолье, которое называлось «отжинки», приглашала человек 20 родственников, подруг своих и моих и угощала всякими вкусностями, приготовленными ею. Ели от души, пели песни, вели беседы и каждый уносил что-то с собой: или кусок пирога, или холодец, или что-нибудь другое в зависимости от пристрастия гостя. Также было в её именины, да и просто в другие дни. Последний раз мы собрались у неё 23 марта 2000 г. в день её рождения, главным персонажем на этом празднике была первая и долгожданная её правнучка Катя, которой было 7 месяцев, и которая прыгала у неё на коленях. А 21 апреля мамы не стало. Она умерла от инфаркта в возрасте 74 лет. Хоронить её пришло очень много народу, многие вспоминали её доброту, постоянное желание чем-то помочь и поддержать в трудную минуту. Спасибо, мамочка, тебе за всё!

В 1990 году Литва провозгласила себя самостоятельным государством. В 1991 году отцу выдали свидетельство о том, что в соответствии с законом Литовской Республики «О восстановлении прав лиц, репрессированных за сопротивление оккупационным режимам» от 02 мая 1990 г. он является невиновным перед Литовской республикой, и его права восстанавливаются во всей полноте. Сроки ссылки с 23.10.1940 по 22.10.1948 включены в трудовой стаж, назначена надбавка к пенсии.

В 1991 году официально распался Советский Союз. Политическая и экономическая обстановка во всех бывших республиках Советского Союза осложнилась и наша связь с отцом прервалась. В это время многие его друзья, через которых осуществлялась наша переписка, умерли.

У отца было крепкое здоровье, однажды они (когда жили в Машуковке) плыли с мамой на лодке по р.Тасеева, лодка перевернулась, была весна, вода очень холодная, их спасли, но отец простудился, и его потом периодически мучил радикулит. Когда он уехал в Литву, то сразу попал в больницу, и именно там познакомился со своей второй женой Анеле, которая работала в больнице медсестрой. У отца были очень хорошие крепкие зубы, несмотря на 8 лет, проведенных в тюрьме, которые практически не болели. И когда он, будучи в преклонном возрасте, обратился в поликлинику, что-то было с зубом, собрались все врачи, чтобы посмотреть какие в таком возрасте могут быть зубы. В старости у него появился сахарный диабет, а умер он в 1996 г. в 81 год от рака простаты. Но узнала я об этом спустя несколько лет. Мы решили с моим сыном Олегом съездить на могилу отца.

Я не знала, где он похоронен. Сергей Ефимович Егоров – бывший председатель Госбанка РСФСР, Первый председатель Ассоциации коммерческих банков, дружил с Первым президентом Литовской Республики Альгирдасом Бразаускасом и часто бывал в Литве. Он знал историю моей семьи и предложил свою помощь в поиске данных об отце и его брате. А.Бразаускас дал такое поручение МВД республики и те очень любезно сообщили мне о том, что мой отец по его прижизненной просьбе похоронен на семейном кладбище рядом с матерью в м.Ремигала под Паневежисом. Его отец Моркунас Пятрас похоронен в 1946 г. тоже в Ремигала, но среди родственников его второй жены, за что мой отец был очень сильно обижен на мачеху.

Мы стали оформлять визу на выезд в Литву через посольство в Москве, но оказалось, что это очень даже не просто. В результате решили поехать через Калининград, мой коллега начальник Главного управления Банка России по Калининградской области Иванюк Сергей Михайлович помог решить вопрос с оформлением документов. Сначала в наши планы не входила встреча с сестрой, но чем ближе был день отъезда, тем больше меня одолевали сомнения в том, насколько я правильно поступаю. И практически уже накануне отъезда написала Бируте письмо, и опять же через МВД Литвы его отправила. Она тут же позвонила мне, сказала, что ждет, будет рада встретиться. Позже она рассказывала, что из-за дефицита времени письмо ей не доставили (она живет в Паневежисе), а прочитали по телефону. Для неё это было полной неожиданностью, сначала она подумала, что это розыгрыш, т.к. было 1 апреля, а потом ей стало плохо. Позже она рассказала мне, что ни отец, ни мать ей о том, что у неё есть сестра, не говорили. Правда, её мать после 9 лет тяжелой болезни (у неё была болезнь Паркинсона) перед смертью сказала, что у отца в Сибири осталась дочка. Но Бирутя подумала, что мать бредит.

В 2004 году мы встретились, вместе побывали на семейном кладбище, где похоронены несколько поколений семьи Моркунас, Ясюкас, побывали в костёле, где отца крестили, в гимназии, где он учился, в доме, где он родился. Отношения с сестрой у нас сразу сложились хорошие. У нас много общего в характере, в поведении. Она замужем. Муж Антанас, дочь Ленутя 1993 года рождения, русский язык не знает. С тех пор мы переписываемся, именно она помогла мне составить родословную по линии нашего отца Бронюса.


Первая встреча.
Токарева Алдона, сестра Бируте, племянница Ленуте,
г.Вильнюс, 2004 г.

Мои родители были разных религий: отец - католик, мама – православная. Мама, как я уже писала, из семьи священнослужителей. Поскольку её дед (псаломщик) не признал брак дочери, а её мама умерла, когда ей было всего 9 лет, большой набожности в маме не воспитывалось. Вместе с тем мама знала и соблюдала религиозные праздники, но в церковь не ходила. При жизни она неоднократно просила меня в случае её смерти панихиду по усопшей не проводить, а на памятнике вместо креста поместить звёздочку. Объяснить своё желание она не захотела, а я не посмела ослушаться и сделала так, как она просила. И все-таки через 2 года мы провели её отпевание в церкви. Я росла некрещеной, при тех обстоятельствах, при которых я родилась, это было просто невозможно. Когда я первый раз в 1968 г. приехала к отцу в Литву, мы посетили много костелов. Однажды я приехала в Литву под католическое рождество, нас пригласили в гости, и я увидела, как его трогательно отмечают католики, собираются родственники, друзья за общим столом, где подаются непременно не менее 12 блюд только из рыбы. А перед этим мы побывали в одном из самых красивых костелов мира – костел Святой Анны, где присутствовали на службе. Это очень красивое действо, с импровизированными яслями, сеном, где родился Христос. В рождество мы с отцом зашли в ресторан пообедать, но там (даже в те советские времена) в меню были только блюда из рыбы.

Я чувствовала, что мне нужно решить для себя, какая религия мне ближе, но приняла я обряд крещения в Крестовоздвиженском соборе г.Омска, приняв православную веру, значительно позже в 1995 г. Сказалось то, что я живу всё-таки среди православных людей и в России. Поскольку данного мне при рождении имени Алдона нет в святцах, мне дали православное имя Мария в честь святой Марии Магдалины, о чем сделали запись в свидетельстве о крещении.

Дочь моя Оля, самостоятельно, не сказав никому ни слова, в возрасте где-то 10 лет, вдвоем с подругой, без взрослых, без денег съездили в Крестовоздвиженский собор и покрестились. Как они это смогли сделать, и кто стал у них крестными – не знаю. Но приехала она оттуда с крестиком на веревочке на шее и только тогда всё рассказала. Она всегда носила в сумочке иконку, записывала молитвы, читала «Отче наш». Как будто знала, что в 19 лет уйдет из этой жизни.

Сын мой Олег принял обряд крещения одновременно с крещением двух дочерей Екатерины и Анастасии в 2001 году. Крестились они в храме Иоанна Крестителя на водах Ачаирского женского монастыря во имя Животворящего Креста Господня.

Когда я стала заниматься своей родословной, то в метрических записях Троицкой церкви за 1894-1917 гг. с удивлением обнаружила, что у всех родившихся детей моего прадеда Саввы Порфирьевича записаны не только даты их крещения, но и их крестные. А у моих внуков нет никаких свидетельств о крещении и их крестных. Тогда в 2011 г. я получила в монастыре свидетельства о крещении своих внучек.

Я потратила немало времени, чтобы разобраться, что такое именины, день ангела, кто является твоим ангелом-хранителем, небесным покровителем, восстановила даты крещения своих членов семьи, выписала им житие своих божьих покровителей, чтобы они их знали и почитали, приобрела иконки с их изображением и все это эстетично оформила. Многие люди, приняв обряд крещения, не помнят дату своего крещения, не знают своего божьего покровителя, что, конечно же, неправильно.


Токаревы:сын Олег, внуки Катя, Настя, Никита

Наша семейная хроника продолжается, в мир приходят новые потомки рода Разуваевых, которым, я думаю, будет, что рассказать о нашей семье своим детям и внукам.

апрель 2013 г.