Здравствуй, Оленька!

Прочитала твою статью в «АиФе» «Тайные лагеря смерти» и не стало мне покоя, и решилась я тебе написать. Во-первых, низко тебе кланяюсь за то, что прикоснулась к этой больной и государством забытой теме. А писать меня заставило может быть одно слово в твоей статье. Это слово про самовар. Что Колмогорцевы догадались взять с собой в ссылку самовар. Сейчас как бы мы не фантазировали, но не пришло бы в голову то, что вытворяло государство над ссыльными. И это было чудо, что им удалось привезти самовар.

Нашей семье не позволили взять с собой самое необходимое и ничего съестного. Маму мою милиционер не подпустил к сундуку взять одежду. И выкинули нас из дома в чем мы были. Посадили в телеги и отправили в Читу. Когда везли их по деревне, смелые люди видали в телегу еду. Да уж какой тут самовар!

Из Читы везли по железной дороге в теплушках закрытых, как скотину.

Выселили нас 13 июня 1931 г., а я родилась в апреле 1930 г. И как такое дитя выжило?

Привезли в Красноярск, там погрузили нас в пассажирский пароход «Косиор» и повезли вниз по Енисею. Привезли в Стрелку, это там, где Ангара впадает в Енисей. Выкинули на берег людей, видимо, не зная что с ними делать? Почти неделю эта масса людей сидела на берегу, их и солнце пекло и дождем мочило. И вот подогнали илимки, это большие лодки. В них погрузили людей и наши мужчины, как бурлаки потянули их вверх по Ангаре. Конвоиры все не могли выбрать подходящее место. Прошли порог и в 30 км от Стрелки, где впадает в Ангару речка Татарка, там, в тайге и определили нам жилище.

Высадили, оставили моим забайкальцам топоры, лопаты, пилы, оставили надзирателя и илимки уплыли. Кругом тайга, мошка, а забайкальские жители – степные люди. Естественный вопрос: а чем питались? Вот это страшный вопрос. Умирали с голоду – вот ответ.

Мужики к осени сделали один барак, длина его была 40 м и к зиме все туда поселились. В этом бараке зимовали старики, дети и женщины, а трудоспособных мужиков угнали на другие участки.

Моя семья была такова. Отец и мать, им по 22 года, бабушка 46 лет, тетя 19 лет. Дедушка сидел в Бутырке, а потом работал на Беломоро-Балтийском канале, слава Богу, остался жив.

Гибли мои забайкальцы так, что зимой хоронить не могли и складывали покойников в штабеля и заносил их снег. Весной, кто остался жив, погнали в тайгу валить лес и корчевать пни, возделывать пашню под посев. Дети умирали, вернее сказать вымирали семьями. От детей избавлялась советская власть изощренно. Весной приехал врач из Енисейска, и если ребенок болел, он давал таблетки, но дня через три ребенок спокойненько умирал. Моя бабушка не давала мне таблетки, но боялась это сказать другим матерям. Правда, одной женщине сказала, и девочка Варенька осталась жива.

Угробила власть детей, а матери, обезумевшие от горя, пошли корчевать пни, строить светлое будущее. Сейчас смотрю телевизор, однажды узнала, что только за один год с 1930 по 1931 в Сибири погибло 250 тысяч детей! Это же были крепкие крестьянские дети! Они прошли естественный отбор, не были напичканы, как сейчас, лекарствами. Что же это была за власть? Она угробила самое дорогое, что есть на земле – дети! Вот в это время СССР подписал себе смертельный приговор, а не в Беловежской пуще. Пусть Зюганов не гнусит, защищая прошлые злодеяния. Благо я была ребенком, не понимала, что надо мною издеваются и гробят. Но я выжила и всегда помню о своих земляках.

Прошло время, унесло даже тех, кто пережил голод. Они жили недолго, слишком ужасна была их жизнь. Я своих земляков всегда вспоминаю с теплом. Я никогда не слыхала мата, не было пьянки, ругани, хотя до двадцати лет я жила в общем бараке. Мои забайкальцы были простые крестьяне, но я считаю, что это были интеллигентные люди, стеснительные и честные, трудолюбивые и добрые. Вечная им память.

Но я отвлеклась. Пришел 1933 г. Это был голод по всей стране, ну а моим землякам досталось голоду всех больше, ведь за два года они не успели в тайге разработать себе огород и опять гибли и дети и матери. Помню я своих подружек, которые росли без матерей. Это сейчас у меня сердце сжимается от боли и жалости за них, тогда я легче все переживала, но никто из сирот не был выброшен и не шлялись беспризорные как сейчас. Детей забирали дальние родственники или близкие, ни один ребенок не был выброшен.

И вот пришел 1933 г. Мои забайкальцы стали выращивать на отвоеванной у тайги земле хлеб, овощи. Работали с утра до ночи. В 1934 г. уже были коровы в колхозе. И в первую очередь давали по 0,5 молока ребенку. Стали сеять хлеб, овощи. Колхоз назывался «Труженик». Да и как его можно было назвать? Не в честь же Ленина или Сталина! К 1941 г., через десять лет, как высадили десант на Татарке, колхоз занял первое место по показателям, т.е. по сдаче государству хлеба и мяса. И стыдно никому не стало, что загубили такой народ! Колхоз просуществовал в тайге до 1956 года.

Нашу семью из Татарки возили по низовью Ангары и Енисея до 1938 г., сменили десять поселений, видимо, никак не могли нас угробить. Только в 1938 г. нас оставили в покое. Мы заимели огород и коровку. Но отца гоняли по леспромхозам. В Рычково мы жили тоже в бараке, но у нас была там отгорожена комната, а печь железная общая для всех. В этом поселении была школа, магазин и две хоть и маленькие организации: колхоз и леспромхоз. Здесь жили спецпереселенцы из южных районов Красноярского края, в основном из Новоселовского. Они работали в колхозе, а забайкальцы в леспромхозе. И было у нас счастливое детство. Мы были пионерами, жили в своей среде, никто нас не обижал, что мы враги народа. В 7-ми километрах от Рычково был пос.Степановка, а дальше Белокопытовка. Там тоже жили мои земляки, и все были равны. Это самое мое светлое прошлое.

Но весной 1941 года у нас случилось большое наводнение, вода шла со льдом. Смела стихия мое светлое поселение. Мы спасались на горе за деревней. Восстанавливать угробленные дома для ссыльных страна посчитала ненужным, «много чести для них». И опять как всегда раскидали моих ссыльных: колхозников увезли под Енисейск в какой-то колхоз, леспромхозовцев тоже расселили. Несколько семей остались, никто уже нас не неволил уезжать. Не стало школы, магазина. Стали мы жить как на хуторе, правда, комендант нас «охранял». Был приставлен, чтобы не сбежали.

А потом началась война. Наших мужиков брали в штафбат и очень мало кто вернулся. Воевали вместе с уголовниками на самом переднем крае – 58 статья.

Вот сейчас мне 76 лет и я удивляюсь над своими земляками. Ведь никакого зла они нам не выказали, никогда про нашу власть плохого не сказали. И мы росли, веря, что живем в самом расчудесном государстве. Сейчас думаю, хорошо, что мы ничего не знали, не загружали нас против государства. Вот поэтому и мало я знаю о жизни в ссылке, о своих родителях. Это так было сказано, как бы вскользь, да они и не хотели об этом говорить.

Знаю, что мою бабушку арестовывали два раза, увозили в Енисейск. Первый раз пытали ее, чтобы золото отдала. Ну какое золото? Как было его вывезти из Забайкалья? Второй раз за то, что она морковь посеяла и та редко взошла. Значит это происки врага народа. Но пока ее пытали, морковь взошла, бабушку отпустили. И вот постоянно всякое унижение.

Однажды придумали всех женщин постричь под машинку. Такому унижению не поддалась только моя бабушка. Она одна осталась с косой. Я благодарна своей бабушке, это она меня спасла. Матери было бы это не под силу.

Живут и сейчас мои земляки в Стрелке. Это прекрасные, законопослушные, трудолюбивые люди. Есть среди них и ветераны войны, например Иван Беломестнов. Я знала его до войны, на фронте он был артиллеристом и, слава Богу, остался жив.

Очень я благодарна тем, с кем жила в общем бараке и они не вселили в меня злобу, хотя жизнь их была ужасна. Сейчас мою Читинскую область заселяют китайцы. Я сперва злилась и негодовала. Но теперь думаю, страна этого захотела еще в 1931 году, чтобы я там не жила, не жили мои дети. Так пусть живут китайцы на моей родине, которую я не видела.

Я выжила, вырастила двух детей – совестливых граждан для своей родины. Сын отслужил в армии. Я вдова, живу с сыном и спасибо силам небесным, что у меня хорошие дети. Я не потянулась ни к Богу, ни к рюмке. Я жила для детей. Как я потянусь к Богу? Зачем он позволил уничтожить моих земляков, честных тружеников? А если он есть, он меня простит, ведь не зря же я на него обижаюсь.

Ах, Олечка, прости меня, склерозницу. Я как твою статью прочитала, все плачу. И вот надумала написать, но все не опишешь. Ну, еще продолжу.

Вот живем мы на хуторе, ни у кого нет паспортов. Мы с папкой пилили дрова летом и зимой для пароходов. В конце 1949 года я, можно сказать, убежала от этой адской работы. Убежала на рудник, это в устье Ангары. Там же получила паспорт. Боже, я свободный человек! Закончила вечернюю школу, 7 классов, потом краткосрочные курсы геофизиков. В 1950 году поехала с геологической партией вверх по Ангаре. И опять я побывала в Татарке, в Рыбной, где жила моя семья. Поклонилась своим погибшим землякам. В Татарке похоронен мой младший брат. Его уронили на голову в яслях в 1933 г., ему было три месяца. Это была моя первая утрата, мне было три года и я помню похороны.

Когда я стала хлопотать реабилитацию, то в Енисейске не оказалось никаких документов и даже в Красноярске. Воистину тайные лагеря смерти. Но ведь было много ссыльных, и после великих потерь людей еще оставалось много. Жили они в Нижнем Приангарье и по берегам Енисея до Казачинска. Было поселение Рычково, Степановка, Белокопытовка. Сейчас этих поселений нет. В Татарке сейчас живут староверы.

Я еще не написала о работе ссыльных. Зимой они заготовляли, валили лес и на лошадях вывозили его на берег, а летом скатывали его с берега в воду, делали плоты и сплавляли в Игарку. Вся эта каторжная работа делалась вручную. Помощницей зимой была лошадь. Никаких отпусков людям не давали, я даже не помню и выходных, видно не было. После 1935 года, когда отменили карточную систему на хлеб, скоро грянула война.

За что так поступили с людьми? Сейчас, когда летят наши самолеты с гуманитарной помощью, я не остаюсь спокойна. Это хорошо помочь ливанцам или еще кому-то. Ну а свой народ почему бросили в тайге умирать? Почему Сталин так испугался крестьян и их детей? И кто попросит за это прощение? Никто. Жизнь человеческая в нашем государстве до сих пор ни в цене. Наши правители в Афган бросили наших парней также, как нас в тайгу, угробили, искалечили парней и никому не стыдно.

Ну все, Оленька, еще раз тебе спасибо за твою статью и меня прости за то, что я нашла кого помучить своей писаниной.

Еще скажу. Забайкальцы на каторге честно трудились, не филонили, выполняли норму. Мой отец был стахановцем, помню про него писали в газете «Красноярский рабочий», год точно не помню, было это до войны, в 1939-м или 40-м г. Фамилия моей семьи Аверины, а работал отец вальщиком леса и пилил пилой, называлась она лучок. Он один, без напарника перевыполнял план. Сейчас думаю, зачем человек гробился?

Теперь, Оленька, извини меня, что я так долго тебя мучила своей писаниной. Я написала, еще наплакалась, и мне стало легче.

Скоро день репрессированных, пойду встречаться с земляками, но приходят молодые, младше меня. И горько мне, что я уже среди них старшая. Если и есть люди старше меня, то больные. Да, Оленька, может когда увидишь пароход с названием «Николай Вершинин». Этот пароход назван в честь моего земляка. Он тоже воевал, вернулся и прославился своим трудом. Видишь, как я люблю своих земляков. Я ими горжусь и плачу, за что они страдали? Оля, я пишу письмо лично тебе и спасибо, что ты прикоснулась к этой теме, к моим забайкальцам.

Все думаю, не потому ли сейчас женщины не хотят рожать в нашей стране, что она загубила тысячи детей? У меня три внучки и только одна правнучка. Что это? Будто генетическая память не дает им рожать! Но это, конечно, мистика. Не рожают по другой причине. Они теперь не крестьянские матери, им не нужно рожать кормильцев, они сами делают себе карьеру и дети им в тягость.

Ну что еще? Получила я в 1988 году реабилитацию посмертно на своих родных и на себя, и добавили мне пенсию 90 руб. Получила список, т.е. перечисление добра, которое отобрали: 9 десятин пашни, 9 десятин сенокосных угодий, быков 6, коней 6, и овец стадо и коров стадо. И за всем этим ухаживала семья. Ну и что же тут постыдного? Теперь очень хорошо: сидят в деревнях, пьют мужики, и бабы и старухи. Вот этого хотело государство? И все чего-то просят – дайте им то, дайте другое. Я не совсем согласна с этим диким капитализмом. Жалко мне многого, например, образования. Многое что надо было сохранить, но у нас не умеют что-то хранить.

Ну все, Оленька, будь здорова.

Август 2006 г.

Соболева Нина Васильевна, Стрелка, г.Лесосибирск.
Лобзиной Ольге. «АиФ на Енисее», «Мемориал».