Владимир Рукосуев. Яркино. Кружева истории (фрагменты)
<...>
И 1942 году в Яркино прибыла группа людей немецкой национальности, высланных с
Поволжья. Сейчас, конечно, можно спорить, оправданы ли были такие действия. Но в
то время на фронтах решался вопрос существования нашей страны, и советское
руководство не могло допустить даже потенциальную опасность от наличия в ближних
тылах населения немецкой национальности.
В Яркино в 1942 году прибыли 29 человек:
Валентина Третьякова — семья из 3 человек,
Годятская - семья из 3 человек,
Екатерина Швемар - семья из 3 человек,
Лидия Валетская - семья из 3 человек,
Мария Трумкеллер - семья из 3 человек,
Степан Паль - семья из 3 человек,
Шарлотта Фильберт - семья из 2 человек,
Эмалия Найн - семья из 3 человек,
Эмалия Шадт - семья из 4 человек,
Эмалия Эйкав - семья из 2 человек.
В Яркино они все хорошо работали в колхозе, в общем, зарекомендовали себя с лучшей стороны.
С 1942 по 1945 год председателем колхоза в Яркино работал мой отец — Александр Михайлович Рукосуев. В 1974 году яркинские школьники попросили его поделиться воспоминаниями о том, как работал колхоз в военное время. Отец изложил...
Милая моя родина, деревня Яркино. В ее истории, как в капле воды, отражается история всей страны, с ее взлетами и падениями, успехами и неудачами, радостями и трагедиями.
Прошла в стране революция, но в нашей деревне, оторванной от мира таежными просторами, жизнь шла по-прежнему. Основой жизни являлось личное хозяйство. У каждой семьи были свои поля и покосы, лошади и коровы, овцы и свиньи. Но конечно, жили все по-разному. Хотя земли хватало. Каждый мог расчищать себе поля и покосы в месте, согласованном с советом. Совет деревни решал вопросы по справедливости. Практически каждая семья имела поля и покосы как на ближних участках, так и на дальних. Некоторые семьи уже строили дома на дальних участках и жили там. Например, у Кулюгомы. Ездить из деревни постоянно было неудобно, тратилось слишком много времени, а такую роскошь хороший хозяин себе позволить не мог. Вот и строили там добротные избы, дворы для скота и жили в таежной тишине большую часть времени.
У Кулюгомы жила семья Фоминых и еще несколько семей, у Потакиля - семья Исая Ивановича Рукосуева.
Наиболее зажиточными в Яркино были семьи Федотовых, Малофеевых и Рамодиных.
Семья Федотовых жила на большой улице, в месте изгиба ее под прямым углом, в большом двухэтажном доме с резными ставнями на окнах. Дом имел два входа: один из ограды, а другой с большой улицы. Это был вход в магазин купца Федота. В магазине жители деревни могли купить необходимые товары. Можно было купить соль, сахар, мед, спички и различную одежду. Туда же можно было сдать пушнину и излишки мяса и тоже получить товары. Товары возили из Канска и Енисейска.
В строительстве этого дома участвовал мой дед, Ефим Ефимович Рукосуев, и
другой сосед, Николай Моисеевич Гревенковых. Он возил бревна из леса длиной
восемь метров. В строительстве участвовали и сыновья Федота: Аким, Егор и Иван.
Кроме большого дома, имелась еще изба в сторону Власовых. В глубине усадьбы
стоял большой двухэтажный амбар, два зимовья и двор. Вся территория была
окружена красивым забором с резными столбиками. Семья была многочисленной,
примерно двадцать восемь человек.
У начала Бора, примерно там, где дом Стариковых, у Федотовых было построено гумно. На ближнем Мысу имелись покосы и поля для посева и выращивания пшеницы, ржи и ячменя. Семья Федотовых была очень трудолюбивой. Все без исключения работали. Имелись и люди, которые жили у них как бы в работниках. Это Иннокентий Егорович и Дмитрий Ефимович.
Федот Михайлович был женат на яркинской женщине - Алене Андреевне из рода Натальиных. У них было много детей: сыновья Аким, Егор, Иван, Василий и Геннадий, дочери Мария, Раиса и Огнюша.
В свою очередь они тоже имели детей. Так у Василия росли дети: Лида, Иван, Степан, Григорий, Анатолий и Галя. Кстати, Галя была в детстве подругой моей мамы. Они жили по соседству. Галина Васильевна после всех передряг жила в Красноярске и работала учительницей в школе. В настоящее время она уже ушла из жизни.
Но в процессе сбора материала для книги мне дали ее телефон, и я еще успел не только с ней пообщаться, но и отправить ей по почте вторую свою книгу «Откровение». Видно, что она очень любила свою малую родину. Мне она сказала, что если бы сейчас сумела съездить до Яркино, то поцеловала бы там родную землю.
У Егора были дети: Мария, Маргарита, Вениамин, Валентин. Женой Егора Федотовича была Анна Ивановна из деревни Заледеево.
Детей имели и другие дети Федота. Отсюда многочисленность семейства. О семье Федотовых очень хорошо отзывался мой дед, Ефим Ефимович Рукосуев. Он знал, о чем говорил, так как жил по соседству. Простые приветливые люди, которые очень много полезного делали для своей деревни.
Он даже рассказал, что будучи молодым парнем, очень влюбился в одну из дочерей Федота. Она отвечала взаимностью. Дело шло к свадьбе. Но неожиданно она заболела тифом и угасла буквально за неделю. Дед признался, что даже плакал. Долго хранил ее подарок - красивую рубашку. Надевал только по праздникам.
Вот такая многочисленная и работящая семья жила в нашей деревне Яркино. Кстати, Федот Михайлович в числе первых завозил в Яркино многие агрегаты для работы в сельском хозяйстве. Это касается и поперечных пил, сделавших своего рода революцию в строительстве домов и других помещений. Вот бани яркинцев долго, примерно до пятидесятых годов, топились по-черному. Поэтому их строили подальше от жилья и поближе к берегу реки.
Малофеевы жили почти напротив Федотовых, но ближе к реке Чадобец. Их поселье было примерно в том месте, где сейчас располагается часть поселья Давыдовых и находится бывшее здание сельской администрации. Они тоже имели крепкое хозяйство.
Рамодиных жили на задах деревни. Им принадлежал большой длинный дом,
состоящий из двух изб под одной крышей. Он сохранился и в наши дни.
Яркино в то время была одной из самых крупных деревень, входящих позднее в
Богучанский район. Нужно отметить, что в нашей деревне, как и в большинстве
других, жили очень трудолюбивые и гостеприимные люди.
События, происходящие в стране, казалось, мало касались жизни жителей нашей деревни. Но постепенно руки новой власти добрались и до Яркино.
В 1925 году был организован сельский совет. Старостой в то время был Михаил Сакердонович Рукосуев. Первым председателем стал Захар Алексеевич Рукосуев из рода Синевых. Отныне новая сельская власть должна была заниматься делами деревни и решать все вопросы, которые раньше решал староста и совет села. В бытность Захара Алексеевича председателем на общественных началах была построена новая просторная сельская школа.
4 июля 1927 года образован Богучанский район, в состав которого вошла и деревня Яркино.
В 1920 году в деревне Чадобец на Ангаре начало работать кредитное общество.
Крестьяне могли там взять денег на покупку сельхозинвентаря. И действительно, некоторые объединялись, складывались и покупали какие-то сельхозорудия.
Общественную водяную мельницу делали на нижнем порожке выше деревни, но весной при половодье ее уносило, и нужно было летом при малой воде все начинать сначала. Кому-то пришла в голову мысль сделать мельницу на одной из быстро текущих маленьких речек. Был кликнут клич. В результате для этой стройки объединились двадцать семь хозяйств, и мельница была построена на речке Биве около устья речушки Хологды.
Мельница успешно проработала около трех лет, а затем промыло правый берег. Но не это главное, все можно было бы исправить, но началась коллективизация, и сразу стало не до мельницы. Около мельницы так и остался недостроенный общественный амбар.
В стране между тем с приходом советской власти произошли большие изменения. В 1920 году был разработан план ГОЭЛРО. Главным руководителем и вдохновителем разработки являлся В.И. Ленин. Сама разработка шла под руководством Г.М. Кржижановского. В работе над планом участвовало около двухсот видных ученых. Фактически была разработана программа народно-хозяйственного строительства.
К 1929 году был принят план пятилетнего развития, так называемая первая пятилетка (1928-1932 годы), которая ставила во главу угла индустриализацию всей страны. В то время как в индустриализации страны наметились определенные успехи, сельское хозяйство представляло собой около 25 миллионов мелких и мельчайших хозяйств. Было решено из мелких, путем их объединения, создать крупные, которые легче было насытить техникой. Создание таких хозяйств облегчало задачу сдачи хлеба в распоряжение государства.
Сама идея выглядит вроде бы привлекательно, но пути ее реализации оказались далеко не самыми удачными. Ведь при реализации этого плана пострадало огромное количество людей, вина которых зачастую была только в том, что они хорошо трудились в своем хозяйстве с утра до вечера.
Первый этап плана коллективизации начал проводиться с 1929 года.
Не обошли новые планы и Яркино. Шла работа с населением, проводились собрания, на которых объясняли суть коллективизации, и не обходилось без разъяснений, что ждет тех, кто не прислушается к предложениям.
В результате в марте 1930 года была организована коммуна, в которую вошло около двухсот семейств. Обобществили все, вплоть до куриц, не оставив никаких личных хозяйств, тем самым хватив через край. Даже питаться пришлось всем вместе в общественной столовой. Руководителем коммуны стал все тот же Захар Алексеевич. Вскоре она была преобразована в колхоз.
Между тем стремительные темпы принудительной коллективизации вызвали в стране определенное сопротивление, и в марте 1930 года вышла статья Сталина «Головокружение от успехов», где порицались слишком стремительные темпы коллективизации не готового к такому повороту судьбы крестьянства.
После этой статьи в яркинской коммуне осталось всего 45 семей. Такой выход из колхозов прокатился по всей стране. Но уже к осени 1930 года вновь усилился нажим, требующий вступления в коллективное хозяйство. Еще в январе 1930 года было принято решение о ликвидации кулачества как класса. Это решение давало огромный простор для произвола на местах. Ведь право решать, кого считать кулаком, давалось местным органам. Любого можно было признать кулаком или подкулачником. Земля, имущество, денежные накопления подлежали конфискации.
К весне 1931 года многие вступили обратно в коммуну, но многие оставались вне общего хозяйства, и репрессии не заставили себя ждать.
В Яркино в начале тридцатых годов зачастила комиссия во главе с прокурорским работником Ахременевым. Выполнялась директива о ликвидации кулачества как класса.
На совещании с местным активом решали, кого признать кулаком и раскулачить, а по-простому ограбить, пустить по миру.
Кто-то теперь говорит: такое было время. Но в жизни, как в шахматной партии, почти всегда есть приемлемый ход. Наверняка и тогда можно было идти каким-то иным путем, ведь в то время мы имели в стране очень работоспособное и трудолюбивое крестьянство. А для любой успешной работы кроме профессиональных навыков нужно хорошее настроение. Применяемые репрессивные меры вряд ли этому способствовали. Конечно же, такие меры — фактически преступление против собственного народа. С 1931 по 1933 год многие яркинцы, как и жители других деревень, попали под каток репрессий. Вина их была в том, что они хорошо работали на своем хозяйстве и противились вступлению в колхоз. В первую очередь были раскулачены и высланы семьи Федотовых, Рамодиных, Малофеевых. Попали в этот черный список и Алексей Жулановых, и совсем уж бедняк Тереха Сарафининых, и другие. Раскулачивание означало конфискацию хозяйства, высылку из деревни всей семьи в специально отведенные для этой цели места, находящиеся иногда в других районах. Имущество после конфискации продавалось на торгах. Некоторые яркинцы выкупали имущество и возвращали его хозяевам.
Приведу список некоторых безвинно пострадавших из книги памяти политических репрессий:
Как видно из списка, большинство приговаривалось к срокам условно. Это больше касалось крестьян-середняков. Ставилась цель - напугать крестьянство и тем самым заставить поголовно вступить в колхоз. Что касается тех, кто был признан кулаком, их ждали более серьезные сроки. Все они в апреле 1992 года реабилитированы прокуратурой Красноярского края как жертвы политических репрессий.
Потомки многочисленной семьи Федотовых рассеялись по Приангарью и живут в разных поселках на Ангаре и в городе Красноярске.
Некоторые из Малофеевых, имеющих корни в Яркино, можно встретить где угодно.
Интересно, какой была бы сейчас деревня, если бы развитие сельского хозяйства
шло другим путем и не затрагивало так жителей деревни? Наверно, деревня была бы
более многолюдной и жить там было бы веселее.
Началась колхозная жизнь. Впрочем, большинство яркинцев были очень трудолюбивы и работали в колхозе с полной отдачей. Болели душой за колхозные дела. Всеми делами заправляли, конечно, председатели колхозов, которых избирали на колхозном собрании. Но при этом учитывались и рекомендации руководства района. Иногда кандидатуру нового председателя полностью предлагало руководство района.
Огромную роль играли подчиненные председателей — бригадиры, которые непосредственно руководили колхозниками.
Нужно сказать, что успехи колхоза во многом зависели от того, кто работал председателем.
Председатели колхозов:
1. Захар Алексеевич Рукосуев (род Синевых).
2. Подберезкин (имя его, к сожалению, забыли и старожилы).
3. Васильков (работал совсем небольшой срок).
4. Михаил Алексеевич Петров (с 1934 по 1937 год). Михаил Алексеевич, по отзывам старожилов, был самым лучшим из председателей колхоза. Он жил в Яркино вместе с семьей. Жена работала учительницей в школе. Михаил Алексеевич был замечательным организатором работ, умел работать с народом. Зря никого не обижал, но был строгим и требовательным к себе и людям. Умел поощрять за хорошую работу. Очень хорошо в колхозе в это время шло строительство.
Колхозники у конторы колхоза "Север". 1936 г.
Построен новый амбар под хранение зерна, сушилка, скотные дворы, свинарник, телятники. А ведь весь материал для строительства заготавливали сами. Рубили деревья, распиливали продольными пилами строевой лес на доски нужной толщины, на лошадях доставляли к месту строительства. Кроме того, драли дранье. Такие доски при строительстве тоже были нужны.
Состав строительной бригады:
Ефим Ефимович Рукосуев (род Жулановых), бригадир
Василий Федорович Рукосуев (род Федихиных)
Демид Митрофанович Рукосуев
Ефрем Семенович Рукосуев
Иван Демидович Рукосуев
Иван Максимович Рукосуев (род Маловых)
Иван Савельевич Рукосуев
Иван Федорович Рукосуев (род Манюшкиных)
Иван Федорович Рукосуев (род Федихиных)
Михаил Никифорович Рукосуев
Михаил Сакердонович Рукосуев
Степан Гаврилович Рукосуев
Филипп Михайлович Рукосуев
К основному составу бригады иногда привлекались и другие колхозники, сведущие в строительстве. Они же ежегодно делали водяную мельницу на порожках за ближним Мысом. Кроме того, в летнее время ежегодно строили мост через реку Чадобец.
При вступлении в колхоз свой новый двухэтажный дом передал колхозу Матвей Ефимович Рукосуев. Из него была сделана сушилка для зерна. Семья Матвея Ефимовича жила в старой избушке.
Уставителем сушилки и сушильщиком был Демид Григорьевич Колпаков из рода Улиных.
Когда Михаила Алексеевича Рукосуева, четвертого председателя колхоза, район перевел в другое место, яркннцы очень расстроились, ведь дела при нем шли очень неплохо.
5. Иван Степанович Рукосуев (род Захаровых) стал председателем после отъезда Михаила Алексеевича, с 1938 года. Он тоже хорошо работал. В бытность его председателем произошло очень памятное событие. Жители Яркино своими успехами в производстве сельскохозяйственной продукции завоевали право послать передовика на ВДНХ. Это произошло в 1939 году.
Для поездки были выбраны Дмитрий Михайлович Рукосуев (Род Карпушонковых) и
Кулаков Василий Григорьевич (Род Верьяновых). Им посчастливилось увидеть там
самого Сталина. После поездки в Москву они все подробно рассказали своим
землякам.
Иван Степанович проработал председателем колхоза до 1941 года, потом его забрали на фронт. С войны он не вернулся. Вечная память героям, отдавшим свои жизни за Родину.
6. Василий Григорьевич Кулаков (род Верьяновых). Он проработал недолго, с 1941 до 1942 года.
7. Следующим председателем избран Александр Михайлович Рукосуев (род Масеевых), отец автора книги. Призыву на фронт он не подлежал, так как в детстве упал с крыши, повредил ногу и стал инвалидом. Одна нога из-за полученных повреждений стала короче, и он сильно прихрамывал. Перед тем как стать председателем, работал бухгалтером колхоза. Он проработал с 1942 года по март 1945-го. Это было очень ответственное время. Работа шла под лозунгом “Все для фронта! Все для Победы!” А из работников в колхозе оставались женщины, дети, инвалиды, старики и старухи. В 1974 году он поделился воспоминаниями о работе в военное время со школьниками яркинской школы. Они приведены в следующей главе.
Геннадий Иванович Рукосуев (род Жулановых)
(1929-2013)
Дороги жизни. Какие они разные получаются у людей! От чего это зависит? Кажется, очень многие воспитываются в практически равных условиях, но как порой совершенно диаметрально противоположно складывается их дальнейшая жизнь! Что на это влияет: какие-то высшие силы, или гены, которыми нас награждает природа, или что-то, совершенно неуловимое человеческому сознанию?
Кто-то выбирает себе дорогу и идет по ней напролом, несмотря на трудности. Оступается, но вновь карабкается, и вот уже видим, как он покоряет одну вершину за другой.
Другой сникает при малейших трудностях и в лучшем случае плывет по течению
жизни, которая уносит иногда на самое дно. Возможно, это характер,
унаследованный от родителей, дедушек, бабушек, а вполне вероятно, и от далеких
предков.
В данной повести, дорогой читатель, мы вместе с нашим героем, Геннадием
Ивановичем Рукосуевым, шагаем по дороге его жизни – дороге трудной, но яркой и
интересной.
Под влиянием каких обстоятельств сформировался характер Геннадия Ивановича? В этом повествовании мы вместе с ним встретим утренние зори на полях яркинского колхоза "Север", где он пацаном работал на посевной, сенокосе и хлебоуборке. Сходим вместе с ним на охоту на уток по маленьким озерками большим озерам, которых немало вокруг нашей деревни Яркино, съездим на рыбалку на речку Чадобец. Проследим, как он из простого возчика леса на лошади в говорковском лесоучастке пройдет путь до директора крупного леспромхоза.
Но это – впереди, а пока всмотримся в кровную систему родства нашего героя, которая образует сложное генеалогическое древо.
Геннадий Иванович Рукосуев – один из заслуженных уроженцев нашей деревни – родился 21 июля 1929 года в деревне Яркино Богучанского района (в настоящее время деревня входит в состав Кежемского района) Красноярского края.
Отец – Иван Алексеевич Рукосуев 1908 года рождения.
Мать – Александра Степановна Рукосуева (род Захаровых) 1906 года рождения.
Дед по отцу – Алексей Ефимович Рукосуев (родился 28.03.1878). Его братья и сестры: Матвей Ефимович, Иван Ефимович, Меркурий Ефимович, Ефим Ефимович, Наталья Ефимовна, Устинья Ефимовна.
Бабушка по отцу – Зиновья Малафеевна Рукосуева 1877 года рождения. У нее было четыре родных брата и четыре сестры. Все они родились в Яркино и длительное время там проживали со своими семьями, занимаясь до образования колхоза собственным хозяйством.
Прадедушкой Геннадия Ивановича по отцовской линии был Ефим Дмитриевич Рукосуев 1857 года рождения. Прабабушкой – Варвара Ивановна Рукосуева из села Ирба. От них пошел род Жулановых, или, как иногда в шутку называли их в народе, Жуланята. Записанная в архиве на некоторых представителей рода фамилия Жулановы, скорее всего, отражает желание официальных органов уменьшит количество Рукосуевых на одной территории, чтобы исключить путаницу в официальных документах. Точно таким же образом в Яркино появилась фамилия Коваленко у рожденных Рукосуевыми. Вряд ли кто сейчас сможет назвать родственников по прабабушке Варваре в селе Ирба, но это не означает, что их нет.
У Ефима Дмитриевича были братья и сестры, которые тоже стояли у истоков некоторых родов. Это Павла Дмитриевна (род Сафоновых), Мария Дмитриевна ( род Поповых), Линдея Дмитриевна (род Карпушенковых), Демид Дмитриевич и Гавриил Дмитриевич (род Демушкиных). Братья Демид и Гавриил проживали совместно, скорее всего, из-за этого их потомков причисляют к одному роду. В каждой ветви, как правило, имеется по несколько детей. В общем, крона генеалогического древа впечатляет.
В свою очередь, генеалогическое древо рода Малофеевых, к которому принадлежит Зиновья Малофеевна, тоже достаточно сложное. Родоначальником является Малафей Матвеевич Рукосуев (по-яркински Малофей). Женой его была Любовь Ивановна Рукосуева. У них было десять детей: Яков, Иван, Павел, Лукерья, Терентий, Матрена, Арина, Зиновья, Аким, Григорий. Дети имели, в свою очередь, от трех до десяти детей, и можно себе представить, какое мощное получается древо.
Не много известно о захаровской ветке по Александре Степановне, матери Геннадия Ивановича. Название рода говорит само за себя и, видимо, пошло от имени колоритного деда Захара. Отец Александры Степановны рано потерял жену, и нужно было воспитывать детей – Александру и Ивана. Однако попытка жениться на девушке, которая приглянулась одному заезжему с Ангары жениху, стоила ему жизни. Вот такие шекспировские страсти иногда кипели в нашей тихой, отрезанной от мира тайгой деревне. Саша и Ваня остались круглыми сиротами. В случае потери родителей их детей обычно брали в свои семьи ближайшие родственники. Так и Александру и Ивана взяла себе на воспитание семья родной тети.
Повзрослев, Александра Степановна вышла замуж за Ивана Алексеевича – высокого, стройного красавца, физически крепкого, закаленного тяжелой крестьянской работой.
А ее брат Иван Степанович очень скоро стал пользоваться огромным уважением односельчан и незадолго до войны был избран председателем колхоза. В этой должности он успешно проработал до 1941 года, пока не грянула война. Его, как и многих других, забрали на фронт. И где-то на дорогах войны сложил он свою головушку. Вечная ему память.
Вот такое генеалогическое древо у героя нашей повести, Геннадия Ивановича Рукосуева.
В 1933 году его дедушка, Александр Ефимович Рукосуев, постановлением исполкома Богучанского райсовета был лишен избирательных прав со всеми членами семьи, достигшими совершеннолетия. Причиной этого было нежелание вступать в колхоз. При этом часть имущества была обобществлена и передана колхозу. А самого дедушку отправили безо всякого конвоя в тюрьму в Канск. Но он был оттуда отпущен домой, так как никаких документов о его заключении в тюрьму не поступило. Он снова пешком вернулся в Яркино, вступил в колхоз и стал работать завхозом.
Через какое-то время его, несмотря на работу в колхозе, снова отправляют в тюрьму в Канск, а остальное имущество реквизируют. Алексей Ефимович вновь пешим направляется в Канск в тюрьму.
При этом отца и мать Геннадия Ивановича отправляют в ссылку в Кежемский район, в район Кодинской заимки. Как позднее рассказывал Иван Алексеевич, они занимались там заготовкой дров, изготавливали сани, рамы для окон, двери, лодки. Называли их трудозаданниками. После изготовки партии изделий их собирали в кучу и сжигали.
Алексея Ефимовича снова в тюрьму в Канске не посадили, а вернули домой. Начальник тюрьмы посоветовал больше не селиться в родной деревне, и Алексей Ефимович избрал местом поселения деревню Пашутино, где жили родственники.
Маленький Гена вместе с бабушкой были вынуждены ехать туда же. Их дом отдали под детский сад и ясли. В 1935 году, после смерти деда, Гена вместе с бабушкой и родителями переехали на мастерский участок Гуж невдалеке от деревни Юрохта.
В 1936 году на основании протокола заседания членов яркинского сельсовета отец Геннадия – Иван Алексеевич Рукосуев – был восстановлен в избирательных правах.
В 1937 году Гена с бабушкой вернулись в деревню и временно поселились у родственников. Отец и мать Геннадия смогли вернуться домой только в начале 1938 года. Отец стал работать в колхозе кузнецом, а мать дояркой. Дом снова передали семье.
Во времена молодости Геннадия Ивановича в нашей деревне было всего четыре класса, и очень трудно было получить дальнейшее образование. С этой задачей справлялись только люди целеустремленные, понимающие все значение образования для дальнейшей жизни. Геннадий Иванович оказался одним из таких людей. И главное, его родители, несмотря на ограниченные возможности, как могли создавали ему условия для продолжения обучения. Его отец, Иван Алексеевич, перед уходом на фронт в 1941 году (вернется он только в 1945-м) наказал Гене продолжать учебу, чего бы это ни стоило. Позднее он напишет с фронта жене Александре: "Продай мое ружье, но Гена пусть учится". И Гена учился – вначале в школе, а позже, осознавая всю ценность образования, в институте.
Образование:
- яркинская начальная школа;
- чадобская семилетняя школа;
- курсы мастеров лесозаготовок на станции Сон от Богучанского ЛПХ – 1954 год;
- Восточно-Сибирский институт Министерства лесной промышленности РСФСР – 1958
год. Специальность – техник-технолог лесозаготовок;
- курсы повышения квалификации в Сибирском технологическом институте – проходил
дважды.
Геннадий с детских лет стал работать в колхозе "Север". Он боронил, возил копны сена, а когда повзрослел, ему стали поручать пахоту, возку снопов, работу в качестве машиниста на конной сенокосилке и жнейке. В те годы тракторов в колхозе не было, и все работы выполнялись на лошадях.
В октябре 1946 года Геннадий в составе бригады из 10 человек распоряжением правления колхоза направляется на колхозных лошадях на вывозку леса на мастерский участок Говорково. Его назначили бригадиром участка.
Уже первого октября 1947 года по настоянию мастера лесозаготовок говорковского мастерского участка богучанского ЛПХ Геннадий был принят на работу в богучанский леспромхоз возчиком леса. Тогда же была заведена трудовая книжка.
Пришло время – отслужил срочную службу в Советской армии на Кольском полуострове. Призвали Геннадия Ивановича в июле 1949 года. Вначале службу он проходил в инженерно-саперных войсках недалеко от города Петрозаводска. Закаленному тяжелой работой на лесозаготовках и в колхозе парню служба оказалась по плечу. В армии в те времена был настоящий порядок. Большинство командных должностей занимали офицеры-фронтовики, которые относились к солдатам по-отечески, хотя и с должной строгостью. Никаких неуставных отношений и тем более издевательств не было и в помине.
Через четыре месяца часть перебросили к городу Мурманску, где Геннадий был определен в штаб в качестве писаря, а позднее назначен старшим писарем в части №46145.
Из армейской характеристики:
"Сержант Рукосуев Геннадий Иванович проходил срочную службу в Советской армии при войсковой части 46145 с августа месяца 1949 года по сентябрь 1952 года включительно.
За это время он показал себя дисциплинированным, грамотным сержантом. За
время службы в Советской армии получил 12 благодарностей от командования и
награжден двумя похвальными листами. Более двух лет тов. Рукосуев работал
старшим писарем штаба. К работе относился исключительно добросовестно и отлично
с ней справлялся.
Активно участвовал в общественной работе. Пользовался заслуженным авторитетом
среди товарищей. Рукосуев Г.И. морально устойчив, предан делу партии Ленина –
Сталина и Советской Родине".
Три года пролетели довольно быстро, и в октябре 1952 года служба закончилась, Геннадия демобилизовали, и он, закаленным и повзрослевшим, с погонами сержанта, вернулся домой – к работе. Именно в работе видел смысл свой жизни Геннадий Иванович. Как крупный руководитель он сформировался в советское время и успел сделать немало хорошего.
Времена изменились, и огромная страна СССР канула в прошлое. Можно об этом сожалеть, но изменить вряд ли что можно. Новые времена предъявили руководителям очень жесткие требования. Многим кресло руководителя оказалось в новых условиях не по плечу. Но Геннадий Иванович адоптировался к новым условиям и, несмотря на возраст, долгое время оставался на коне. В этом ему помогал крепкий характер и жесткие требования, которые он всегда предъявлял прежде всего к себе и только потом – к окружающим его людям. Геннадий Иванович не только прошел путь от колхозника до руководителя крупного лесопромышленного предприятия, но – и это главное! – еще добился огромного уважения своим неутомимым трудом и глубоко человечным отношением к другим людям.
Не только работой жил Геннадий Иванович – у него были близкие, которыми он очень дорожил, будучи примерным семьянином.
Семью Геннадий Иванович завел в 1963 году. Его супругой стала Мария Александровна Ковалева, с которой они когда-то на одном пароходе вместе плыли до Богучан. В то время девятнадцатилетняя Маша родом из Ставрополья направлялась по распределению в Богучанский район в качестве учительницы. Видимо, так было угодно судьбе, что эта случайная встреча через несколько лет нашла свое продолжение в Осиновом Мысу, где и Марии Александровне, и Геннадию Ивановичу пришлось работать. Родились дети – Галя, Валера и Оля. Сейчас все они проживают отдельно со своими семьями. У Геннадия Ивановича и Марии Александровны трое внуков и трое правнуков.
Геннадий Иванович – один из наиболее ярких представителей нашей маленькой деревеньки. За долгие годы труда он заслужил множество знаков отличия, был отмечен наградами.
Награды и знаки отличия:
- ветеран труда в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Удостоверение
ВВ №2499185;
- занесен в энциклопедию " Лучшие люди России". Удостоверение №7995;
- занесен на стенд-плакат размером 2*3 метра на внешней стороне стены районного
Дома культуры "Янтарь" села Богучаны;
- знак "Почетный строитель "Росагропромстроя". Удостоверение №575, 1999 год;
- медаль "50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.";
- медаль "60 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.";
- медаль "65 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.";
- медаль "Ветеран труда" – за долголетний добросовестный труд;
- медаль "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.";
- орден "Знак Почета". Удостоверение №116603;
- орден "Почет и Слава" за заслуги в развитии лесной промышленности.
Удостоверение №754;
-почетный житель Богучанского района;
- почетный житель поселка Гремучий;
- серебряный знак "Народный герой объединенного Красноярского края".
Удостоверение №31, 2008 год.
Геннадий Иванович прожил 84 года. Автор беседовал с ним, собирая материал для книги, когда Геннадию Ивановичу было уже за 80. Чего греха таить, это возраст, когда уже можно оглянуться назад, проанализировать, что удалось сделать за прожитые годы. А сделать удалось немало. Достаточно приехать в два больших поселка на правом берегу Ангары, напротив Богучан, чтобы убедиться в этом. В строительство каждого поселка (Красногорьевский, Гремучий) вложен его тяжелый труд руководителя, подчас без выходных, с раннего утра и до глубокой ночи.
Мы, яркинцы, с большим уважением относимся к Геннадию Ивановичу, ведь он был одним из тех людей, кто поддерживает на должной высоте авторитет нашей деревни.
Тропинки детства, милые тропинки,
По вам пройти, как прежде, я хочу.
Покатятся из глаз моих слезинки –
Я горькую их влагу проглочу.
Красив рассвет над рекой Чадобец! Солнце ранним утром начинает румянить зубцы деревьев на заречном хребте, постепенно разгораясь багряным заревом над вершинами соснового леса. Наконец показывается его алый край, и ласковые лучи зажигают пурпурным оттенком глади заречных озер и реки, врываются в окна изб деревни Яркино, будят людей, досматривающих свои сладкие предутренние сны: вставайте, люди, пришел новый день! Начинают звонко щебетать птицы, радуясь рассвету.
С пастбища бредут коровы на утреннюю дойку на песок у реки, где раскручиваются над дойлом клубками дыма заранее зажженные дымокуры. Требовательно мычат, торопя своих хозяев, в надежде поскорей освободиться от накопившегося после вечерней дойки молока. И действительно, к реке спускаются группы женщин, слышатся их напевные голоса, зовущие коров по именам. Обычное яркинское утро.
В группе женщин с нижней части деревни идет на дойку статная миловидная женщина – Александра Степановна, жена Ивана Алексеевича Рукосуева. Совсем недавно у них родился сын Гена. Живут они в двухэтажном доме вместе с родителями Ивана: Алексеем Ефимовичем и Зиновьей Малафеевной.
В Яркино дети очень редко называли своих бабушек бабушками, чаще всего к имени просто добавлялось слово "баба": баба Дуня, баба Маня и так далее. Иногда использовалось ласкательное "бабенька", как называли, например, Зиновью Малафеевну внуки.
Много добрых слов в адрес Зиновьи Малафеевны я, автор книги, слышал от своей
мамы – Ксении Ефимовны Рукосуевой. В детстве она была частым гостем в семье
своего дяди Алексея и Зиновьи, и ей не раз приходилось быть ценителем
кулинарного искусства заботливой хозяйки. И даже в возрасте за восемьдесят лет
она часто об этом вспоминала.
Однажды она в трехлетнем возрасте согласилась остаться у них ночевать. Но когда пришло время укладываться спать, неожиданно настойчиво запросилась домой. Пришлось дяде нести племянницу домой. На прощание тетя Зиновья угостила ее двумя кусочками сахара. Один Ксения положила в ротик, а другие зажала в кулачке, чтобы угостить дома родителей. Дядя Алексей понес ее на руках домой. По дороге Ксения захныкала, стала жаловаться, что у нее очень устал кулачок, в котором она сжимала сахар.
- Так ты положи его в ротик, и тебе сразу станет легче. Дома вытащишь и угостишь маму с папой, - с улыбкой сказал ей дядя.
Ксения так и сделала. Через несколько минут они дошли до дома брата Алексея – Ефима – и тут дядя загадочно улыбнулся и сказал:
- Вот теперь можешь угостить сахаром папу и маму.
- Я не могу.
- Но почему?
- У меня сахара нет.
- Как нет, а где же он?
- Он у меня растаял!
Ответом был веселый смех родителей и дяди.
Сложная штука – жизнь. Век прожить – не поле перейти. Разными сторонами поворачивается она в разные периоды времени. И эти стороны в полной мере со всей страной пришлось переживать и яркинцам.
Еще в царское время, году примерно 1905-м, женившись на Зиновье Малафеевне, Алексей Ефимович начал строить новый дом. Дом добротный, двухэтажный, над рекой Чадобец, на краю деревни. На постройку ушло несколько лет. Нужно было сначала заготовить строительный лес, подсушить его и доставить в деревню. А лес выбрать такой, чтобы без сучка без задоринки. В деревне говорили: "Жуланята – мастеровые мужики". И действительно, возьми хоть Алексея, хоть Матвея, хоть Ефима, они были первоклассными плотниками и столярами. Немногим отставали от них Иван и Меркурий. Но работы было много, ведь кроме дома нужно было построить и амбары, и скотный двор, и баню. Братья как могли помогали друг другу, и дело спорилось. Дом получался красивый. Особенно хорошо он смотрелся с берега реки. От него по склону берега распахали огород.
Появились и дети: Иван, Владимир и Анна. В 1909 году за февраль и март месяцы в Яркино умерло очень много детей во время вспышки кори. Но детей Алексея беда обошла стороной.
В 1910 году строительство дома наконец было закончено. Первый этаж в большей мере использовался для хозяйственных нужд, а второй – как жилое помещение. На втором этаже в одной из комнат Алексей Ефимович сделал красивый встроенный шкаф, который сохранился до сих пор.
Из окон дома открывался живописный вид на заречные луга и поля, которые в летний период радовали взгляд многочисленными полевыми цветами и зеленеющими всходами хлебов. Четкими зубцами вершин выделялся участок ельника за Покосиками перед Прорвой. Там, в сумрачной тени разлапистых елок, уже концу июня на многочисленных кустах краснеют ягоды кислицы. Нужно было всего-то переехать на лодке через реку и уже через пять минут заполнять захваченную с собой посудину красными, напитанными солнышком ягодами, не забывая, конечно, наиболее соблазнительные отправлять в рот.
Малофеевы, близкие родственники по бабе Зиновье, в то же время тоже построили двухэтажный дом над рекой, несколько выше по течению реки Чадобец.
А в мире между тем происходили грандиозные события, которые, казалось, совсем не касались яркинцев. Оказалось, в октябре 1917 года произошла революция, и сменилась в России власть. Эту весть привез кто-то из односельчан, ездивший на Реку – так называли в Яркино Ангару. Но в жизни яркинцев вначале мало что изменилось. Жизнью в деревне по-прежнему руководил (между прочим, порой очень строго) выборный староста и совет. Приезжали, правда, какие-то начальники и пытались объяснить суть происходящих событий, но многим трудно было что-то понять.
Правда, отголоски некоторых событий долетели и до яркинцев. В один из дней 1920 года на измыленном коне примчался из Ангары кто- то из односельчан. Привез тревожную весть о том, что по Ангаре отступают колчаковцы, рыскают по деревням и отбирают коней, скот и продовольствие для нужд армии. Кто не отдает того, что требуют, убивают. Многие вывозили зерно, угоняли скот на дальние участки в тайгу. Нашлись охотники, которые между Юрохтой и Яркино завалили дорогу деревьями и остались там дежурить в засаде. К счастью, казаки добрались только до Юрохты, а дальше в тайгу углубляться не решились.
После разгрома Красной армией армии Колчака в Сибири постепенно начала устанавливаться советская власть. Уже с 1925 года власть в деревне от старосты перешла сельскому совету во главе с Захаром Алексеевичем Рукосуевым.
Никогда, ни при какой власти люди не будут жить одинаково. У кого-то большие трудолюбивые семьи, имеющие много работников и умеющие создать крепкое хозяйство. Кто-то от природы ленив и поэтому живет хуже. Кого-то одолевают болезни, и он при всем желании не может угнаться за более удачливыми соседями. В общем, как ни крути, а трудно всех подогнать под одну гребенку. И тут некоторых начинает глодать чувство зависти, которое при определенных обстоятельствах позднее сыграет свою роль.
Увы, и в Яркино не все жили одинаково. Кто-то сумел разбогатеть, отвоевать у тайги обширные участки под поля, а чьи-то успехи в этом были куда более скромными. На отдаленных участках, например, у Кулюгомы, некоторые жители строили добротные дома и большую часть времени проводили там, на своего рода хуторах, работая до седьмого пота.
Между тем в стране выполнялась задача развития целого ряда отраслей индустрии, а прежде всего его сердцевины - машиностроения. Без этого само существование СССР было под вопросом, так как страну окружали отнюдь не друзья. И если в индустриализации у 1927 году наметились определенные успехи, то в деревне в это время насчитывалось 25 миллионов мелких и мельчайших крестьянских хозяйств, многие из которых неспособны были применять трактора и машины. У руководства страны во главе со Сталиным возникла идея стать на путь объединения крестьянских хозяйств в крупные хозяйства – колхозы, способные широко использовать тракторы и другие сельскохозяйственные машины.
В самой идее создания крупных сельскохозяйственных механизированных производств не видно ничего плохого. Суть в методах. Вместе с этой идеей стала проводиться в жизнь идея ликвидации кулачества как класса в союзе с середняками и беднотой. И вот тут хотели как лучше, а получилось как всегда, поскольку возник огромный простор для произвола на местах. Практически любого можно было признать кулаком и применить к нему карательные меры. Кстати, перегибы на местах признавало в той или иной мере и руководство страны.
Еще в 1920 году в Чадобце, было создано кредитное общество, которое выдавало сельхозорудия в долг, с рассрочкой оплаты на несколько лет, и это была неплохая помощь крестьянину. Обычно родственники объединялись и приобретали в складчину плуги, бороны и другие орудия труда.
Новые идеи постепенно находили своих сторонников, и вот в марте 1930 года в Яркино была создана сельхозкоммуна. В нее вошло около 200 семейств. Обобществили все, вплоть до куриц. Многим это не понравилось, и после статьи Сталина «Головокружение от успеха» в ней осталось всего 45 семей. Кстати, счетоводом коммуны, в первый год был бывший солдат колчаковской армии В. Мартынов.
Коммуна позднее была преобразована в колхоз с названием «Север». Но, конечно, в колхоз вступали не все. Многие сомневались и отказывались. Им хотелось жить привычной жизнью, сложившейся за многие годы. К осени 1930 года в колхозе оказалось всего 15-20% хозяйств. И репрессированные меры не заставили себя ждать.
По первому снегу из района приехала специальная комиссия во главе с прокурорским работником Ахременевым. Цель была запугать крестьян и заставить их вступить в колхоз. Репрессивные меры вместо кропотливой разъяснительной работы. Комиссия заседала в нардоме. Вот тогда был вызван дед Геннадия, Алексей Ефимович, и ему было сказано:
-Раз не вступил в колхоз, иди в Канск, в тюрьму.
После отъезда комиссия Алексей Ефимович подождал несколько дней, собрал котомку с провизией пешком пошел в город Канск. В то время маленькому Гене было всего чуть больше года. По этой дороге Алексей много раз ездил с обозами, и дорога была хорошо знакома.
Начальник тюрьмы оказался очень неплохим человеком. Он долго недоуменно разглядывал кандидата в узники. Из рассказа понял, что тот ни в чем ни виноват. Сказал, что у него на Алексея нет никаких документов и что посадить его не может.
Узнав, что Алексей Ефимович владеет плотницким и столярным ремеслом, предложил немного поработать, чтобы заработать денег на обратную дорогу. Прошла примерно неделя. Похвалив за мастерски сделанную работу, начальник посоветовал по прибытию домой сразу же вступить в колхоз.
Отдохнув пару дней с дороги, Алексей Ефимович пошел подавать заявление в колхоз, и был принят в качестве хозяйственника. Пять лошадей, четыре коровы, сенокосилка, конные грабли и некоторый инвентарь были переданы колхозу в качестве пая. Прошло два года. Алексей Ефимович успокоился, оттаял и очень хорошо, с душой, выполнял работу хозяйственника.
К концу 1932 года в колхозе числилось примерно около 45% хозяйств. На районное руководство снова начало оказываться огромное давление из края. Ставилась задача ликвидации единоличных хозяйств и стопроцентного вступления сельчан в колхозы. Для этого допускались особые карательные меры, вплоть до раскулачивания наиболее строптивых и высылки их на так называемые Болота.
В один из февральских дней в середине месяца по дороге в Яркино ленивой рысцой двигалась запряженная кошевка. В ней сидело два человека. Один пожилой, с добродушным лицом, глубоко посаженными глазами, в овчинном тулупе, управлял лошадью. Он был кем-то вроде ездового при районном прокуроре в селе Богучины. Другой, с красивым волевым лицом, в форменном полушубки и шапки с эмблемой - работник прокуратуры, направлялся в Яркино, имея жесткие инструкции. Он уже объехал ряд деревень, и везде после его приезда лились слезы женщин и скрипели зубами мужики, выселяемые из своих домов как кулаки.
Кощевка, нырнув вниз с небольшого бугра, выскользнула из леса на луга. За
лугом и рекой в лучах предзакатного солнца чернели по обрывистому берегу избы
деревни. Через небольшой промежуток времени кошевка лихо подкатила к нардому.
Вечером в нардоме шло заседание актива села. Задачу ставил прокурорский работник
Ахременев. Высокий, стройный, он неторопливо прохаживался перед испуганными
сельчанами и вещал уверенным, с металлическими нотками, голосом. С его подачи
составлялся список единоличных хозяйств, которые требовалось раскулачить.
Критерий был простой. Вопрос ставился очень доступно и незатейливо:
- Использовался ли наемный труд?
На этот вопрос можно было ответить утвердительно по отношению к большинству хозяйств. Ведь многие оказывали в разные времена помощь друг другу, а затем что-то за это получали. Вызывали свидетелей. Под строгим взглядом приезжего начальника свидетели были готовы дать показания против любого, и некоторые говорили все, что от них требовали и ждали.
В список попали наиболее крепкие единоличные хозяйства: Малофеевых, Федотовых, Рамолиных и некоторые другие, победнее.
- А есть ли у вас скрытые кулаки, вступившие в колхоз?- задал последний вопрос Ахременев.
Кто-то вспомнил:
Вот Алексея Жулановых вы отправляли в тюрьму в Канск, а он вернулся сразу же и вступил в колхоз.
Нашлись обвинители. Вера Штабытевых показала, что несколько лет назад два дня осенью жала серпом на поле у Алексея, а в качестве оплаты получила металлический подойник. Один из мужиков вспомнил, что в молодости один день боронил у Алексея Жулановых и получил за это куриные яйца.
Все это напоминало театр абсурда. Никаких кулаков в том понимании, какое описывалось в литературе, у нас, конечно же не было. Представьте себе на миг, вас совершенно не за что выгоняют из дома, отбирают все имущество и высылают из деревни. При этом вам ставят в вину то, что вы раньше других вставали по утрам, позднее ложились и трудились на полях намного больше других. Наверное, сейчас пришло время называть вещи своими именами. Что было хорошо, то так и нужно говорить, что это было правильно и хорошо. Но то, что происходило в далеком 1933 году, иначе как преступлением назвать нельзя.
Наступило утро 15 февраля. Жизнь в деревне замерла. Уже все знали, что в нардоме заседала комиссия по раскулачиванию и что на следующий день будут «лишать»- так называли крестьяне это действия.
Пришла беда в дом и к Алексею Ефимовичу. Маленькому Гене было в то время три с половиной, и, конечно, он еще не понимал сути происходящего, но встревоженные лица родных говорили о том, что происходит нечто ужасное. Бабушка Зиновья взяла его за руки и прошла на кухню. Из дома стали выносить вещи. Составляли акт на изъятия имущества и дома в пользу государства. Пытались зачем то выдрать встроенный шкаф из ниши, но на совесть сработанное изделия выдержало. Махнули рукой: все равно забираем.
На Зиновье Малафеевне была надета беличья шуба. Яркинские охотники добывали большое количество белок и использовали мех для шапок, а то и для шуб. Один из активистов попытался снять с бабушки шубу, но ему это не удалось. И тогда хватило ума посадить бабушку за строптивость в «чужовку» (так в народе называли дом для отсидки нарушителей), и бабушка просидела там на хлебе и воде три дня.
Отца и мать Гены отправили в Кежемский район на так называемые Болота, а Алексей Ефимович отправился по знакомому маршруту в - тюрьму города Канска.
Тот же начальник тюрьмы, выслушав горестную историю, сказал:
-Алкесей, опять у меня на тебя никаких документов нет, да и причины держать тебя в заключении не вижу. Видимо, кто-то очень не хочет твоего проживания в родной деревне. Мой тебе совет: поработай немного у меня на тех же условиях, пока все не утихнет, и иди обратно, но в своей деревне не селись, а выбери лучше другое место.
Домой Алексей Ефимович пошел (снова пешком) глубокой осенью. По дороге заболели ноги, и он с большим трудом дошел до Ангары. Для проживания выбрал деревню Пашутино: там жили родственники его жены. Сама же Зиновья Малафеевна все это время жила с Геной в Яркино у своих родственников.
В начале зимы пришла весть, что Алексей живет в Пашутино и просит их с Геной приехать туда. Кто-то из родственников согласился на лошади отвести их туда. Специально для Гены оборудовали сани: на передок загнули небольшую дугу из черемухи, настелили побольше сена и закрыли куском половика. Получилось что- то вроде небольшой уютной юрточки, где можно было более менее безопасно вести ребенка по зимней дороге. Гене шел тогда пятый год. Сани мягко скользили по накатанной дороге. Тяжело было уезжать Зиновье из родной деревни, где она прожила столько лет, но что было делать. Невеселой была встреча с мужем в Пашутино. Алексей тяжело болел, с трудом ходил. Большую часть времени проводил на лежанке на кухне. Врачей в деревне тогда не было, и, как лечить, никто не знал.
Отец и мать Гены жили в это время на месте ссылки в Кежемском районе. Для жилья использовался большой барак. Там жили и другие яркинцы. Например, их родственник Федот из рода Малофеевых. Гаврила из рода Фоминых и другие. По заданию охраны делали сани, бастрики, дуги. Через какое-то время готовую продукцию складывали в кучу и сжигали. Бессмысленность работы как бы подчеркивала бесправность существования. Не все выдерживали такую жизнь. Федот бежал, был пойман, повезли по железной дороге на восток, снова бежал, вышел к Ангаре у деревни Чадобец, и снова был пойман. Теперь его как склонного к побегу охраняли тщательно и отправили в Архангельскую область, где он пробыл в общей сложности 25 лет.
Иван и Шура, узнав, что их семья в Пашутино, постарались перевестись поближе. Эта задумка удалась. Через небольшой промежуток времени они стали работать выше Пашутино на строительстве участка леспромхоза. Жить пришлось в бараке, представлявшем собой помещение с нарами по бокам и большой металлической печкой посередине. Иногда уходили пешком на устье реки Муры для изготовления лодок-карабасов. Эти большие пузатые лодки в летние время использовали леспромхозы для перевозки такелажа. За лишенцами приглядывал комендант, живший в Пашутино. Ивану с Александрой иногда удавалось заехать в Пашутино повидать сына Гену и отца с матерью. Трудно было оставлять тяжелобольного отца, но приходилось снова уезжать на место работы.
Гена часто забегал на кухню посмотреть на дедушку, лежащего на топчане. Дедушка Алексей через силу, преодолевая мучительную боль, улыбался ему и ласково гладил по голове. Он уже практически не вставал, так как отнялись больные ноги.
К концу зимы 1934 года дед Алексей умер. Перед смертью сокрушался, что лечь придется не в родную землю, а быть похороненным на кладбище чужой деревни, так и не ответив для себя на самый больной вопрос: за что? Да и никто, наверное, не смог бы ответить на этот вопрос.
Через некоторое время, в возрасте 3 лет умерла сестра Гены - Маша.
В начале 1936 года семью лишенцев перевели на Чадобец, на участок Гуж,
невдалеке от деревни Юрохты. В том же1936 году у Ивана и Александры родилась
дочь Валентина. Трудно было жить в неподходящих условиях с маленькими детьми, но
куда было деваться.
Участок Гуж - в 12 километрах от деревни Юрохты- занимал берег Чадобца у небольшой протоки, на которой в зимнее время изготавливались головки. Нужно было на делянки валить деревья, разделывать их на сортименты и возить на протоку. Там, на льду протоки, и выполнялась основная работа. А весной головки нужно было сплавить по Чадобцу на Ангару. Там они использовались для проводки плотов до Игарки. Но во время сплава много головок разбивалось на Илимском пороге. Воды Чадобца разгоняются в этом месте с горки, бьются о скалу и поворачивают почти под прямым углом. Немудрено при сплаве разбить в этом месте головки, да и лодки тоже. По этой причине в 1937 году работы были прекращены.
Гена в это время жил с бабушкой Зиновьей в деревне Юрохты у родственников Игнатьевых. Пареньку подошла пора учиться. Но для этого нужно было добиться возвращения в Яркино.
Родители Гены уже давно послали в Яркино заявление с просьбой принять их в колхоз. Очень хотелось вернуться в родную деревню и жить привычной жизнью. К августу 1937 года согласие наконец было получено.
Первыми отправили Гену с бабушкой Зиновьей. Плавил их на лодке один из родственников. Егор, которому по какой-то нужде надо было побывать в Яркино. Лодочных моторов в те времена не было, и дорога занимала несколько дней, в зависимости от физической силы и умения путников. Ночевали там, где заставала ночь, но, как правило, старались остановиться в том месте, где на берегу имелись избушки рыбаков. В порогах и многочисленных шиверах иногда приходилось тащить лодку бечевой. Гене было интересно: заросшие тальниками берега, песчаные косы, протянувшиеся на много километров, яры в черемуховых кустах чернеющими на них ягодами. Все ближе и ближе к деревне, которую Гена покинул не по своей воле вместе с бабушкой в четыре года.
Когда из-за поворота показались первые деревенские дома, Гену вместе с собачкой высадили на берег и предложили оставшийся путь проделать пешком. Теперь уже за него не было страшно, вот она, деревня, рядом. Гена взбежал на крутой берег, обогнул яр со стрижиными гнездами и двинулся по наезженной колесами телег, дороге к виднеющейся невдалеке деревне. Дорога проходила по угору возле изгороди.
Много позднее уже не Гена, а Геннадий проходил по этому же месту. Дорога шла мимо построенного там свинарника, в загоне лежало, рылось в земле, хрюкало множество свиней. Геннадий удивился тогда такому большому количеству и во все глаза смотрел на незабываемое зрелище. С ним тоже была собака, которая азартно лаяла сквозь изгородь на животных. Но, свиньи, видно привычные к лаю собак, не обращали на нее никакого внимания. Но это будет много позднее, а пока Гена весело шагал по заросшей травой дороге. Она привела к изгороди, окружавшей деревню кольцом, чтобы скот не мог попасть на поля. Большие ворота изгороди сейчас были закрыты на деревянный запор. Но Гене не пришлось их открывать. Ворота открыл какой-то паренек его возраста, который с любопытством смотрел на Гену с выпуклыми глазами.
-Ты, паря, чей будешь и откуда тут взялся? - наконец нарушил он молчание.
- Мы плыли на лодке, но меня высадили перед деревней. Мне нужно найти, где живут Лаврухины. Может, покажешь?
Новый знакомый тут же с готовностью повернул обратно. К Лаврухиным, жившим на берегу, ребята подошли уже как старые знакомые, весело болтая о разных пустяках. Никто из них не знал тогда, что эта случайная встреча даст начало хорошей детской дружбе.
Немного позднее приехали и отец с матерью. Отца приняли в колхоз в качестве кузнеца, а мать задействовали на разных работах. Первое время жили у Лаврухиных, так как их собственный дом использовался теперь в качестве детского садика. Позднее, по решению правления колхоза, дом снова был передан для жительства семье Жулановых. Хорошо было снова оказаться в родных стенах! Жать только, не дожил до этой радостной минуты дед Гены, Алексей.
В том же 1937 году Гена пошел в школу. Первой учительницей была Лидия Сидоровна Капельщикова. Отец ее работал лесником. Они жили в старом доме Власовых, который прилегал к поселью Федотовых. Капельщиков как работник лесной охраны имел лошадь- кобылицу карей окраски с жеребенком. Он, вероятно, имел неплохие навыки дрессировки лошадей. Где он им научился, одному Богу известно, но тем не менее по его команде и кобыла, и жеребенок ложились на землю и застывали, как неживые. Это всегда собирало много зевак, которые от удивления раскрывали рты.
Учились уже в новом здании школы, которая строилась еще до колхозов. Очень многие жители принимали участие в стройке, в том числе и Генины дед с отцом.
Школа представляла собой вместительное одноэтажное здание из тщательно подобранного, хорошо просушенного кругляка, заготовленного по всем правилам плотницкого искусства. Строили ее всем миром, многие яркинцы приложили свои силы к строительству школы. Многие понимали значение образования.
К школе прилегал огороженный участок с зеленой лужайкой. Вход в школу- с северной части ограды. Входя в школу, попадаешь сначала в небольшую прихожею, где находилась раздевалка и небольшая печь из кирпича. От прихожей под прямым углом расходился большой и маленький коридоры. Из коридоров можно было попасть в классы. В конце большого коридора находилась дверь в учительскую.
Здесь, в стенах яркинской школы, Гена впервые познакомился с азбукой, научился читать, писать и считать. Одна учительница обучала одновременно несколько классов. Это было своего рода искусство- уметь один класс занять какой- то самостоятельной работой, а другому объяснять материал по теме урока.
Учитывая, что из Яркино вышло немало грамотных людей, это получалось.
К праздникам, как правило, силами учащихся готовились концертные программы. Одним из почти обязательных атрибутов праздников являлись физкультурные номера, так называемые пирамиды, которые готовили на уроках физкультуры.
Одним из желанных праздников в школе был Новый год. Ведь после праздника наступали зимние каникулы. Кроме того, на елки каждого ждали новогодние подарки. Однажды Лидия Семеновна вручила Гене во время новогоднего праздника игрушку, похожую на яблоко. Гена с интересом разглядывал игрушку, похожий на диковинный фрукт, каких в Яркино не увидишь. Неужели есть на свете места, где таких вкусных вещей можно есть досыта. В это верилось и не верилось.
В Яркино приехало двое военных. Форма сидела на них очень красиво. Деревенские узнавали и не узнавали в них ребят, пять лет назад ушедших на срочную службу в армию, а теперь закончивших офицерское училище и ставших профессиональными военными. Деревенские ребятишки толпами ходили за ними. Одним из офицеров был Константин Матвеевич Рукосуев. Офицеры, немного погостив у родных, уехали, а по деревни еще долго, как круги по воде ходили разговоры о них.
Мало найдется людей, которые в молодости, а то и в детстве не отдали дань пагубной привычки – курению. Увы, если курят взрослые, то обязательно, будет курить кто-то из детей. Одни отчасти для того, чтобы почувствовать себя взрослыми, другие просто из любопытства. С Геной это случилось, когда он учился в третьем классе. Однажды они вместе с другом Сашей шли около магазина. Возле деревянного крылечка лежало на снегу неизвестно кем оброненная пачка папирос «Север». Гена огляделся по сторонам – никого из взрослых рядом не было. Быстро нагнулся и сунул пачку в карман. Тут же решено пойти на лыжах на Бор до стана и попробовать покурить, как это делает большинство взрослых мужчин. Стан стоял недалеко от опушки леса. В весеннее время в нем жили пахари и сеяльщики, а в осеннее – работники по уборке хлебов. Сейчас, в зимнее время, он пустовал. Там, у стана, выкурили первые папиросы. Занятие это не очень понравилось. Кислый дым обжигал горло, ребята кашляли, но продолжали курить. Прошли на лыжах по нижнему Бору, спустились у ключа Студеного к речке. И вот тут накурились до рвоты. Гену это обстоятельство навсегда отвадило от курения, а вот Саша постепенно пристрастился к этой пагубной привычке и избавился от нее только в 1962 году.
Детские игры. Наверное, это свойство человеческой натуры – желание разнообразить свою жизнь, сделать ее интересной и содержательной. В Яркино, да и по всей Ангаре, в то время была широко распространена игра в лапту и в бабки. Для игры в лапту, в которую кроме детей, в свободное время нередко играли и взрослые, использовались катанные шерстяные мячи, залитые варом.
Очень интересной считалась игра в бабки, благо исходного материала для игр хватало с избытком. Игра чем- то напоминает городки, но имеет свои правила. Для разбивки фигур использовался так называемый набиток – суставная кость, залитая свинцом. неплохо было иметь длинные пальцы – от этого зависело, какие бабки станут твоими.
Ребята в деревне объединялись в определенные компании: верховские и низовские. Серьезных разногласий и драк между молодежными компаниями не было. Гена относился к низовским, впрочем, это не мешало дружбе с верховскими. Разделение было условным - так, для порядка, заведенного кем-то давным-давно.
Дети в селе Яркино, как и в других ангарских селах, с раннего возраста приобщались к труду. В страду деревня практически пустела. Где только не переработал гена за свои детские годы! На посевных работах в качестве ездового, на сенокосе в качестве копновоза, на хлебоуборке в качестве возчика снопов и зерна.
Режим работы был достаточно жестким. Работали в три так называемых уповода. Первый уповод считался с 4 до 8 часов утра. В это время выполнялись следующие работы: в посевную пахали и боронили, в сенокос косили. Ребятишки, как и взрослые, должны были вставать очень рано. С 8 до 9 утра отводилось время на отдых и завтрак. Второй уповод считался с 9 утра до 1 часа дня. Выполнялись все типы работ. С 1 до 2-3 часов дня отводилось время на обед и отдых. Третий уповод занимал время 2 или 3 часов дня и дотемна, практически до 9-10 часов вечера.
Даже с ближних участков ездить в деревню без крайней нужды не разрешалось. Ночевать приходилось в полевых станах, которые имелись на каждом участке. Работали звеньями. Руководство звеном осуществлял бригадир. В звене обязательно назначалась повариха из числа женщин, умеющих хорошо готовить. Ее основной обязанностью являлась сытно и хорошо накормить членов звена, но если оставалось время, она выполняла и основную работу.
С раннего возраста практически все ребята приобщались к охоте. Особенно
популярной была охота на уток. Отдали ей дань и Гена с Сашей. В весеннее время
приятно было сходить на вечерний перелет на лужи, которые образовывались в
ложбинах на полях. Утки прилетали туда в вечернее время целыми стаями. Как
правило, около лужи делались скрады, где можно было затаиться в ожидании уток.
Не менее интересной была охота и в осеннее время. На такую охоту брали с собой
собаку, которая искала в осоке у озера затаившихся уток. Для такой охоты
требовалась лодка, в которой охотники с ружьями на изготовку плыли вдоль берега
за собакой.
У Гены с Сашей любимым местом было озеро Прорва, которое представляет собой старицу реки Чадобец и прилегает к ней подковой. Не один раз ребята, поднявшись рано утром, отправлялись на Прорву погонять уток. С собой брали двух собак, которые хорошо искали уток.
Представьте себе раннее августовское утро. Легкий туман над рекой Чадобец. Солнце еще за горизонтом и только чуть-чуть подрумянивает полоску неба над заречными хребтами. Ребята, переплыв на лодке речку, весело шагают через Покосики к Прорве. Чарки на ногах быстро становятся мокрыми от росы. Над Прорвой белесыми клубами расстилается туман. Ребята очень осторожно подходят к кромке озера. Ширина Прорвы примерно метров пятьдесят. Где-то у противоположного берега, почти невидимые из-за тумана, покрякивают утки. Собаки начинают обследовать ближайшую осоку на предмет затаившихся в ней уток. Ребята садятся в небольшую рыбацкую лодочку и начинают оплывать озеро. Собаки, поняв направления движения, двигаются по заросшему осокой берегу. Вот наконец из осоки взлетает несколько селезней. Гремят выстрелы, и первая добыча падает в озеро.
Туман постепенно рассеивается, живописные окрестности проявляются, как изображения на фотобумаге, во всей своей красе. Полукольцо Прорвы охватывает собой мыс, получивший название Остров. На Острове покосы и поля. Когда-то это озеро в виде подковы было руслом реки Чадобец. Но река промыла основание мыса, и на месте русла реки образовалось озеро. В заросших лесом колках множество ягод. Особенно богаты урожаи красной смородины и черемухи.
Приятно с богатой добычей возвращаться домой. Гена и Саша – удачливые охотники и заслуженно получили похвалы от своих родителей, бабушек и дедушек.
Трудно воспитать детей. Еще труднее- воспитать их правильно: прививая любовь к труду, к своей Родине, к матери, отцу, да так, чтобы труд не был какой-то необходимой, но тягостной обязанностью, а взрослые не казались докучливыми, придирчивыми и надоедливыми наставниками. И ведь получалось!
Шли тяжелые годы войны. Многие взрослые мужики были на фронте, а на тяжелых колхозных работах их заменяли дети и женщины. И тут одной строгостью нельзя было в одночасье сделать детей хорошими работниками. И в этом плане умелыми педагогами в нашей деревне Яркино выступали старики. Уж они умели за добротно сделанную работу так похвалить какого -нибудь сопливого мальца, что он расцветал и с удвоенной силой выполнял новую порученную работу. А иначе, наверное, и нельзя было, ведь тяжелый труд на полях и сенокосных лугах ждал всех с раннего утра до позднего вечера.
Но были и дни отдыха, обычно между посевной и сенокосом, сенокосом и хлебоуборкой. Каждый использовал эти редкие выходные по-разному. Кто торопился сделать домашние дела, починить покосившийся забор, кто половить рыбу, а кто заняться огородом, ремонтом дома. Но ребятня четырнадцати – пятнадцати лет бала ружья и отправлялась в тайгу с собаками на промысел зверя, ведь нужно было за взрослых отцов, ушедших на фронт, кормить семью. Вот и Геннадий со Степаном постарались продуктивно использовать предоставленный выходной, отправившись на охоту за сохатым.
Их отцы были на фронте и ребятам досталось нелегкое детство. Парням было по пятнадцать лет. Оба рослые, закаленные нелегкой колхозной работой, с двустволками на плечах, они весело шагали по дороге на Байков. Дорога, ведущая по сосновому лесу, густо поросла зеленой травой, и лишь колеи, набитые тележными колесами, чернели по краям. Стояло великолепное солнечное утро, и лучи солнца играли на зеленой листве и вершинах деревьев. Настроение у ребят было приподнятое, ведь впервые за долгие дни они могли идти куда захотят. Жизнь казалась прекрасной и удивительной. Впереди бежали две собаки, то скрываясь где-то в лесу, то поджидая хозяев. Наконец они вышли на поля урочища Байков. Здесь среди тайги когда-то наши предки расчистили несколько довольно больших по площади полей, разделенных узкими полосками леса. Теперь все поля принадлежали местному колхозу. Поля были недавно засеяны пшеницей и к солнцу уже тянулись дружные зеленые всходы. Здесь ребята и рассчитывали дать тайге кружок, надеясь, что собаки возьмут след сохатого и остановят его. А дальше уже дело техники и везения. Наконец направление было выбрано, и парнишки углубились в тайгу. Сначала шли чистым бором, а затем встретилось место со столь густым подлеском, что идти стало тяжело. Ветки кустарников больно хлестали по лицу, стараясь оцарапать щеки. Намучались, пока снова вышли на более или менее чистое место. Собак не было слышно. Остановились на пригорке и долго прислушались, но не уловили ничего похожего на лай. Солнце уже стало клониться к западу, когда мальчики спустились к небольшому ручейку в распадке. Решили здесь пообедать, благо у каждого за плечами была котомка со снедью, взятой из дома. Минут через десять прибежали из тайги с виноватым видом и высунутыми языками собаки. Геннадий ласково потрепал по загривку своего пестрого кобеля Дружка и сказал:
- Что же ты, Дружок, плохо ищешь? Так и придем ни с чем. Наверное, своим грозным видом распугал всю дичь на много километров вокруг. Степка, не везет что-то нам сегодня.
На что Степан ответил, что вернуться нужно по темноте, чтобы никто не видел, что они без дичи.
После обеда и короткого отдыха горе-охотники повернули в сторону дома. На поля вышли, когда солнце, уже завершив свой вечный дневной круг, нырнуло за зубчатый край далекого хребта. От деревьев поползли длинные тени, где-то прокричала ночная птица. Идти до дома нужно было еще километров восемь. Краем поля в сторону дома прошли метров около ста, как вдруг залаяли собаки. Ребята прислушались, стараясь определить по характеру лая, на кого лают собаки. Лай был злым и азартным, явно не на бурундука. Определили направление и примерное расстояние. Наверное, не меньше километра. Теперь, уже стараясь не производить лишнего шума, снова углубились в лес. Быстро темнело, но идти было нужно. Закон охоты: если залаяли собаки, обязательно надо идти на лай, иначе можно испортить промысловую собаку. Собака, не дождавшись хозяина, может бросить зверя и убежать домой, решив, что так и нужно. А дальше это может перейти в привычку, и прощай добычливость. Поэтому вопрос о том, идти или не идти, не стоял – конечно, идти, несмотря на подступающую темноту. Вот лай стал уже недалеко.
- Генка, однако на сохатого, - проговорил негромко Степан.
- Может быть, может быть.
Вот и лай уже совсем близко, и ребята взяли на изготовку двустволки. Дорогу преградила сломленная упавшая лиственница. Ребята, прячась за ее толстым стволом, пытались рассмотреть, на кого лают в темноте собаки. Лай слышался совсем рядом, у огромных разлапистых елей, грозно чернеющих в темноте. Решили зажечь заранее заготовленный факел из предусмотрительно припасенной бересты. Ружья держали наготове. Когда вспыхнул факел, обомлели. У елок высветилась фигура огромного медведя, воевавшего с собаками. Дружно грянули два выстрела. Медведь, грозно рыкнув, проворно бросился в сторону ребят. Они остолбенели. Все решали мгновения. Огромная туша в отблесках неяркого огня выглядела зловеще, и казалось, ничем нельзя остановить такого монстра, готового все сокрушить на своем пути. Но вдруг медведь взревел и, не добежав несколько метров до лиственницы, за которой укрылись ребята, грузно завалился набок.
И тут вновь прогремели два выстрела. Как оказалось, при первом залпе одна из пуль ушла в молоко, но вторая, на счастье ребят, стала для медведя смертельным «подарком». Скоро запылал огромный костер, освещая ветки мрачных елей неровными бликами, и ребята, успокоившись от пережитого, принялись за свежевание медведя. Домой вернулись глубокой ночью. На следующий день ранним утром ехали знакомой дорогой на телеге за мясом и шкурой.
Особенно приятным было возвращение домой со столь дорогой добычей, ведь не всякому взрослому доводилось добывать медведя, и теперь никто не посмеет сказать, что они сопливые пацаны. С триумфом ехали по деревенской улице. Взрослые останавливали, рассматривали добычу и все как один хвалили ребят. Их распирало от законной гордости, ведь добыть медведя означало перейти из подростков в категорию взрослых мужиков, с которыми все будут считаться как с равными. Лишь один дед, хитровато улыбаясь, всерьез начал ругать ребят за то, что они отрубили голову медведя от туловища. Так, мол, удачи не будет.
Вот так прошел у Гены и Степы выходной день, а в деревне еще долго обсуждали их охоту и хвалили удачливый охотников.
К концу 41 года жизнь в деревне шла по накатанной дороге. Колхоз все крепче становился на ноги, ведь многие работали, вкладывали в работу всю свою душу. Это сейчас принято полностью чернить жизнь тех лет, а на самом деле было много хорошего. Трудностей, разумеется, было хоть отбавляй, но с ними было кому справляться. Война между тем вплотную приблизилась к границам нашей страны. В Яркино, ее дыхание, конечно, мало чувствовалось – сказывалось оторванность от центра.
В конторе в то время был радиоприемник, и при желании можно было послушать радиопередачи. Вот откуда жители Яркино и узнали о войне. Сначала они не придали этому большого значения. Военные стычки случались и раньше. Они никак не затрагивали яркинцев и по истечению какого – то времени заканчивались. А тут ничего не кончалось. Прошла неделя. Бабы в деревне с удивлением говорили друг другу:
- Вот тошны, еще воюют!
В то время никто из них не мог предполагать, что эта война, совсем не шуточная, продлится до мая 1945 года и унесет миллионы жизней.
Однажды, уже ближе к осени, из прилетевшего в Яркино самолета выпрыгнул парашютист. Как оказалось, он прибыл за призывниками на военную службу. Призыв во время войны означал, что забирают на фронт. Призвали сразу 80 человек. В тот первый призыв попал и отец Гены – Иван Алексеевич.
Гена к тому времени окончил четыре класса яркинской школы, и ему предстояло ехать учиться в пятый класс в Чадобец. А пока всех без исключения яркинских ребятишек ждала тяжелая работа на полях, и сенокосных лугах. Ведь очень много первоклассных мужиков ушло на фронт.
Осенью тех ребят, кому предстояло учиться в Чадобце, родители снабдили продуктами, дали лодку и одних отправили на учебу. В Чадобце приезжие школьники жили в интернате. Интернат представлял собой двухэтажное здание. На втором этаже жили девочки, на первом – мальчики. На первом этаже была сложена плита, которая и обогревала здание в зимнее время. Конечно, ее надо было постоянно топить. Ребята сами пилили, кололи и носили дрова. В прихожей у дверей стояло две бочки с водой. Ученикам приходилось все делать самим: готовить себе пищу, стирать и главное – учиться. Конечно, за ребятами присматривали учителя и воспитатели, но ребята в таких условиях быстро приучались к самостоятельности. Воспитателем в то время работала Екатерина Ефимовна Павлова. На ночь она обычно уходила домой, но рано утром обязательно приходила в интернат с проверкой.
Спали ребята на подушках и матрасах набитых соломой. Н аканикулах, если не подворачивалось попутного транспорта, приходилось идти до родной деревни пешком. Кто жил в ближних деревнях тем было гораздо проще. Ночевали обычно в деревни Юрохта, а утром обычно продолжали путь. Но находились и такие, которые проделывали путь за один день. Из учителей запомнилась Гене Нона Демидовна Бортникова. Школой в Чадобце руководил директор по фамилии Шабович. Его супруга Валентина Шабович преподавала ботанику.
После окончания учебного года и возвращения в деревню ребят снова ждал тяжелый труд в колхозе. Далеко на западе грохотала опустошительная война, почти всех мужчин забрали на фронт, и многие работы приходилось выполнять молоденьким еще ребятам. И тут, конечно, случались разные казусы. Гене с его другом Александром (род Власовых) поручили серьезное дело: необходимо было обеспечить работающие на полях Бора сеялки семенами. Семена хранились в колхозном амбаре. Необходимо было их получить, перевешать, с весов снова сгрузить на телеги и развести на поля. Кладовщиком в то время работала молодая женщина – Ксения Ефимовна Рукосуева. Встали ребята ранним утром с первыми лучами солнца, запрягли лошадей в ходки, и работа закипела. Особенно трудно было переносить наполненные зерном мешки с весов до телеги. Хорошо хоть, им помогала молодая кладовщица. Умаялись, пока навозили определенный запас мешков с семенами на поля Бору. Пришло время завтрака. После завтрака решили чуток отдохнуть. Запряженных лошадей оставили у дома на привязи, а сами ушли в завозню в поселье Власовых. Завозня стояла в глубине усадьбы, в стороне от жилых построек, и играла роль хозяйственного помещения. Там хранилась разная хозяйственная утварь. Ребята прилегли на старые потники и мгновенно крепко уснули. Хроническое недосыпание дало о себе знать. Окна завозни закрыты ставнями, поэтому царил полумрак. Через пару часов ребята хватились. У сеяльщиков закончилось зерно. Лошадей тоже нашли, а ребят найти никак не удавалось. Никто не мог догадаться, что они в завозне. Лишь под вечер они сконфужено вылезли из укрытия. Впрочем, никто ругать ребятишек за промашку не стал: все понимали, какая усталость накопилась за неделю предыдущей ударной работы.
Вот Чадобская школа окончена, и повзрослевшему Гене начали давать более серьезные задания, такие как перевозка зерна в хлебоприемный пункт в Климино. На такой рейс уходило около четырех дней. В первый день доезжали до Юрохты, а на следующий – до Климино. Зерно сдавали на хлебоприемный пункт, который представлял собой большой двухэтажный амбар. Когда имелся какой-либо попутный груз, везли его обратным рейсом до Яркино.
Однажды в дорогу поехали на трех запряженных в сани лошадях. Возчики: Гена (род Жулановых), Саша (род Власовых) и Степан (род Сахуриных). Вперед везли как обычно, зерно, а на обратную дорогу загрузились в Чадобце на складе рыбкоопа бочками с керосином. В то время отсутствовало электричество, и керосин очень ценился и был необходим. Да и колхозный двигатель, приводящий в действие различные агрегаты, работал на керосине. Ночевали, как обычно, в Юрохте. На следующий день рано утром поехали в Яркино. Лошади легкой рысцой бежали по заснеженной санной дороге. Красив зимний лес. Сосны-великаны выстроились вдоль дороги и, казалось, надели белые зимние шубы. Ребята любовались чудесной картиной и радовались скорому окончанию пути. За речкой Зелиндой дорога пошла на подъем. Все лошади с напряжением тащили сани с грузом, и лишь лошадь Гены везла груз без видимого напряжения. Гена схватил бочку за край и легко оторвал ее от саней. Сразу игривое настроение улетучилось. Бочка оказалась пуста. При осмотре обнаружилось, что в бочке просверлена дыра, и ее содержимое выкачали. Кто-то сделал свое черное дело, пока ребята в Юрохте спали. Дело запахло керосином. В то время могли за эту бочку керосина очень легко сломать жизнь. Что бы делать? Дети есть дети. Они ничего больше не смогли придумать, кроме как в речке Карыбе залить в эту злополучную бочку воды. С замирающим сердцем сдали ребята привезенные бочки на склад. Но долго еще боялись момента, когда подмена обнаружится. Однако шума по этому поводу так никто и не поднял.
Однажды весной над Яркино снова появился самолет. Вновь выпрыгнул парашютист. Объявили новый набор призывников на фронт. Но один из тех, кого было запланировано забрать – Гриша Кулаков, - оказался на рыбалке, и ему нужно было как-то сообщить, что он подлежит призыву.
Дело было весной после ледохода. В то время еще не было моторных лодок, и чтобы добраться до рыболова, потребовалось бы значительное время. А уполномоченный по призыву торопил, пугал ответственностью за саботаж призыва. Летом до места рыбалки у Невайки можно было бы поехать на коне и добраться туда за пару-тройку часов. Но весной вода заливает низкие места и совсем не так просто преодолеть это расстояние в десяток километров.
Для выполнения этой непростой задачи руководство колхоза выбрало Гену. Выбрали его как наиболее ответственного и серьезного. Учитывали и то, что Гене уже приходилось работать на сенокосе у Дакина и Шая, и по дороге он неоднократно ездил. Конюх Николай Власович – деревенский мужик, беззаветно любящий и знающий коней – выбрал для поездки кобылу Красноармейку. Она отличалась кротким нравом и, кроме того, была надежна и непуглива.
Когда Гена выехал, уже вечерело. Дорога с прошлогодними следами от телег вела по краю полей и покосов ближних участков, невдалеке от разлившейся речки Чадобец. Гена торопился успеть до темноты, и концом повода изредка охаживал лошадь по мускулистым бокам. Красноармейка обиженно всхрапывала, но прибавляла шагу. Грязь не просохшей еще дороги прилипала к копытам и с чавкающим звуком разлеталась в разные стороны. До речки Тыктыкан доехал без особых приключений, хотя кое-где пришлось перебродить низины по колено коню. А тут пришлось остановиться, так как мост унесло половодьем. Пригодилась надежность Красноармейки. Она поняла свою задачу – любой ценой перебраться на другой берег. Примерялась долго, но прыжком преодолела водную преграду, оказавшись у другого берега по грудь в воде. Гена, хотя и мокрый, оказался с ней на другом берегу. Но дальше начинался ельник, и все пространство, насколько было видно, было залито водой. Дорога в летнее время идет вплотную к яру, а теперь, за исключением некоторых бугров, все было покрыто водой. Гена медленно поехал по мелководью, хотя это и было очень опасно. Место, где проходит дорога, он, конечно знал, но была велика вероятность где-то отклониться от дороги и съехать в основное русло реки, где было очень глубоко. Так понемногу доехал до Микулино, а там, держась за лошадь, переплыл через Чадобец в районе летнего брода. Конечно, для этого нужно иметь большую смелость. Дальше, после купания в холодной воде, ехал дрожа от холода. Когда добрался до речки Невайки, впадающей в Чадобец, уже окончательно стемнело. Моста тоже не оказалось, но, на счастье, осталось бревно, перекинутое с берега на берег. На этот раз можно было обойтись без купания. По этому бревну Гена и переходил, а лошадь брела по воде рядом. Стало абсолютно темно, но Гена понемножку продолжал движение. Опять же выручала абсолютная надежность Красноармейки. Уже начало светать, когда Гена доехал до большой Невайки.
На другой стороне широкой протоки видна рыбачья избушка. Из трубы вьется белесый дымок, обещая тепло и горячий чай. Но как Гена ни кричал, никто из домика не выходил. Видимо глуховатый рыбак Гену просто не слышал. И снова Гене пришлось лезть в холодную воду и перебираться вместе с лошадью вплавь. Лишь когда уже был близко берег, рыбак наконец вышел из избушки. А дальше долгожданный чай и сушка одежды у горячей печки. Форсировали большую преграду теперь уже в лодке, а лошадь мирно плыла рядом. Оказалось, что от Потакиля есть по домашней стороне дорога хребтами и можно объехать все весенние разливы. Что они на обратном пути и сделали. Впрочем, в армию и на фронт Гриша не попал, так как у него во время прохождения медкомиссии обнаружили серьезную болезнь легких. Не зря он постоянно кашлял. И доехав с призывниками до Богучан, он вскоре вернулся в деревню.
Однажды Гена чуть не попал под суд. Дело было так. Одним послевоенным летом он работал на сенокосе у Лебяжьего мыса. Большую часть мыса, окольцованного голубой лентой Чадобца, занимали поля, засеянные пшеницей, но нашлось место и сенокосным угодьям. Сенокосчики жили в большом стане у невысокого берега реки. Весной, в половодье, вода плескалась невдалеке от стана, заливая луга и низины мыса. Зато летом на заливных лугах, щедро напитанных влагой, вырастали богатые травы. Вот на уборке этих набравших силу трав и работало звено. Гена по возрасту уже годился косить, и работа на сенокосилке у него неплохо получалась.
Было около девяти часов утра. Весело стрекотала сенокосилка, трава ровными рядками ложилась из-под серпа на землю. Очень хотелось пить. Гена остановил сенокосилку, запряженную парой лошадей, и пошел к кусту, где имелась емкость с водой. В это время подъехал Никита, мужчина средних лет со щетиной на небритых щеках. Он вчера уезжал по делам в деревню, а теперь вернулся для продолжения работы.
- Гена, ты тут работаешь, а друзей-то твоих сегодня на учебу в ФЗО отправляют.
- Как? Не врешь? Ведь они должны поехать дней через десять.
- Нет, сегодня уплывают на лодке.
А Гене так хотелось их проводить! Недолго думая тут же выпряг пристяжную кобылицу, имеющую странное имя Усольчиха, сел на нее верхом и помчался в деревню. По правой стороне реки ехать было довольно далеко, но имелась возможность сократить путь. От Лебяжьего переплыл на лошади на дальний Мыс: так дорога значительно сокращалась. Но только лошадь стряхнула с себя остатки воды, как тут же Гена пустил ее галопом. Бежала она очень тяжело, чувствовалась усталость, и стоило прекратить ее подгонять, как она тут же переходила на медленную рысь.
Начался подъем на Мельничный хребет. Внизу ощетинился двумя пирожками Чадобец. Утреннее солнце слепило глаза. Наконец начался крутой спуск, и дорога полукольцом стала пересекать поля и покосы ближнего мыса. Вдали показались дома деревни. Скоро Гена, по-прежнему подгоняя Усольчиху, перебрел Чадобец по домашнему броду к взвозу Лаврухиных.
Однако как бы он ни спешил, не успел- лодка с ребятами уже уплыла, хотя и совсем недавно. Тогда он решил перехватить их у Постоношны. Выехал на Большой и снова перешел на галоп. Но отъехал совсем недалеко, как лошадь вдруг упала, и сколько Гена ни пытался ее поднять, дергая за уздечку, она не вставала. Гена растерялся, он слышал от взрослых, что лошадь в принципе можно загнать, но сам с этим никогда не сталкивался. За такое дело в те времена можно было попасть под суд.
Тут по полю идет Иван Морозов. Увидел Гену, подошел. Дал хороший совет: быстро обратиться к ветврачу и попросить его дать справку о болезни лошади, которая привела ее к смерти.
Случай этот рассматривала специальная комиссия во главе с бригадиром Ульяной Максимовной, которая настаивала на передачи дела в суд. И тут очень помогла справка и заключение ветврача о болезни лошади. Гене удалось выйти сухим из воды.
Несмотря на тяжелый, изнурительный сельский труд, молодежь Яркино умела и отдыхать. По вечерам собирались в разных местах деревни на так называемую полянку. Особенно любили место у колхозной конторы, которая располагалась
в бывшем доме купцов Федотовых. Гена научился неплохо играть на гармошке и балалайке. Ребята и девчата охотно плясали под его музыку, пели песни и частушки. Учил Гену Николай Иванович Рукосуев, который погиб на фронте в апреле 1945 года, за считанные дни до конца войны.
К тому времени война наконец закончилась. Начали возвращаться с фронта мужики. Отец Гены вернулся с фронта осенью 1945 года. Высокий, стройный, с орденом Славы на груди. Сколько было в семье радости!
Шли годы, Гена стал взрослее, физически окреп. В то время колхозам давалась разнарядка на оказание помощи на лесозаготовках. Необходимо было посылать на зимний сезон на Ангару определенное количество людей с лошадьми. Гену тоже отправили с другими яркинскими мужиками на лесозаготовки в поселок Говорково. Кто тогда мог знать, что это станет делом всей жизни Геннадия!
Технология лесозаготовок в те времена была очень примитивной. Необходимо было валить деревья, обрубать с них сучья, раскряжевывать на сортименты нужной длины и отвозить поближе к Ангаре на места хранения, а весной, после прохождения льда, формировать плоты и сплавлять их на лесокомбинаты. Гена стал работать на колхозной лошади возчиком бревен. Привычка к тяжелой работе сослужила хорошую службу. Его старание и умение заметили руководители лесозаготовительного участка. Гене была предложена постоянная работа возчика. Конечно, переманивание кадров не очень-то приветствовалось, но Гене новая работа понравилась. Да и она давала возможность заработать деньги, в то время в колхозе за трудодни зарплату выдавали в основном натуральными продуктами. И Геннадий настоял, чтобы его отпустили из колхоза работать на лесозаготовки.
Теплым субботним вечером в июне 1967 года в дом к Геннадию Ивановичу в Богучанах постучались гости.
Геннадий Иванович к тому времени работал начальником сплавного участка енисейской сплавной конторы и к неожиданным визитам гостей давно привык. Производство есть производство , и вопросы приходится решать не только в рабочее время – уж такова жизнь любого начальника. В сплавной конторе он имел высокий авторитет, заработанный умением быстро и качественно решать вопросы, которые во множестве ставит производство. Да и за прошедшие годы удалось накопить немалый опыт производственника и хозяйственника.
Много воды утекло с тех пор, как он работал возчиком леса в Говорково, первоначально по разнарядке от колхоза, а затем и на постоянной основе. Пришло время – отслужил срочную службу. Вопроса, где продолжить свою трудовую деятельность по возвращению домой, не было. Через короткое время Геннадий уже оказался на приеме у Андрея Федоровича Встовского, директора богучанского леспромхоза.
Вопрос решился, и Геннадий Иванович некоторое время проработал в леспромхозе инспектором по кадрам.
Конечно, Геннадий вскоре понял, что для карьерного роста необходимо специальное образование, и в 1956 году он поступает в лесотехнический техникум в Красноярске. За годы учебы он получил специальные знания, которые здорово помогли ему в последующей трудовой деятельности.
Пришлось работать вначале Мане в партизанском леспромхозе, но тянуло в свой край, на величавую Ангару. И Геннадий без колебаний переводится в свой родной район, где начала в те годы бурно развиваться лесная промышленность. До должности начальника сплавного участка он поработал в осиновском лесопункте на реке Чуне и в мурском – на Муре. На обеих реках в те годы производился молевой сплав. Из плавленого таким образом леса готовили плоты для сплава по реке Ангаре.
А дальше была серьезная работа в качестве начальника шиверского лесопункта. За годы жизни в шиверском получен бесценный производственный опыт, сформировалась умение руководить большим коллективом – и не просто руководить, а добиваться исполнения задуманного, быстро и умело находить выход из зачастую непростых производственных ситуаций. И очень закономерным оказалось назначение на новую должность начальника сплавного участка, который по сути был координатором очень важной фазы работ – доставки продукции потребителям.
И вот сейчас, июньским субботник вечером, Геннадий Иванович вопросительно смотрел на вошедших мужчин, гадая, с чем пожаловали гости. Предложил пройти в дом и выпить чаю. Гости оказались представителями Ростовской области и Ставропольского края. Суть их рассказа была такова: на противоположном берегу, напротив Богучан, планируется построить два леспромхоза, которые бы обеспечивали лесом районы Ростовской области и Ставропольского края, и для успешного строительства нужно найти опытных руководителей, которые хорошо знают местные условия и могли бы не только обеспечить успешное выполнение строительных работ, но и в кратчайший срок наладить выпуск продукции для отправки в запланированные регионы. Геннадия Ивановича им порекомендовали как опытного руководителя, который годится для такой непростой работы. Предложение было, конечно, заманчивым, но довольно неожиданным. С кондачка тут решать не хотелось, и Геннадий Иванович пообещал подумать.
Но уже через два дня Геннадия Ивановича вызывают в райком партии вместе с Матюшиным. Матюшину предлагают должность директора строящегося миллеровского леспромхоза от Ростовской области, а Геннадию Ивановичу – главного инженера. В те времена при вмешательстве таких инстанций отказаться – означало загубить себе карьеру. На раздумья много времени не дали: ждала тяжелая работа практически с нуля. Сразу же их с Матюшиным вызвали для знакомства и утверждения в должностях в Ростовскую область на совещание.
И тут произошел очень интересный случай. Их поселили в одной из лучших гостиниц Ростова-на-Дону. Оказалось, что в то же время туда приехал первый космонавт планеты Юрий Гагарин, которого поселили в той же гостинице. И богучанцам удалось его увидеть вблизи и хорошо рассмотреть. Они целую неделю провели в Ростове-на Дону. за это время познакомились со своими непосредственными руководителями, оформились на работу, осмотрели красивый город, утопающий в зелени. После этого поехали в Богучаны, впереди ждала тяжелая работа по строительству леспромхоза практически с нуля.
Миллеровский леспромхоз предполагалось строить на правом берегу Ангары на месте отстоя флота ангарской линейной конторы. Там не было ничего, кроме маленького домика без крыши. Через неделю Матюшин от должности отказался. С Ростова пришла телеграмма, в которой сообщалось, что директором был назначен Геннадий Иванович.
Леспромхозу из Ставропольского края площадку под строительство промзоны и поселка отводили на несколько километров ниже по течению Ангары. В Богучанах были куплены два домика, в которых временно разместились конторы строящихся леспромхозов. Начали получать технику. Вначале получили два самосвала и два бульдозера. Были приняты на работу два первых человека: Виктор Двоеглазов и Юрий Зырянов. Работы начались с расчистки дорог и подготовки площадок для хранения леса на берегу реки.
В то же время был принят на работу первый мастер, Григорий Иванович Брюханов. Геннадий Иванович вместе с ним почти неделю колесил по лесам в поиске участков, пригодных для рубок. Ведь параллельно со строительством необходимо было сразу организовать заготовку леса.
Но проработать в качестве директора миллеровского леспромхоза Геннадию Ивановичу пришлось в тот период чуть больше двух лет. В 1969 году его судьба снова круто меняется: его неожиданно переводят директором северного леспомхоза ( от Ставропольского края). К тому времени леспромхозы перевели в подчинение "Росагролеспрому" в городе Москве, так было легче решать вопросы, связанные со строительством леспромхозов. К моменту перехода Геннадия Ивановича в северный леспромхоз на месте теперешнего Красногорьевского уже было построено несколько добротных жилых домов. Сформирован небольшой, но работоспособный коллектив, расчищены площадки и дороги и организована заготовка леса.
На новом месте все нужно было начинать сначала, хотя пара домиков уже была построена. Проектные работы для проведение строительства начал выполнять "Гипролестранс". И тут у Геннадия Ивановича начались разногласия с проектировщиками, которые пытались спроектировать поселок как временный со сроком существования двадцать лет. А это узкие улицы, дома устаревшей серии и на небольшом расстояние друг от друга. И тут Геннадий Иванович спорил с ними до хрипоты и показал свой твердый характер и умение отстаивать свое мнение. Жизнь доказала его правоту. Сегодня мы имеем замечательный поселок из домов современной серии, с широкими улицами и оставленными участками леса, которые придают поселку своеобразный таежный колорит.
В большинстве своем вместо домов устаревшей серии 5Б построены дома серии 6Б, имеющие большую жилую площадь.
Но как же удалось нарушить генплан, первоначально выданный "Гипролестрансом"?
Все было решено во время совещания в "Гипролестрансе". Геннадию Ивановичу
пришлось убеждать и директора "Гипролестранса", и главного инженера, и гидов
проекта в том, что такой поселок, который ими спроектирован, строить нельзя.
Договорились, что ширину улиц определят на месте, а дома будут строить серии 6Б.
После строительных работ генплан составят по факту. Конечно же, так решить
вопрос с проектировщиками было совсем не просто. Проекты производственных
объектов, таких как РММ, котельная, дизельная, клуб, детский садик, школа,
Геннадий Иванович тоже собственноручно отбирал в "Гипролестрансе" из числа
готовых проектов. В результате эти объекты оказались лучшими в районе. РММ,
гаражи в железобетонном исполнении, дизельная и котельная в кирпичном
исполнении. Клуб тоже один из лучших в районе, и все это заслуги Геннадия
Ивановича. После строительства этих объектов нередко приезжали делегации –
посмотреть и перенять опыт, как нужно строить. Прошло много лет, и при сборе
материала для книги мы с Геннадием Ивановичем и фотографом Петром Анатолиевичем
Величко объехали эти некогда построенные объекты, постояли у каждого и выслушали
рассказы о том необыкновенном времени.
Вот один из первых объектов - столовая в комплексе с магазином. Объект строился одним из первых, ведь он был очень нужен первым жителям поселка. Много было строителей, живших во времянках и вагончиках, и столовая, конечно, была жизненно необходима. Магазин позволял не тратить время на поездки в Богучаны, а приобретать нужные товары на месте. Теперь в этих помещениях тоже магазины, но уже частные.
А вот тоже очень важный – детсад. Любопытно, что, будучи в санатории в Нальчике, Геннадий Иванович обратил внимание на тамошний детсад, построенный без углов. А он, наоборот, выбрал проект кирпичного детсада со многими углами. На работу в северный леспромхоз многие приезжали большими семьями с малыми детьми, и вместительный детский сад сразу решал проблемы многодетных родителей. Они могли спокойно работать.
Вот мы около котельной. Она одна из первых в районе была построена в кирпичном исполнении и обогревала часть поселка, РММ, гаражи, дизельную, детсад и клуб. Тут же в стороне дизельная. Пока не было центрального электроснабжения, дизельная обеспечивала производственные объекты и жилой поселок электроэнергией. В ней было установлено пять дизелей: два мощностью 1200 кВт и три – 960 кВт. В тяжелые для электроснабжения Богучан годы гремучинцы делились электроэнергией с богучанцами.
Клуб строила бригада строителей, которой командовал очень опытный бригадир, Иван Васильевич Енута. В клубе нашлось место для спортзала и библиотеки. Клуб на момент строительства тоже оказался лучшим в районе.
Школа тоже построена в самом начале существования поселка, и величина ее впечатляет. Все указанные объекты были построены с 1971 по 1973 год и позволили поселку Гремучий нормально жить и плодотворно работать.
Нужно добавить, что поселок от берега отделяет полоса естественного леса,
придающая ему неповторимый таежный колорит. И это тоже заслуга Геннадия
Ивановича. Этот лесок является излюбленным местом отдыха гремучинцев.
Много интересного и поучительного рассказал Геннадий Иванович во время нашей
беседы в поселке Гремучий на берегу Ангары, и я, конечно, не мог удержаться от
желания задать ему несколько вопросов.
- Геннадий Иванович, хотели бы вы что-то изменить в своей жизни, если бы можно было начать все с начала?
- Нет, разве только что-нибудь в мелочах. Перебираю свои прожитые годы – стыдиться, как говорится, мне нечего. Пошел бы той же дорогой, как и шел до сих пор.
- А что для вас было главным в жизни?
- Главным в моей жизни была работа. Ей я отдавал все свое время. Но конечно, уделял внимание и своей семье.
- Вот я замечаю, вы используете каждую возможность, чтобы побывать в родной деревне Яркино. Что же вас там притягивает?
- Там проходило мое детство. Идешь по улице – нахлынут воспоминания, и кажется: все было вчера. Но тех людей, с которыми бегал в детстве по этим улицам, практически не осталось. Конечно, всегда прихожу к родному дому, в котором в настоящее время, к сожалению, никто не живет. Разумеется, обязательно прихожу на кладбище поклониться дорогим мне могилам. Чем мог всегда старался помочь жителям нашей деревеньки, когда была такая возможность.
Наступила весна 1998 года. Солнце начало растапливать снег, накопившийся за долгую суровую зиму, с крыш закапала капель. Геннадий Иванович находился на пенсии. В это апрельское утро он сел за стоящий у окна столик, положил перед собой ворох газет и стал просматривать новости. Вдруг зазвонил телефон, Геннадий Иванович снял трубку. Человека, который ему звонил, он сразу узнал и тепло поздоровался.
- Геннадий Иванович, нам нужно срочно встретиться поговорить!
- Поговорить, конечно, можно, почему бы и не поговорить – литра два самогона привезешь, так мы и сутки можем разговаривать!
Собеседник хорошо знал Геннадия Ивановича как практически непьющего человека, поэтому, поняв шутку, весело рассмеялся.
- А на какую тему будет разговор? – продолжил Геннадий Иванович.
- Геннадий Иванович, акционеры ОАО "Миллеровский леспромхоз" хотят вас избрать генеральным директором. Вот на эту тему я и хотел поговорить с вами.
- Ну, предложение неожиданное, тут нужно все взвесить. Приезжай, у меня будет
ряд вопросов, получив на которые ответ, я приму решение, - ответил Геннадий
Иванович.
"Ну вот, предлагают снова впрягаться, а воз по сегодняшним временам – ой какой
тяжелый!" – мелькнула мысль у Геннадия Ивановича.
Около девяти лет назад Геннадий Иванович брался за строительство нового ЛПХ для Министерства среднего машиностроении, но наступил 90-й год, и финансирование было прекращено со всеми вытекающими отсюда последствиями. В результате директор остался не у дел. Но наслаждаться свободой долго не пришлось, он был избран на общем собрании акционеров ОАО "Миллеровский ЛПХ" директором.
Правда, уже в 1993 году получает новое предложение – заняться строительством нового аэропорта, в котором возникла необходимость из-за увеличения жилой зоны Богучан. Однако прекратил свое существование СССР, и, как следствие, прекратилось финансирование. Стране с бюджетом выживания стало не до строительства новых аэропортов. И Геннадий Иванович ушел на пенсию.
И вот новое предложение. Тут было над чем подумать! Леспромхоз имел огромные долги, производство упало до минимального уровня, зарплата не выплачивалась. Нужно было иметь огромную смелость, уверенность в своих силах, чтобы впрячься в такой тяжелый воз, имея за плечами груз прожитых лет. Ведь возраст был уже 69 лет. Но все же, несмотря на сомнения, предложение было принято.
Жизнь показала, что свои силы Геннадий Иванович не переоценил. Улучшились экономические показатели, начала выплачиваться зарплата. Тяжела работа директора, ведь он отвечает за все. И еще огромное количество командировок, в которых решение вопросов целиком находится в компетенции директора. Немаловажную роль в работе директора играет умение налаживать контакты с людьми, к каждому подобрать тот единственный ключик, который позволяет вдохновить человека на творческую, высокопроизводительную работу. Не зря в течение многих лет именно миллеровский леспромхоз всегда первым отправлял плот.
Геннадий Иванович проработал в должности директора до 80 лет. Мало можно отыскать людей, которые смогли успешно везти такой тяжелый воз до столь преклонного возраста.
Иногда бывает так: человек всей своей жизнью заслуживает награды, но по какой-то причине они так и остаются неполученными. Так вышло и с Геннадием Ивановичем. Однажды он вручил мне целую папку с документами. Ознакомившись с ней, я понял, что его часто признавали достойной кандидатурой на получение той или иной награды или премии, но для этого, как правило, нужно было ехать в Москву, а у директора леспромхоза не хватало времени не только на какие-то поездки, но даже на ответ на письма.
Я считаю, читатели должны знать, какие именно награды мог бы получить Геннадий Иванович:
- орден "Меценат" – награждение должно было состояться 14 октября 2004 года в
городе Москве в храме Христа Спасителя;
- орден "Золотая звезда мецената" – награждение должно было состояться 4 августа
2006 года в городе Москве;
- Международная премия "Лидер экономического развития России" – награждение
должно было состояться в октябре 2007 года;
- орден "Слава нации" за выдающийся вклад в упрочение экономического и
социального благосостояния России – награждение должно было состояться 10
октября 2007 года в городе Москве;
- Национальная премия "Налогоплательщик года – 2007" – награждение должно было
состояться 10 октября 2007 года в городе Москве;
-Всероссийская премия "Руководитель года – 2008" – награждение должно было
состояться на экономическом форуме 20 июня 2008 года в городе Сочи;
- золотая медаль "За вклад в укрепление конкурентоспособности России" –
награждение должно было состояться 19 июня 2008 года в городе Москве.
Конечно, все эти награды не имеют государственного характера, их предлагали в,
которым руководил Геннадий Иванович, и он сам попали на заметку на всероссийском
уровне, говорит о многом.
Талант управленца и человеческая мудрость позволили Геннадию Ивановичу
справиться со всеми непростыми задачами, которые ставила перед ним судьба. Его
жизнь – хороший пример, на котором можно воспитывать молодое поколение. Мы,
яркинцы, гордимся тем, что такого человека вскормила и взрастила наша земля.
Светлая ему память!
