11. Сенокосы

В первое лето утром, когда мы ещё спали, нас разбудил громкий мужской голос:

- Кто поедет на сенокос?

Ещё не проснувшись до конца, я подумал – там же кормить будут - и вызвался ехать. Ещё согласился ехать только Генка Логинов.

Кроме нас с Генкой, на заготовку сена для наших лошадей поехали взрослые из персонала – две девушки уборщицы, парень рабочий и завхоз Василий Иванович, крепкий старик с чёрной с проседью бородой.

На другой день мы погрузились на телегу, на которой уже лежали какие-то мешки и косы и, после долгой езды по лесным дорогам, прибыли на выделенную нам делянку.

Приехавшие с нами взрослые были деревенскими, для них заготовка сена было обычным делом, а для нас с Генкой всё здесь было впервые.

Сначала построили два шалаша, один из них для девушек. Выбрали место для косьбы и отдельно участок для нас с Генкой. Нам с ним вручили детские косы с коротким лезвием, показали, как их держать, как косить так, чтобы не оставалось позорных «хвостов» (пучков несрезанной травы).

После десятиминутного обучения мы с Генкой приступили к работе.

В первые дни мы с ним очень уставали. Наши прокосы были короче, чем у взрослых, но мы всё равно отставали от них – не хватало ни сил, ни уменья, да и наши косы были поменьше. На последних метрах прокоса я думал, что упаду и больше не встану. С Генкой было то же самое.

Закончив прокос, мы без сил валились на траву, где уже отдыхали взрослые. После короткой передышки мы приходили в себя, дощечками со смесью вара и песка (вместо брусков) правили наши косы и вместе со взрослыми начинали новый прокос.

Потом мы приноровились, и косьба не казалось нам такой тяжёлой, как в первые дни.

Делянка для покоса находилась на каменистом холме, и наши косы часто попадали по камням. По вечерам Василий Иванович правил косы, молоточком «оттягивал» их лезвия на маленькой наковальне, прибитой ко пню.

Когда сено в валках подсыхало, девушки начинали его «ворошить» - переворачивать толстые валки деревянными граблями. Высохшее сено мы сгребали в копны, которые с помощью нашей лошади сволакивали к месту, где намечали ставить стог. На этом месте уже стоял «стожар» - высокий шест в центре будущего стога. К нему шалашиком были прислонены «боганы» - более короткие шесты с рогульками на конце.

Стога мы смётывали все вместе, но принимал сено и складывал его в стог самый опытный из нас – Василий Иванович. Чтобы сено оставалось сухим, стога ставили пустыми внутри и с норами внизу для вентиляции. Когда ночи стали холодными, в этих тёплых, пахнущих свежим сеном, стогах мы потом ночевали.

Вечерами, сидя у костра, Василий Иванович любил порассуждать со мною и с Генкой на самые разные темы. Он, например, доказывал, что «образованные», все эти «профессора» - просто дармоеды и они сидят на шее у них, у крестьян. Мы пытались спорить, но переубедить его было невозможно – в деревнях, похоже, так думали все.

Видя в нас «образованных дармоедов», Василий Иванович старался поставить нас в тупик, ехидно задавая нам каверзные вопросы, вроде – почему трещат дрова в костре? Мы, как могли, отвечали, а Василий Иванович только посмеивался в бороду.

И всё же к нам, к мальчишкам, он относился по-доброму. Рассказывал про окружавший нас лес, учил угадывать погоду на завтра, показывал съедобные и ядовитые растения, пересказывал местные байки про волков, которых здесь было множество, про рысей, которые, как говорили, прыгают людям на спину, про медведей, с которыми бабы сталкивались в малинниках. На соседней речке он показал нам места, где в молодости добывал платину. Полузасыпанные старательские ямы были окружены зарослями белой малины.

На следующий год на сенокосе нас было четверо ребят и ещё несколько взрослых. Не было с нами Генки Логинова – он заболел какой-то хронической болезнью и для лечения его увезли в Одессу.

Лето в тот год было дождливым и холодным. Сено в валках не сохло, приходилось многократно его ворошить, а из-за дождей косьбу часто останавливали. От бесполезной работы и вынужденного безделья настроение было паршивое. Ничем другим этот сенокос не запомнился.

В 47-м году для покоса нам выделили горный склон, у подножья которого протекал лесной ручей, густо заросший черёмухой. Далеко за ручьём простирался старый сосновый лес.

Нас приехало пять мальчишек, а из взрослых был только воспитатель Василий Сидорович, демобилизованный офицер из местных (о нём я уже говорил).

В нижней части склона из срубленных молодых деревьев мы построили односкатный балаган, открытой стороной обращённый вниз к ручью. Покрыли его толстым слоем свежескошенной травы и такую же траву постелили внутри. Развели костёр и сварили на ужин картошку. Василий Сидорович расщедрился и вместе с вечерней пайкой раздал нам по кусочку вкуснейшей американской колбасы. Она была в красивых голубых баночках с припаяным ключиком для открывания. Кстати сказать, в столовой нам такую колбасу не давали, хотя в детдом она, как видим, поступала...

Перед балаганом мы подготовили костёр-нодью – одно сухое бревно положили на другое и закрепили кольями. Такой костёр горит всю ночь, давая много тепла. Для растопки брёвна обложили сухим хворостом.

Ещё заранее Василий Сидорович предупредил, что ночевать он будет в соседней деревне. Солнце садилось, когда он ушёл, пожелав нам спокойной ночи. Мы остались одни.

Стало быстро темнеть. Мы подожгли растопку в ночном костре и, закутавшись в одеяла, улеглись на пахучую травяную постель. Спать на новом месте не хотелось. Мы разговаривали, наблюдая за разгоревшимся хворостом. Растопка прогорела, между брёвнами уже тлел огонь, слабо освещая темноту. Покрапал мелкий дождь.

Со стороны соснового леса вдруг послышался щенячий тявкающий полулай, полувой. К нему присоединился такой же голос, потом ещё несколько более низких голосов. И вот, казалось, весь лес наполнился многолосным волчьим воем.

Тоскливый вой волков наводит невольный ужас даже на взрослых, а мы, мальчишки, были одни, нас окружала глухая темнота, которую только подчёркивал слабый свет ночного костра. Притихшие, мы слушали этот вой, напряжённо вглядываясь в темноту. Вдруг кто-то из ребят показал в сторону леса и сдавленным голосом произнёс:

- Волки!

В темноте мы увидели холодные, фосфоресцирующие огоньки и их становилось всё больше и больше. Мы не сомневались, что это волки,– в их глазах отражался свет нашего костра. Мы вскочили, сгрудились у костра и, чтобы пламенем отпугнуть волков, стали бросать в него сухие ветки, приготовленные на утро.

Из-за горы поднялась полная луна, осветила всё вокруг и огоньки вдруг исчезли. Только теперь мы поняли, что это не волки, а мокрые листья стоявших ниже по склону черёмух, блестевшие на слабом свете поднимавшейся луны.

Вой волков внезапно прекратился. Стало тихо, слышен был только шелест листьев. В костре ярко горели брошеные нами ветки. Мы снова улеглись, нервно посмеиваясь над случившимся.

Где-то в стороне вдруг раздался человеческий крик, скорее вопль. Кричала женщина, на которую, очевидно, напали волки. Мы вскочили, не зная, что делать, как ей помочь. Ночная местность была незнакома, да и оружия у нас не было. Крик внезапно оборвался, можно было только гадать, почему... Но через некоторое время вопль раздался опять.

- Раз кричит – значит жива, - подумали мы, – возможно, она спаслась на каком-нибудь дереве.

Крик прекратился и через несколько минут опять повторился. Крики с перерывами продолжались всю ночь. Толком спать в эту ночь мы так и не смогли.

Я уже говорил, что в те годы на Среднем Урале было настоящее нашествие волков. Возможно, это были полярные волки, так как их окраска была светло-серой. Отстреливать их было некому - в деревнях почти не было мужчин. Волки даже днём «задирали» овец, телят, жеребят. Были случаи нападения на коров и лошадей.

Наутро вернулся Василий Сидорович. Рассказав про наши ночные страхи, мы дружно заявили, что одни больше не останемся. Он стал нас успокаивать, сказал, что такими криками здешние женщины отпугивают волков:

- Похоже, что недалеко отсюда в ночном пасли лошадей. Женщины, которые всегда пасут по двое, услышали, как и вы, вой волков и стали поочереди кричать, отгоняя волков.

- Эти-то крики вы и слышали, - сказал Василий Сидорович.

Объяснил он нам и многоголосие ночного воя:

- Судя по всему, недалеко отсюда находится волчье логово с молодыми и старыми волками.

Он по-военному приказал нам не трусить, а самим перейти в наступление.

Вооружившись косами, мы гуськом двинулись за Василием Сидоровичем, перешли ручей и углубились в старый сосновый лес, откуда мы слышали ночной вой. Волков мы, конечно, не встретили, но зато нашли их логово. На толстом слое хвои были видны следы их лежбища, остро пахло псиной. По предложению Василия Сидоровича мы ногами разворошили логово.

- Волки сюда не вернутся, - сказал он.

И действительно, волков мы больше не слышали. Только иногда доносились крики женщин, пасущих в ночном лошадей, но эти крики нас уже не пугали.

В четвёртом моём сенокосе (это был 1948 год) принимало участие несколько взрослых и более десяти мальчишек и девчонок. Расположились мы целым лагерем – у нас было три просторных шалаша - для взрослых, для ребят и для девчонок. В центре лагеря была площадка с местом для общего костра.

По вечерам все приходили уставшие. После ужина собирались у костра, я приносил гармошку и нашей усталости как не бывало. Девчонки начинали танцы, на весь лес раздавались лихие частушки. Все вместе запевали песню, потом другую. И только поздним вечером нас с трудом отправляли спать – утром надо рано вставать, пока роса.

Этот последний сенокос я вспоминаю как какой-то праздник, хотя это было совсем не так – была и тяжёлая, с утра до вечера работа, были дожди и изнуряющая жара. Но в памяти остались именно эти весёлые и, как я теперь понимаю, счастливые вечера у ярко горевшего лесного костра.

Оглавление Предыдущая Следующая