Мои родители жили в воеводстве Краковском, район Новый Тарг, село Залучнэ. Жили мы бедно, земля была неплодородная и было ей мало. И родители решили продать там землю и поехать на восток и там куили землю в районе и воеводстве Тарнопольском. Землю продавал бывший владелец Кемеран. Это было в 1938 году. Туда отец привёз на трёх вагонах из Залучна материал старого дома и построил дом и хозяйственные постройки в один месяц в колонии Торске Гартановце. Там жило уже пять колонистов и один осадник : Масёвски, Скупень Тадеуш, Скупень Станислав, Юзеф Гломба и Юзеф Галь, а Масница Анджей был осадником. Колония была частью деревни Угренковце, отдалённой 6 км от колонии. Вокруг нас было четыре деревни, в которых жили украинцы. Когда поляки покупали там землю украинцы не были довльны, потому что они купить земли не могли от государства. Польские власти не разрешали продавать землю с парцеляции украинцам. К моим родителям приходил часто украинец и в беседе с отцом жаловался, что украинцам польская власть не разрешает продавать землю с парцеляции. На такой закон жаловались и другие украинцы.

Хорошо помню начало второй мировой войны и вход советских войск.Через город Залещики уезжали польские беженцы. Шестнадцатого сентября на поле возле нашего хозяйства приземлилось двенадцать польских самолётов. Стерегли их польские солдаты. Никого к самолётам не допускали, грозили оружьем. В два часа ночи началась подготовка к отлёту и в три часа самолёты улетели в сторону румынской границы. В самолётах мы заметили женщины с детьми. В пять часов утра прилетели немецкие самолёты. Было их девять. Бомбардировали мосты и сахарный завод вблизи Залещик. Семнадцатого сентября, около шести утра, мы услышали выстрелы. В семь часов у нас появились советские солдаты. Приехахи на автомашинах, были тоже танки. Никакого польского сопротивления не было. Польских солдат, которые остались, советские войска арестовали и увезли в сторону польско- советской границы. На нашу колонию тоже пришли русские солдаты. Сговориться с ними мог только пан Мясница. Он был в русском плену во время первой мировой войны. Россияне говорили ему, что они пришли помочь Польше. Зашли тоже в наш дом. Я побежала в кладовую и принесла им прстокваши. Они не хотели пить. Тогда пан Масница велел мне напиться и тогда они тоже нпились. В то время никаких репрессии солдаты к нам не применяли. Вокруг наших хозяйств было очень много беженцев. Россияне отпускали только штатских. На второй день после входа советских войск россияне закрыли переход на границе в Залещиках. Вблизи наших хозяйств убили советского солдата. Поляки говорили, что сделали это украинцы и обвинили поляков. Советские солдаты окружили наши дома и велели всем выйти и сказали, что за это убийство сожгут нашу колонию, а нас расстреляют. Мы очень боялись, что так и сделают. Однако появился старшина и приказал прекратить обыск домов и приостановить репрессии. Пан Масница сказал старшине, что украинцы грозят полякам, и что мы их боимся. И действительно боялись до дня депортации. Украинцы всё время нам грозили, когда поляки ехали дорогой они принуждали их уступить им место и кричали : - Вы проклятые ляхи. Мы боялись, что они могут нас убить. В ноябре месяце советская влясть организовала выборы. Какие это были выборы и кого мы выбирали, я не знаю, хотя мы тоже голосовали. Если кто- нибудь из поляков не шёл голосовать, украинцы приезжали и везли его на голосование. Там каждый подписывал какую -то бумагу, а что на ней было написано я не знаю, я не знала русского языка. В зале где мы голосовали были украинцы и советские солдаты. Мне тогда было шестнадцать лет. После голосования никаких перемен мы не заметили. Была новая власть, но это были украинцы, и поляки не могли им пожаловаться на то, что украинцы всё время им угрожают. Они были убеждены, что поляки взяли их землю и называли нас :- Проклятые поляки!.

Депортация. О том, что будет депортация мы ничего не знали. Но некоторые поляки заметили, что на станции собрано очень много товарных вагонов. И вот 10 февраля 1940 года, в четыре часа ночи, в наш дом пришло четырёх вооружённых солдат. Начали ревизию, искали в доме оружья. Отца поставили под стеной и спрсили - Где оружье? Отец упал на колени и расплакался. Потом сказал: - У меня никогда не было оружья. Ищите во всём доме. Оружья у меня нет!- И не нашли оружья. На железнодорожную станцию вёз нас украинец Цепенюк, хороший знакомый отца. Он был умный и рассудительный. Когда приехал на наш двор сказал отцу :- Францишек, ты не обижайся на меня, что я тут. Мне велела власть приехать к тебе. - И это Цепенюк подсказывал мне, что надо брать. Велел брать одежду, подушки, одеяла, сундук с бельём. Солдаты не хотели позволить брать сундук. Он поговорил с ними и разрешили. Кроме сундука мы взяли тюки с постелью и одеждой. Были у нас и шубы на чердаке, однако солдат не разрешил идти туда. Привезли нас на станцию Варволинце. В двенадцать часов ночи мы были уже в вагонах. На дворе было тогда очень холодно. Из нашей колонии депортировали всех кто купил там землю. Остался там только один поляк, который жил там издавна. В вагоне были семьи : Анджея Масницы, Едварда Хмеля, семья Ситка, Земняка и наша в составе : -Коцаньда Францишек, Розалия, Анна и Станислав. Когда мы были в вагоне нам еду подавали поляки и евреи. Никаких ссор с советскими солдатами на станции я не заметила. Куда нас везут никто из солдат не хотел нам сказать. На станции Гусятынь нам велели погрузиться в российские вагоны. В вагоне было нас 43 человека. На пятый день мы были уже в Киеве. Там дали нам ведро супа, пшенную кашуи два ведра воды и хлеб на четыре дня. Воды было мало и мы попросили дать ещё два ведра. Воду кипятили на маленькой печке, но во время езды горшки с печки падали на пол вагона. После Киева был Харьков, Челябинск, Омск, Новосибирск, Красноярск и Канск. В Канске приказали выгружаться. Из Канска завезли нас в глухую тайгу, в Подкаменную Тунгускую.Там был золотой прииск. Нас, спецпереселенцев, поместили в бараках, двадцать семей в одном бараке. Квартир в бараке не было, только один, большой, общий зал. Наша семья получила две койки на четыре человека. На середине барака стояла печь. Топили в ней дровами, которые рубили мужчины в лесу и приносили в барак. Кроме поляков в спецпосёлке были тоже российские спецпереселенцы. Стерегли нас энкавудисты.

Фот. 75 Абакан, 1944 г. Бригада грузчиков, которая работала на причале в Абакане.
Сидят (слева) Стефания Бонк, Тэрэса Одзеевска, Вероника Коссаковска, неизвестна.
Стоят: Станислав Поплавски, Анна Киселевска, Францишка Курадчык,
Ефим Полешук, Паулина Щепковска, Анна Коцаньда (я), Эугения Чучелло.

После приезда наша семья заболела и мы болели десять дней, потому что во время езды мы простудились. Но не только мы болели, а многие другие поляки тоже. Прибыла комиссия врачей и всех больных ослушали. Потом нам заявили, что нас переселят в селение Кировский Прииск. Там добывали золото. В этой местности было около сто польских семей. Все взрослые работали на прииске, в лесу или на сплаве. Прииск находился возле озера, было там судно с экскаватором. Экскаватор добывал гравии, подавал его на промыватель и грохот, а работники выбирали золото. Я, хотя была несовершеннолетняя, тоже работала с другими польками. Мы выбирали багром из воды сучья и пни деревьев к берегу, а мужчины вытаскивали их на берег. На этом прииске я работала два года. Потом меня и другие девочки направили на работу в совхоз Бельск, который находился на острове реки Ангара. Директором совхоза был латвиец , Владыслав Сувальда. Его мать была полькой, а он хорошо знал польский язык и с нами разговаривал на польском языке. Это был очень порядочный и благородный человек. В совхозе мы вырвщивали картошку, помидоры, огурцы, свёклу, морковку, петрушку. Было тоже скотоводтсво, всего около 80 штук. Платили нам наличными. После трёх месяцев меня вернули обратно на Кировский Прииск. Родители работали в тайге. Брата, Станислава, взяла под опеку пани Стибор. Некоторое время спустя директор совхоза, Владыслав Сувальда, добился, чтобы нас, девушек, перенесли обратно в совхоз, где мы раньше работали. И там, в сентябре месяце объявили нам, что мы, поляки уже вободные и можем ехать куда хотим. Были тоже вести о том, что поляки собираются ехать оттуда на пароходе, чтобы потом выехать в Иран. Мой отец не успел на этот пароход, потому что работал в лесу. Однако мы уехали потом оттуда в Канск, а потом в Абакан, где было много польских семейств, говорили, что около семьсот человек. Весной 1942 года я тяжело заболела малярией. Лечили меня в больнице хинином. В больнице была моя подруга, Стася Долиньска, она тоже болела млярией и там умерла, В больнице работала польская медсестра из Львова, которая посоветовала мне и другим полькам, чтобы выписаться из бльницы и лечиться самостоятельно вываркой с полыни. Я так и сделала и после двух недель вылечилась. Зима 1942 \ 1943 года пришла слишком рано, в совхозе не успели собрать урожая. В поле осталось много картошки. Весной 1943 года люди ходили на поля и выкапывали мёрзлую картошку. Мой отец тоже пошёл и выкопал растение ,, белино ,, из которого там готовили лекарство. Отец очистил корень и съел кусочек. Думаю, что слишком много, потому что там, в поле, заболел и попал в обморок. Люди пробовали его привести домой но им не удалось. Он был без сознания, а у них не было сил, чтобы его нести. Я попросила, Масницу и других поляков и мужчины принесли его на простыне домой. Он был сильно простужен, тогда в поле был ещё мороз. Мы решили завезти его в больницу, помог нам прокурор, который ехал в Чёрную Горку, где была больница. Я сказала врачу что он съел. Дали ему укол. После трёх дней ему вернулось сознание. После месяца его выписали из больницы, но он был очень слабый и сильно кашлял. Потом наступило мгновенное воспаление лёгких и он умер в возрасте 52 лет. Мы похоронили его 30 мая 1943 года на кладбище в Абакане.
Что касается отношения представителей советской власти к полякам, то в первом периоде они были очень суровые. Когда вспыхнула война с немцами и был подписан договор между Польским Правительством во главе с Владыславом Сикорским и Советским Союзом тогда отношения советской власти к полякам радикально улучшились, были более доброжелательные. Раньше нас считали врагами советской власти, а теперь мы стали союзниками. Генерал Андерс организовал польскую армию. Бывшие солдаты выходили из лагерей и шли в эту армию. Из Абакана многие поляки поступили в армию Андерса, а многие не успели. После выхода армии Андерса из СССР отношения к полякам опять ухудшились. НКВД очень старалось, чтобы мы принимали советское гражданство, требовали отдать польские паспорта. Некоторые поляки испугались, но большинство не приняло советского гражданства. В Абакане были польские учители и служащие и они предостерегали нас, чтобы не принимать советского гражданства, потому что не будет возможности вернуться в Польшу. Они были правы. Так было. Не все вернулись в 1946 году, многие вернулись лишь в 1956. А те, которые вышли замуж за русского вовсе не могли вернуться в Польшу. Я не помню, чтобы в то время НКВД применяло к полякам какие- либо репрессии. Поляков там было очень много и они заявляли, что гражданства своего менять не будут. Нас было там очень много и думаю, что власть не решалась арестовать нас за отказ. В 1943 году был создан Союз Польских Патриотов, он действовал и в Абакане, я несколько раз была на собраниях Союза Польских Патриотов, мы помогали готовить документы многим полякам, чтобы могли вернуться на Родину. Надо было доказать, что мы поляки, будто советская власть не знала кто мы. Организовалась Армия Костюшковска. И опять мы были приятели, союзники. В 1946 году началась репатриация. Из Абакана мы ехали третьим эшелоном. В Польше нас направили в воеводство Щетин, город Грифице. Оттуда мы поехали в родные места в воеводство Краковское. Моя семья настаивала на то, чтобы поселиться на юго- западе страны, где поселилась сестра моего будущего мужа. И мы приехали в Быстшицу Клодзку, поселились в деревне Заблоте. Окресность мне понравилась и я решила здесь жить. Здесь я вышла замуж и вместе с мужем мы занимались земледелием.

Фот. 76 Группа рабочих совхоза Бельск. Среди них были польки: Щепанюк, Павлина, Рупницка, Земаньчук, Бургер (сестры).
Помню, среди них был русский, бывший помещик. Отличался от остальных, очень интеллигентный человек

Иногда спрашивают меня знакомые :- Не хотела бы ты вернуться в район Залещики? - Я им говорю:- Нет, колонии нашей уже там нет, украинцы всё разобрали, следа нет, что там были поляки их дома и хозяйственные постройки. Иногда я задумываюсь. Почему они это сделали ? Ведь в наших домах могли жить люди, украинцы. Наши дома были лучшие, каменные, более современные. Думаю, что только глубокая ненависть к полякам и глупость украинцев довели к тому, что они разобрали наши дома и постройки. А вот в Абакан я бы поехала, если была бы такая возможность. Ведь там похоронен мой отец.

Заблоте 1999 год. Анна Коцаньда.

Перевод Ежи Кобринь.
источник: Wspomnienia sybiraków. Zbiór tekstów źródłowych, Koło Związku Sybiraków w Bystrzycy Kłodzkiej
Bystrzyca Kłodzka 2008 ISBN: 978–83–926622–0–4