Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

Туруханский путик


С прологом и эпилогом

ПРОЛОГ

В очередной раз попав в Туруханск, попытался собрать в кучу все свои многолетние впечатления об этих местах. Долго не мог дать четкого и краткого определения самой структуре села, невероятно разбросанного и даже кем-то и когда-то произвольно пораскиданного по речному мысу, уже порядочно затупленному и основательно пообглоданному водами Нижней Тунгуски и Енисея. В большей степени, конечно, Нижней Тунгуски, которая мощной струей бесцеремонно оттесняет тихий Енисей к левому низкому берегу, куда-то в пойменные острова и намытые пески. Туда, где ниже по течению скрывается строгое для речников устье реки Турухан, давшей ему это название.

И опять, как же назвать это удивительное по своему местоположению село? Или это уже совсем не село? Да вот же оно, под руками, у Виктора Астафьева в «Туруханской лилии»:

…Туруханск ликом смахивает на природу, его окружающую. Изломанный на краюшки крутым яром, оврагами и речками, он живет настороженной жизнью, найдут ли геологи чего в здешних недрах? Найдут – процветать городу и развиваться. Подкузьмят недра – хиреть ему дальше. Но чего-нибудь да найдут, не могут не найти – район на восемьсот длинных верст распростерся по Енисею, поперек же, в глубь тайги сколь его, району?...

…Изломанный на краюшки… Да, прав классик! Пожалуй, лучше и не скажешь. Но жил ли когда-либо Туруханск настороженной жизнью и претендовал ли он на статус города? Вряд ли… В 2005 году Туруханск вобрал в себя Игарку, имевшую немало развитую городскую инфраструктуру. Туруханск вроде бы и в подмётки не годился гордой Игарке, но на волне всеобщего объединения и укрупнения территорий вобрал и не подавился…

Хирел ли он когда-нибудь? Судя по тому, как он «нагнул и унизил» Игарку, непохоже… Мне всегда казалось, что он просто жил, как живет порой человек, точно знающий свое предназначение на земле. Он знает, что ему на роду написано, живет по-своему, как раньше говорили в деревнях, своеобычно. Свое! Значит, мое! А не твое! И ему совершенно не подходит другое, часто употребляемое слово – «самобытно». Кажется, да, синоним, но для Туруханска с его своенравной природой, я бы употреблял их в спарке: своеобычно и самобытно. Эту «спарку» формировала и сама окружающая среда, и люди, оказавшиеся здесь столь разными путями, что не всегда и скажешь – по божьему промыслу.

НЕ ПОДКУЗЬМИЛИ НЕДРА

Напрочь лишенный тщеславия, Туруханск прекрасно осознает эту свою непохожесть, но нисколько не стесняется её, не стремится изменить и даже боится перемен. Это, наверное, оттуда, из дремучих веков, когда здесь оседали теснимые на западе и юге Евразии разноязыкие орды.
Ну, а недра и впрямь не подкузьмили. Правда, не прошло и сорока лет. И уже есть результаты. Вот и характерный пример:

«…В 2010 году по отношению к двум предыдущим годам произошло значительное снижение уровня дотационности. Это связано с реализацией проекта на территории Туруханского района по промышленной добыче нефти. Реализацией проекта занимается ОАО «НК» Роснефть» и ее дочерние предприятия. Основной плательщик налога на прибыль – ЗАО «Ванкорнефть». На фоне увеличения объемов промышленной добычи нефти на Ванкорском месторождении наблюдается увеличением поступления налога на прибыль в районный бюджет». Из Акта от 13.04.2011. о проведении проверки бюджета Туруханского муниципального района за 2010 год. (Орфография в оригинале).

Может быть, поэтому, изломанный, по Астафьеву, на краюшки город, предстает сейчас иным. На первый взгляд, все по-старому, но статус села изменился, и глаз ищет какие-то перемены, глаз уже не цепляется за милые сердцу картинки деревенской жизни, за палисаднички и деревянные тротуары, за горбатые и висячие деревянные мостики через многочисленные ручьи и овраги, разделившие село, изломавшие его на краюшки.

Тротуарчики сохранились только кое-где, на смену им пришли бетонированные дорожки, ни одного мостика почему-то не встретилось, хотя ручьи и овраги стали только шире. Да, шире стали и дороги, их отсыпали, уплотнили песчаным грунтом и не посыпают теперь угольным шлаком. Грязи после дождя хватает, грунт, сколько его не подсыпай, тонет в зыбкой торфянистой почве, но ходить можно уже без болотных сапог. Появились автобусные остановки, теперь из одной «краюшки» села не надо топать ногами на другую «краюшку», пробираясь обочинами, тропинками, сокращая путь через мостки и мосточки в две «досочки».

Хотя городские контрасты так и прут наружу. Деловой и наиболее благоустроенный центр заканчивается прекрасной снаружи и внутри гостиницей Ванкорнефти. Далее центральная улица Шадрина упирается в перекресток с улицей Советской. А это уже совершенно иной Туруханск. Здесь нет зелени, тянет шлаком соседней котельной и специфическим запахом проблемной канализации. По правую сторону длинной и пыльной улицы двухэтажные деревянные, когда-то оштукатуренные и побеленные дома. Всего лишь лет 20 назад это было престижное благоустроенное жилье. Но сейчас не надо особенно и приглядываться, чтобы увидеть облупившуюся до драночных ребер штукатурку, перекошенные местами оконные и дверные блоки. Этот значит, что сооружения просели, их «ведет». Виной всему, скорее всего, эта самая проблемная канализация. экономили на коммуникациях...

И вслед за контрастами наружу нагло лезут проблемы, с которыми встретится здесь не местный, нет, у местных глаза намылились. А вот какой-нибудь архитектор, которого пригласят навести здесь благоустройство. И ахнет он: да как же мне собрать воедино все эти ваши краюшечки? Как проложить канализацию, водоснабжение и отопление? Не проще ли подогнать бульдозер да и …? А на этом месте построить три – четыре пятиэтажки! Наверное, так оно и будет.

Но такая перспектива радует далеко не всех. Вот сейчас Туруханск, действительно, живет настороженной жизнью: остаться ему селом с уникальной многовековой самобытной культурой и своеобычным мироощущением или превратиться в город, в столицу огромного района, построенный неизвестно зачем, неизвестно для кого?

ТОЛЬКО ВЕРТОЛЁТОМ?

Всегда, когда слышал слово «Туруханск», перед глазами вставал не населённый пункт с этим название, а именно огромная территория, которую он олицетворяет.

Всего в районе насчитывается более 20 населенных пунктов и все их, особенно в зимнее время, когда встают реки, необходимо обеспечить регулярной транспортной связью. А в некоторые населенные пункты даже и летом только по воздуху и можно добраться. И уже не на восемьсот длинных верст распростерся он по Енисею, как у Астафьева, а на тысячу с лишним. Ну как тут выжить без авиации?

…Сегодня мы летим по маршруту Туруханск – Горошиха – Мундуйка – Светлогорск. Рейс регулярный, выполняется на вертолете Ми-8Т один раз в неделю, и этого, как показывает практика, даже летом, когда в Горошиху и Светлогорск можно добраться по воде, мало – вертолет всегда бывает забит полностью, как говорят вертолетчики, под потолок. Не подумайте чего-нибудь такого: все пассажиры, 21 человек – не больше, рассаживаются согласно купленным билетам и пристегиваются ремнями...

Кому-то, может быть, покажется, что здесь изначально абсолютно дикая территория. Отнюдь нет! Начало оттоку русского населения из этих мест было положено в конце 19 века – более ста лет назад, а не в результате нынешних реформ. Именно – оттоку. «Приток» зафиксировать некому было, определяют по артефактам. По свидетельству известного купца и промышленника Сидорова, а уж он-то должен был вести строгий учет своих клиентов, в 1727 году только русских в нижнем течении Енисея насчитывалось 1500 человек.

Увеличение численности населения енисейского Севера в 17 и 18 веках произошло практически одномоментно и носило взрывной характер. Народ бежал от многочисленных реформ, в том числе и церковных, когда царь Петр пытался, по выражению В.О. Ключевского, «шведский мундир напялить на русский кафтан». В новой подушной подати царь видел только солдата, которого надо содержать, и крестьянина, который должен содержать этого солдата.

Сто лет спустя, в 1824 году, к северу от Туруханска насчитывалось 46 русских посёлков, между Енисейском и Туруханском ходили 25 купеческих лодок. Торговали и с тундрой – уходили далеко на восток, к якутам, на Анабар и Ессей. В 1863 году – остались лишь 27 посёлков и четыре лодки – две больших и две поменьше. А торговля с тундрой совсем прекратилась.
Основная причина оттока русского населения была явной: в среднем течение Енисея, а это Енисейск, Красноярск, открылась добыча золота. Кроме того, началось строительство Транссиба. Бурно развивались старые города, на прилегающих территориях появлялись новые поселения, требовались руки… И не только на приисках. Именно в это время получил бурное развитие посёлок Маклаково, где жили торговцы ангарской сосной – маклаки. Этот посёлок, получивший в советское время статус города и название Лесосибирск, дал развитие всему сибирскому лесоэкспорту. Так появилась Игарка.

Были и причины оттока не такие явные. Ведь люди попадали сюда не по комсомольским путевкам, и держали их здесь не призывы партии и правительства. Да, много было ссыльных, и уголовных, и политических. Да, были «срока» огромные, у многих – пожизненные… Но много было и потомков тех, кто пришёл сюда ещё из Мангазеи и обосновался здесь навсегда. И держала их здесь, как ни странно звучит, свобода. В первую очередь, свобода доступа к природным богатствам и к самой природе – удивительной по своему многообразию и красоте. Просто нужно было однажды внезапно оказаться на лесной опушке, окунуться в разнотравье выше головы, чтобы вдруг зашевелилась восторгом душа крестьянская: «Эх, мне бы сейчас косу-литовку… Да как махнуть… Один взмах – и навильник, два взмаха – и копёшка. А если чуть пройтись, то и стожок будет, а там другой». Если спуститься к реке, то увидишь, как внезапно вскипает Енисей по всей свое ширине – то сельдь-туруханка не идёт, а «прёт» на нерест… А если подняться в нависшее и угрюмое чернолесье, то увидишь… Увидишь то, из-за чего Мангазею называли златокипящей…
И всё-таки, даже несмотря на такие кажущие богатства, душа беглого смерда, у которого нет надежды вернуться в дом родной, и каторжанская душа, которой дали послабление и вечную каторгу на Нерчинских рудниках заменили вечным поселением в Туруханском крае, всё равно плачет и надеется хоть на старости лет, но «яблочка российского разок куснуть и в доме, где родился, уснуть».

Добыча всех этих богатств была регулируемая и контролируемая только единственным рыночным аспектом – спросом. Уже к концу 19 века всё те же купцы отмечают оскудение территории. Ведь не зря же между Енисейском и Туруханском курсировали эти 25 лодок…

Но всегда оставалось местное население, которое жило здесь извечно. Настолько извечно, что следы хозяйственной деятельности самодийских народов, дошедших из предгорий Саян и Алтая до побережья Ледовитого океана, отслеживаются аж с 6 – 4 веков до (!) нашей эры. И в этих местах, несмотря на кажущиеся необъятными просторы, шла борьба за территорию. Еще сравнительно недавно, в 15 – 16 веках, мощный драйв тунгусов (эвенков), переселявшихся под воздействием каких-то сил с Юга на Север, встретил сопротивление уже живших здесь испокон веку юраков (самодийцев – саамов, самоедов, а ныне – ненцев). Между тунгусами и юраками разворачивались настоящие боевые действия с применением луков и копий. После решающей битвы, а состоялась она в районе Хантайского зимовья, что примерно в 170 километрах к северу от Горошихи, куда мы летим, юраки (ненцы) навсегда покинули правый берег Енисея. Правда, часть их, нганасане, закрепилась на Таймыре, к востоку от Дудинки.

И есть здесь ещё одна народность, которую не вносят в реестры, не изучают этнографы, не переселяют в места компактного проживания, не поддерживают бюджетным финансированием. Потому, что это не малочисленная народность Севера. Народность имеет смачное название «сельдюк туруханский», и это титульная нация Туруханского района. Это русские, поначалу служивые казачки, а потом и ушкуйники беглые, бляди и ворьё прочее, которые некогда смешались с местным населением. «Жёнок» с собой они тогда не вели, женщин поначалу просто воровали в стойбищах, потом – покупали. Женщины до определённого времени были товаром, их продавали, ставили на «кон» при игре в карты, сдавали, пока хозяин в отлучке, во временное пользование…

Проблема была настолько острой, что ещё в конце 17 века решено было переселять сюда одиноких женщин из центральных районов. Торговля живым товаром была строжайше запрещена… Но никто ведь не запрещал какому-нибудь переселенцу с сойтись местной эвенкой или остячкой…
И вот по прошествии веков, местная сельдючка, в которой уже и намёков нет на прежнюю кровь, и сама-то она ничего уже не помнит: папа – русский, мама – украинка, и ноги-то у неё уже не кривоватые… А то, что глаза с узким разрезом и скулы чуть выдаются, так это её только красит. И живёт-то он в городе уже давным-давно и о стойбищах ни слухом ни духом. И вот выходит она замуж, например, за выходца из России или за местного немца-переселенца, и рождается у них чудо: мордочка плоская, носик по лицу размазан… Русский, русский, а глаз-то узкий… И никто не удивляется, кровь всё помнит. И никто не обижается, если ребёнку сделаешь «козу» и скажешь:

– У-у, сельдюк ты толстопятый!

НАСКОЛЬКО ЖЕ ОН ТУГОПЛАВКИЙ, ЭТОТ НАРОДЕЦ, СОБРАННЫЙ В ОДИН КОТЁЛ?

Горошиха – одно из самых старых русских (так считается) поселений Туруханского района. А место замечательно своими угодьями: крутой енисейский берег, тут тебе и тайга высокая – богатая ягодами, грибами, орехами, тут и тайга низкая – заливаемая паводками и богатая зверем, рядом пойма рыбной реки Курейки… Вроде бы тайга плотно прижимает дома к берегу Енисея, но почти напротив, посредине реки, на тридцать километров вдоль русла, причудливо раскинулась огромная островная система под название Конощелье, в просторечии – Конощель. С дырами больших и малых озёр, с бессчётным количеством проток и речек, заливных лугов в опушках чернолесья и тальника, опутанного «смрадником»...

Это село, поскольку в нем имеется сельсовет и сельская администрация. Здесь, в отличие от более крупных населенных пунктов, например, соседней Курейки, сохранили среднюю школу. Здесь есть кому учиться, русских практически не осталось, но Горошиха стала местом компактного (официальный чиновничий термин) проживания МНС – если встретится такая аббревиатура, знайте, это малочисленные народности севера. И то место, где и формировался этот, питавшийся только одной селёдкой субэтнос – сельдюк туруханский…

В Туруханском районе несколько мест проживания МНС. В целом, а не только для данной территории, МНС – это болячка, оставшаяся с незапамятных времен. Русские принесли на Север не только бисер, ситец, порох, дробь и ружья, но и спирт. А еще – трахому, туберкулез и сифилис. С этими заболеваниями долго боролись, и, кажется, победили. Но алкоголизм, и в качестве болезни, и в качестве бытового пьянства, процветает настолько, что через одно – два десятилетия навсегда могут исчезнуть целые народы. МНС уже давно считают по головам, например, таинственных кетов осталось около 500 человек, их уже и народом стесняются называть, так, народность. От термина «инородец» уже давно отказались, усмотрели в этом нечто оскорбительное, поскольку дескать нельзя о человеке говорить, что он «иного рождения».

Кроме кетов, живут здесь не менее таинственные остяки и енисейские остяки, но это не одно и то же. И говорят, что какая-то из этих трёх народностей строго блюдёт себя: их женщины не вступают в связь с русскими мужскими особями.

В этом плавильном горниле сошлись совершенно разные по крови народы. Самодийцы (самоеды) в основном живут на левом берегу Енисея. Самодийцы шли с запада Севером. В них много намешано: в основном финно-угорская и уральская группы народов. Эвенки (тунгусы) – это, похоже, манчжуры, их относят к арийцам Восточной Сибири. Придя в Сибирь из глубин Центральной Азии, они оттеснили самоедов на левый берег Енисея. И у нас распространились от речки Томь до Охотского моря. А по миру – так всюду. Может, всё-таки наоборот, они пришли сюда с берегов Охотского моря?

Ненцы шли с запада на восток (противосолонь), эвенки – с востока на запад, по солнцу (посолонь). Как это оценить с христианской точки зрения? Кто из них правоверный? И вот эти две волны не могли не столкнуться здесь, на Енисее. К тому моменту в них вклинились, пока только небольшими струями, иные орды, орды иного порядка. Те, кого называли русскими, которые шли тоже «противосолонь». Они были хорошо вооружены не только пищалями, но и прочными, вполне устоявшимися принципами государственности, которые в свою очередь зиждились на религии, уже правившей всем миром от Византии до Урала…

Кстати, что интересно, вот как охарактеризовал эвенков бывший в сибирской ссылке Александр Радищев, тот бунтовщик, что «пострашнее Пугачёва будет». Народ, было отмечено, наиболее культурный из всех инородцев, в жилищах соблюдают чистоту, фольклор их включает песни-импровизации, мифологический и исторический эпос, сказки о животных, исторические и бытовые предания... При этом Радищев замечает некоторые странности, некое коварство этого народа. Гостя могли встречать и привечать, кормить и угощать, спать уложить, а после, если не понравится – просто убить без видимых на то причин.

Более современные отзывы были услышаны от одного вертолётчика: «Когда мы работали по северам, приходилось сталкиваться и с самоедами (ненцами) и с тунгусами. Самоеды народ более добродушный, простоватый, можно сказать. У ненца можно было за бутылку спирта скупить полстойбища. А вот у эвенков – нет. Они торговались. Но не это опасно. Нас даже предупреждали: не угощать тунгусов водкой и уж тем более не пить с ними. В пьяном виде хватаются за нож и карабин. Если вечером он что-нибудь продаст тебе, то утром жди его снова: будет требовать доплаты. Были случаи стрельбы по вертолетам. В советское время по этому поводу не шумели. Мол, сами виноваты, знали, с кем пить».

Здесь до сих пор в ходу термин «спиртовозы». Существует мнение, что это только при царском «прижиме» спаивали инородцев. Но при царе существовали строгие ограничения на ввоз спиртного в места проживания местного населения. Купец мог привезти спиртное только для своих личных нужд. Если замечали, что купец торгует водкой или спиртом, то приходила полиция, создавалась ревизионная комиссия, подсчитывали, сколько нужно водки семье этого купца для «личных нужд», излишки подлежали конфискации. Но всё равно везли и торговали.

Степан Васильевич Востротин, Енисейский голова, депутат третьей Госдумы, ярый сторонник освоения Сибири Северным морским путём, председатель Комитета Северного морского пути в правительстве Колчака и прочая, в поездках по Северу всегда обращал внимание на вопиющую ситуацию с торговлей спиртным… Бывало спрашивал купца, у которого конфисковали спирт:

– Ну почему ты, зная о строгом законе, торгуешь спиртом?

– Если я не буду торговать спиртом, то торговать будет другой, а я сразу же разорюсь…

Борис Горбатов в книге «Обыкновенная Арктика» – это уже советская власть, 30-е годы, описывает то, как формируется обоз в тундру. Первым ушёл санный поезд с бочками со спиртом… Хотя уже было известно, что тундра голодает, в тундре цынга…

В 1972 году автор этих заметок наблюдал, как работает советская торговля в Волочанке. Место компактного проживания этих самых МНС… Самое начало кампании по переселению. В домиках никто жить не хочет, ставят свои санные балки вокруг села. Запрещают ставить балки за «околицей», принуждают ставить балки рядом с домами. Но по-прежнему живут в балках, дома превращают в отхожее место.

Начинается забой оленя… Новая кампания – разрешают тундровикам денежную оплату. После сдачи мяса пастухи получают наличными по 800 – 900 рублей. По тем временам большие деньги, примерно столько получает лётчик-северянин за месяц интенсивной работы, за «саннорму». В местном магазине у прилавка толчея и драка: продавщице дано строгое указание – одна бутылка в руки… Подходит очередь, человек из внутренностей кухлянки достаёт горсть мятых троек и пятёрок, бросает на прилавок…Продавец одним движением руки сметает деньги в ящик и ставит покупателю, как и положено, одну бутылку… А бутылка в те времена стоила около трех рублей… Выйдя на крыльцо человек залпом отправляет содержимое внутрь и делает ещё один заход к прилавку. После второго захода он уже сваливается с этого крыльца замертво…

Самосознание у этих людей, безусловно, просыпается, но проявляется оно своеобразно и временами. Иногда думаешь: откуда это? Бывает, что подогретый водкой какой-нибудь местный трибун начинает стучать себя в грудь и требовать: «А-а-а! Приручили нас! Занесли, как зверей, в Красную книгу, а теперь бросили! Дайте!». Честно говоря, иждивенческие настроения не поголовны, и пьют не повально, все больше появляется молодых людей, которые пытаются выжить и делают это способом известным и наиболее доступным: всеми путями стараются покинуть эти самые места компактного проживания.

После взлета с площадки Горошихи вертолет выходит на реку Курейку, обходит слева небольшую горную гряду, которая нависает над озером Мундуйским, и берет курс на Мундуйку. Местный человек, житель Горошихи, глядя на выкрутасы вертолёта, скажет: «А зачем? Однако можно бы своим путиком: всего-то 15 километров от дома по ручьям и распадкам, и вот оно озеро Заказник, ещё пять километров по протоке – и ты на Мундуйском… За день бы и обернулся…».

Собственно говоря, они так и ходят, когда вертолёта нет. Ходят на лыжах и «Буранах», на малых и юрких остяцких лодках-однодревках. Кстати, путики они в километрах не меряют: «На этот путик мне два дня понадобится, а на том, однако, и за три добежим, если не заметёт». И путик, это не «туда-сюда-обратно», а особая круговая система добычи, замкнутая одним–другим кольцом на охотничьем зимовье, третьим – на своей деревне, на своей избе, где баба с ребятишками… На одном путике, если место удачное, охотятся годами, передают по наследству. И не натопчут, и берегут каждое дерево. Хотя ещё до сезона охоты надо пройти по путику несколько раз, отремонтировать пасти и ловушки, осторожно, чтобы не оставить запаха, почистить капканы. Сделать незаметные ямы, куда ещё до морозов закопать для накрохи проквашенную рыбу. Перед снегопадом пройти и настрелять наглых кедровок, которые оповещают всем, что человек в лесу появился. Кедровок – это любимое лакомство соболя, развесить поближе к путику. После снегопадов пройти и посчитать по следам… Если зверь «ходовой», тормознуть его на своём месте. Побольше накрохи разбросать рядом с ловушками, которые ещё закрыты… Прикормить, сбить осторожность, да и откормить, чтобы к морозам мех нагулял… И постоянное отслеживание погоды и прочих природных явлений: лёд, однако, поздно встал, ореха в тайге нет, кедровка куда-то ушла… И вот уже пора… Ловушки настроить, накрохи уже действительно только по чуть-чуть накрошить и спрятать в ловушки, чтобы зверь рыскал… И так каждый день. Пройти, снять, насторожить… И охота становится охотой, если зверь не ушёл, а остался на твоём путике.
Вот где надо бы рассматривать принципы выживания: в круге первом, круге втором, круге третьем…

Траверзом проходим заброшенную деревню Серково. Эти места вертолетчикам хорошо знакомы. Серково тоже старинная деревня, некогда в ней проживали и русские, и местные народности, но в 1975 году, когда началось строительство Курейской ГЭС, было принято решение переселить их на озеро Мундуйское. Так, практически на голом берегу, где находился сезонный рыбацкий стан, выросло село, еще одно место компактного проживания МНС. Если Горошиха и Серково как поселения создавались, может быть, столетиями и появились в результате естественного выбора осевшего в этих местах человека, то Мундуйка образовалась по указанию людей, которые в этом селе жить не собирались. Эти люди, похоже, нисколько не задумывались о том, что лишают человека возможности просто нормально существовать.

Намерения были благие, а в понятия нормального существования того или иного человека никто и не вдавался. Живя в Серково, он мог уходить по реке Курейке вверх до озёр Анама и Аян – до глубин плато Путорана, а вниз по течению спускаться в Енисей, по многочисленным протокам мог проникать в глубину Карасинских озёр, а это уже иная – обособленная страна… Мог охотиться и рыбачить на значительном пространстве, исчисляемом сотнями и даже тысячами квадратных километров – для кочевых народов подобные размеры подконтрольных территорий ничто. Ведь недаром же они устраивали здесь баталии – им было тесно!

Мундуйка же кажется типичной резервацией. Озеро практически со всех сторон зажато горами, узкая полоска берега, на котором в течение лета были собраны деревянные дома, оказалась болотистой топью. Безусловно, все это преподносилось как благо, ведь люди получили возможность жить оседло, в новых домах с печным отоплением. Но озеро оказалось не столь рыбным, к тому же озеру надо давать отдыхать, да и доставлять пойманную рыбу можно было только вертолетом. При советской власти, когда час работы вертолета стоил рубли, а килограмм рыбы – копейки, с этой экономикой как-то умудрялись справляться. Тем более что в советское время использовался дешёвый самолёт Ан-2… Но сейчас? Правда, в последнее время появились удобства иного рода: отсыпали дорогу, соединившую Мундуйку с поселком Светлогорск, следом провели ЛЭП, что сразу же повысило статус села. Например, в той же Горошихе до сих пор свет (не круглосуточно!) дает дизельная электростанция, а тепло – угольная котельная.

Зато в Горошихе садились на бетонные плиты, а в Мундуйке вертолет долго мостился на нечто разъезженное, разбитое и жидковато-вязкое, но обозначенное как вертолетная площадка. Командир вертолета, вероятно, не смог уменьшить шаг несущего винта, так на «шаге» и разгружались, и загружались...

Зато буквально накануне Мундуйка изменила свой статус, стала селом. Вот и молодой глава поселения привёз новую табличку, конечно, она займет полстены сельсовета… Но не в этом счастье. Теперь не надо будет за каждой справкой лететь в Туруханск, а дальше – больше: теперь, когда есть дорога и власть, можно добиться того, чтобы дети Мундуйки стали ездить на автобусе в Светлогорскую среднюю школу… И пусть теперь уже задумается Горошиха, когда в ней уменьшится наполняемость школьных классов... Вот и попробуй теперь скажи, что резервация!

ГОЛУБЫЕ ГОРОДА СНЯТСЯ ЛЮДЯМ ИНОГДА

Летим в конечный пункт нашего маршрута, в Светлогорск – в поселок гидроэнергетиков и строителей Курейской ГЭС.

После взлета из Мундуйки вновь пришлось отворачивать к руслу Курейки, обходили ливневые осадки и чуть выше Серково прошли над порогом… Это 62-й километр от устья реки. Так вот где будет заложена еще одна гидроэлектростанция – Нижне-Курейская ГЭС…

Когда-то планировалось возвести на Курейке каскад ГЭС: кроме Нижне-Курейской, еще и Верхнее-Курейскую. Они назывались подпорными и должны были регулировать наполняемость водохранилища и напор воды на рабочих колесах основной ГЭС – Курейской. Были проведены серьезные изыскания и даже намечены сроки ввода новых мощностей. Но в 90-х годах все эти проекты были законсервированы и, казалось, навсегда. Но нет, дожили. В июне текущего, на тот момент – 2011 года на совещании в правительстве Красноярского края состоялась презентация проекта Нижне-Курейской ГЭС. Как было заявлено, проектная мощность станции всего 150 МВт, но ввод ее в действие (ориентировочно, 2017 год) позволит перевести на электроотопление Игарку, Туруханск и еще несколько сел и деревень прилегающего к ГЭС правобережья Енисея, ту же Горошиху, например. Туруханский район не только получит мощного налогоплательщика, но и стимул к развитию. Сама же станция имеет все шансы стать первой в Сибири ГЭС, строительство которой начнется после распада СССР... (Увы, проект вновь был заморожен, и теперь, похоже, навсегда)

К подобным проектам можно относиться по-разному. Да, природа, безусловно, пострадает, но до строительства Курейской ГЭС Игарка, например, частенько сидела с керосинками – не хватало мощности собственной дизельной электростанции. А еще надо видеть, что из себя представляют эти города, где на 200 жителей, бывает, приходится одна угольная котельная. И какой урон окружающей среде наносят они, эти котельные.

А вот и поселок Светлогорск, и вот она – Курейская ГЭС. Если сказать, что без авиаторов здесь ничего бы не стояло, посчитают нескромным. Но судите сами: сюда не ведут ни железные, ни автомобильные дороги, водный путь – река Курейка – действует пять месяцев, чуть больше, чуть меньше, примерно шесть месяцев в году функционирует зимник.

Конечно, есть гидроэлектростанции иных масштабов, взять хотя бы Красноярскую ГЭС, один агрегат которой (а всего их 12) чуть-чуть не дотягивает (500 МВт) до суммарной мощности (600 МВт) пяти агрегатов Курейской станции. Но тем, кто ни разу не был на Крайнем Севере, необходимо бы сообщить, что эта станция, как и соседняя – Усть-Хантайская, построена в районе жесточайшего климата, на отрогах плато Путорана, на 66-й параллели – это Полярный круг. Интересно, что именно в период строительства ГЭС метеорологическими наблюдениями неоднократно зафиксированы аномальные даже для этих мест низкие температуры наружного воздуха: минус 59 – 60 градусов.

Строительство станции и поселка имеет свою непростую историю, об этом можно судить даже по датам: изыскания в створе гидроузла начались в 1970-м, первый десант строителей высадился с вертолета в мае 1975-го, последний, пятый агрегат пущен в 1994-м, а государственной комиссии ГЭС была сдана только в 2002 году.

Наверное, двух одинаковых ГЭС не бывает, но здесь, на Курейской ГЭС, многое выполнялось впервые, здесь, действительно, многое уникально. И сами каменно-набросные и каменно-земляные плотины, укладка грунтов в которые была выполнена в зимнее время. И удачное решение пропуска паводковых вод сначала через строительный туннель, а затем поверх недостроенной каменно-набросной плотины, для укрепления которой впервые была применена укладка укатанного гусеницами бульдозеров так называемого «жесткого» – малоцементного бетона…

ИЗБИТЫЕ ВПП КАК ИЗБИТЫЕ ИСТИНЫ

Не боюсь повториться и наверняка не открою истины, но экипажи самолетов, в частности, пилоты, о благополучии того или иного аэропорта начинают судить еще во время пробега самолета после посадки. Для северных аэропортов всегда проблемой номер один было поддержание годности аэродромов. Взлетно-посадочные полосы, построенные в зоне вечной мерзлоты, как правило, недолговечны. Аэропорт поселка Светлогорск ведомственный – принадлежит Курейской ГЭС. Именно эта принадлежность «богатому хозяину» избавляет руководство аэропорта от множества повседневных, но более мелких, на мой взгляд, забот, связанных, например, с ремонтом, содержанием автотракторной и снегоочистительной техники. Но не может избавить от основной заботы: полоса год от году стареет. Как под воздействием времени и неблагоприятной среды стареет любой материал.

Аэропорт расположен в излучине реки Пелятки, он так и называется: аэропорт Пелятка. Здесь прочные скальные грунты, не чувствуется коварных явлений вечной мерзлоты, которые можно наблюдать в Игарке, но за 20 с лишним лет эксплуатации, пусть даже и в щадящем режиме (тяжелую технику аэропорт не принимает, рейсовый Ан-24 приходит 2–3 раза в неделю) явления деградации бетонного покрытия налицо.

В соседней Игарке деградация ВПП иного рода… Аэродром в свое время (в 1944 году) начали строить на картофельном поле совхоза, расположенного на острове Игарский. Строили с помощью тачек и лопат. В 1946 году в летнее время приняли первый Ли-2. Самолет Ли-2 с его широким колесами шасси, позволявшими садиться с подбором на речные косы и отмели, скапотировал! После чего поступил запрет на прием самолетов Ли-2 в летнее время.

Взлетно-посадочная полоса в Игарке постоянно расширялась, удлинялась, но оставалась грунтовой вплоть до 1972 года, когда приступили к укладке бетонных плит. При этом по-прежнему, может быть, для удешевления строительства, может быть, по незнанию, применялся гравий из местного карьера. Этот гравий не сортировали по фракциям – вместе сыпались песок и валуны размером с футбольный мяч. Но главное, почему нельзя было использовать этот гравий, наличие содержавшейся в нем глины. Применять подобный материал для отсыпки грунтовой полосы можно было, а вот использовать в качестве «подушки» при укладке плит – нельзя.

В Игарке на тот момент имелась «своя» научно-исследовательская мерзлотная станция. Но вряд ли кто-нибудь из строителей обратился в неё за консультацией. Ученые объяснили бы, что на острове нет достаточно мощной скальной основы, нет там и вечной мерзлоты, которая может послужить опорой для сооружения, если, конечно, защитить её от протаивания. Кстати, вечной мерзлоты как таковой в районе Игарки нет, есть очаговая, по специальной терминологии – «вялая» мерзлота. А на острове, омываемом аккумулирующими тепло водами Енисея, по определению не может быть вечной мерзлоты. Но появилась рукотворная мерзлота, процесс создания которой оказался очень прост: глина, уложенная под плиты, препятствует дренажированию воды, кроме того, намокшая глина вспучивается, песок вымывается, под плитами образуются заполняемые водой карсты… Летом неоднородный грунт оттаивает, насыщается влагой, зимой замерзает в виде ледяных линз и вспученной глины, которая при замерзании вспучивается еще больше. С годами бетонная полоса приобретает вид стиральной доски. И люди, которые строили эту полосу, и люди, которым довелось её эксплуатировать, сокрушенно разводили руками: «Что поделаешь? Вечная мерзлота!»

В 2011 году наконец-то взялись за реставрацию ВПП аэропорта Игарка…

А Светлогорску, когда в Игарке шёл ремонт полосы, пришлось взять на себя «перевалку» пассажиров. Каждый день необходимо было принять и отправить два – три Ан-24 и пять – шесть прибывавших из Игарки вертолетов Ми-8. С трудом и не сразу, но удалось получить годность для самолета АТР-42-500 – конкурента нашего Ан-24. Полоса в Светлогорске, действительно, проблемная. Нет таких заметных межплиточных уступов, как было в Игарке, но много выщербленных участков. Если приглядеться, разрушение идет полным ходом. Под воздействием времени и низких температур на поверхности более упрочненного верхнего слоя бетонной плиты появляется сетка старения. Через эти микротрещины влага проникает внутрь бетона и рвет его... И процесс этот, похоже, необратим.

Деградация… Вот был и есть бетон, но только внешне… А по прочности он уже песок и глина…

…Возвращаться в Красноярск довелось на АТР-42-500. Перед посадкой в салон по привычке обошел вокруг иностранного лайнера, обратил внимание, что переднее колесо, однако, маленьким будет… Такое колесо «соберет» мельчайшие выбоины, суммирует их и передаст на элементы конструкции самолета. Сел в хвосте, поближе к бортпроводнику, поближе к кухне… В хвосте вибрации ощущаются сильнее – консоль по отношению к основным опорам шасси. Да, трясет, седалищем чувствуешь каждую неровность, не защищает даже фирменное пассажирское кресло. Но приятно удивило, что время разбега составило менее 15 секунд, и это при полной загрузке и с приличным (на оба багажных отсека) количеством багажа. На Ан-24, заметил, при точно таких же штилевых условиях разбег длится 25 – 30 секунд.

САМОСАДИК Я САДИЛА

Лейтмотивом этих заметок стала дорога, дорога в Туруханск, дорога из Туруханска… Сразу же родилось название – Туруханский путик. Здесь практически нет дорог, и куда бы ты ни пошел, ни поехал, нужно идти по путику, по чужому ли, по своему ли. А может, по-своему? Ты вот попробуй, проживи «по-своему»?

Здесь меня постоянно сопровождали напутственные слова моего коллеги, авиатора, и, можно сказать, земляка – игарчанина Виктора Калачёва. Он родился на этой земле и туруханский путик знал досконально. Он подарил мне самиздатовский сборничек своих стихов. И в нем стихотворение:

Старый друг, увези меня в Канск.
По реке я теперь не дойду.
Помнишь осень, когда в Туруханск
Гнал нас ветер по тонкому льду?
Не забыл? Тогда вновь посмотри
Мне в глаза и увидишь барак…
Три цифири на нем – «503»
И пять букв, что повыше – «ГУЛАГ».

Снова ветер сейчас, но не тот,
Много круче, чем было тогда.
Те, кого он с собой унесет,
Не вернутся обратно сюда.
А мы живы! И ты, мой сосед,
Все поймешь и не спросишь, зачем
Разобрало на старости лет
От себя убежать… насовсем.

Пусть дорога навстречу бежит,
Приближая желания миг…
Не гонись за мной, прошлая жизнь,
Не пытайся сорваться на крик!
Разомлея в пути, может быть,
От лирических всплесков души,
Расскажу, как однажды крутить
Научили меня виражи…
Давай влево покруче вираж
И вливайся в ночные огни!
Видишь дом? Недостроен этаж…
У подъезда его тормози…
Вот и все!
Ты привез меня в Канск.
Друг, спасибо! Теперь я дойду.
Когда молод я был, в Туруханск
Мог свободно добраться по льду.

Туруханск когда-то одним своим наименованием внушал ужас тем, кого гнали сюда по льду или везли на баржах. Туруханск был вратами ада, потому что дальше, куда они шли, появились более страшные – далёкий Норильск, и совсем близкое, «за углом» – Ермаково, где действительно был барак и «цифири на нем – «503»…

Самолёт почему-то не набирал высоту, сохранял метров 500, и это меня насторожило. Глянул за борт: с креном вышли на русло реки Курейки и стали пересекать Енисей… Всё понятно, в кабине кто-то захотел посмотреть знаменитую «сталинскую» Курейку…

На правом берегу реки Курейки мелькнул огромный деревянный крест, воздвигнутый на буграх, оставшихся то ли от землянок, то ли от могил. Усть-Курейка – пересыльный пункт, где людей сортировали – кого на рыбодобычу в даль озёрную, кого – в земледелие, выращивать табак…
И это историческая правда, знаменитый когда-то совхоз Курейский начинался с табачных плантаций. Просто однажды взбунтовались заключённые Норильлага – видите ли, урезали им табачную пайку… А табачку, той знаменитой моршанской махорочки, даже и фронтовикам недоставало. Решено было начать выращивать табак в Курейке. Посадили в самолёты несколько десятков з/к, у кого статьи были попроще, и зимой 1944 года высадили десант прямо на льду напротив станка Курейка. А женщин для сельхозработ набрали в Усть-Курейской пересылке. Вот так вот встретились родители моей жены: она – крестьянка из Западной Украины, он – немец из Поволжья…

Да, «сама садик я садила, сама буду поливать…». Вернее, самосадик я садила… Как всё удачно складывается, прямо в тему: посадили, высадили, садили самосадик...

Впрочем, табачок здесь не прижился. Может, агрономы подсказали, что табаку требуются огромные площади, ему каждые два-три года нужно менять землю, а здесь вам не Аризона. И подсказывать было кому: в соседней Игарке, а это сто километров севернее, ещё до войны в открытом грунте выращивали турнепс и капусту… В парниках на навозе – огурцы, с капустой как-то ездили на ВДНХ и взяли там приз… И уже существовал научно-исследовательский институт сельского хозяйства, эвакуированный на тот момент из Ленинграда в Ханты-Мансийск – совсем рядом – каких-то два лаптя по карте… А может, у кого-то вдруг зашевелилась восторгом душа крестьянская:

– Эх, мне бы сейчас косу-литовку… Да как махнуть… Один взмах – и навильник, два взмаха – и копёшка… Какой вам табак? Здесь нужно животноводством заниматься, чтобы на богатом травостое бычки мясо нагуливали, а навоз потом на поля под картошку, капусту и турнепс…

Вот и стала Курейка подсобным хозяйством уже не Норильскстроя, а Норильского горно-обогатительного комбината.

В 1957 году научно-исследовательский институт сельского хозяйства переводят в Норильск. И сдаётся, не просто так. А потому что у Норильска уже было своё подсобное хозяйство в Курейке, с уже наработанным опытом, есть люди, обладающие этим самым опытом. Впрочем, в 1957 году многие из этих людей получили возможность уехать с Севера… Кадровое оскудение для Норильска, Игарки и той же Курейки было разрушительным. И настолько разрушительным для всего Крайнего Севера, что правительство срочно разработало меры по закреплению людей иными способами. Теперь все, а не только специалисты, привлечённые к работе на Севере по договорам, получили право иметь северные надбавки в виде коэффициентов и полярок.

Расцвет у Курейки был, и связан он был не только со сталинским пантеоном. Может быть, поэтому Курейка и не стала местом компактного проживания МНС. Хотя выходцы из этих самых МНС в Курейке жили. Здесь был пионерский лагерь для норильчан, летний оздоровительный интернат, в котором были в основном дети МНС.

И всё это на базе совхоза Курейский – опорной базе НИИ Сельского хозяйства Крайнего Севера. Опытная станция института вела здесь работы по выведению и акклиматизации новых сортов овощей и злаковых, например, холодостойких овсов, ржи… Давно заметили, что курейский картофель не подвержен фитофторе. Однажды от чехов получили заказ на семенной картофель… Картофель здесь получали отменный и по вкусу, и по лёжкости. И капуста наворачивалась в тугие сладкие вилки... Сметану и молоко возили самолётами. Кстати, во времена Сталина, в бытность его здесь в ссылке, картошку не садили – она достигала величины гороха. Поэтому огородничество считалось забавой. Зачем? Когда река кормит.

Сам же Туруханск оставался пересылкой, сортировкой, местом формирования небольших партий… Здесь не было больших зон, колонн, окутанных колючкой. Здесь никогда не сидели, здесь не был в ходу термин «зека», здесь жили, иногда с пожизненным сроком, но самым страшным наказанием было не это, а отлучение человека от привычного ему рода деятельности. Может, поэтому многим начинало казаться, что лучше туда – в Ермаково, это совсем рядом, за очередным поворотом реки, где тяжёлый труд, но зато регулярная пайка...

– Утром рано проснёшься, на поверку построят...

Что интересно! Прекрасная природа, огромные территории, а иная душа здесь гибнет, а иная – выживает. Как писал один из разработчиков петровского подушного налога, «понеже душа вещь неосязаемая и умом непостижимая и цены не имеющая, надлежит ценить вещи грунтованные – земельные владения». Вот она – земля! Но эта территория одного убивает своей непостижимой как космос глубиной, а другой берёт в руки косу-литовку…

И ведь не скажешь, что выживает только простейшая, примитивная, особь. С малым набором потребностей. Вот Войно-Ясенецкий продолжал лечить, делал операции, наводил порядок в местной больничке, а потом садился в розвальни и ехал в монастырь к мощам святого Василия Мангазейского и наводил порядок в душах прихожан… Кому-то это не понравилось и отправили в Плахино, где даже воробьи не выживали. А он выжил, потому что и там начал лечить людей.

Вот Яков Михайлович Свердлов, живёт на метеостанции, помогает своей жене вести наблюдения – она заведует этой станцией. И он заполняет журналы, потом становится на обшитые камусом лыжи, идёт ставить силки на куропаток и зайцев…

Вот Иосиф Виссарионович, лихо спустившись на лыжах с крутого курейского берега, идёт по Енисею к зимовальной осетровой яме – ему её выделила «обчина», долбит пешнёй двухметровый лёд и запускает самоловы…

Вот врач Агнесса Павловна Подмазенко, сосланная в Игарку походно-полевая жена генерала Власова. Спешит в Курейку, где несколько новорожденных ребятишек получили воспаление лёгких… Десять дней ухаживает за ними, делает какие-то уколы, потом устало говорит родителям: «Сделала всё, что могла. Может, выживут…» Выжили все.

А вот и Ариадна Эфрон, писавшая здесь свои туруханские акварели… И вроде бы всё благостно:

В тайге прохладной
Ребячей радостью
Ребячей сладостью
Встречают ягоды.
Черничные заросли,
Брусничные россыпи.

Мол живите до старости,
Мол ешьте досыта!
Мол кушайте, други!
Мол счастливы будьте!
Мол только пригубьте!
Мол не обессудьте!

Не хочу вас, заросли!
Не желаю, россыпи!
Не хочу — до старости!
Не желаю — досыта!
Мне б яблочка российского разок куснуть,
В том доме, где я выросла, разок уснуть!

Ну, как-то здесь всё неустойчиво с людской психикой в этой туруханской ссылке. Вот как только Ариадна Эфрон оказалась в соседней Селиванихе – всего-то пять километров ниже Туруханска, за поворотом, и сразу паника. А дальше что? Дальше Север? Напротив Селиванихи таинственный остров, с непроходимыми вековыми тальниками в обхват, а за этим островом под названием Большой Шар скрывается не менее таинственное устье реки Турухан, а за ним, всего-то полчаса на лодке-моторке – Старотуруханск… Вот там и есть тот самый Туруханск, говорят местные… Оказывается, она ещё не доехала?

Но здесь, в Селиванихе, работа только на скотном дворе... И страх:
Из дому выйдешь — тьма по глазам
Будто ножом.
Сразу ослепнешь — как из дому выйдешь.
Из дому выйдешь — вся тишина
В уши тебе —
Сразу оглохнешь, как из дому выйдешь.
Нету тебя...

Нет-нет, назад в Туруханск, теперь, после Селиванихи, его можно почтительно назвать «город Туруханск». И хоть куда, хоть в поломойки, но быть нужной людям... Мыть полы в клубе, потом малевать афишки кино, получив тем самым доступ к бумаге и краскам...

А вот где-то совсем рядом мучается Виктор Савельевич Крамаров… Со своим факультетом ненужных советской власти вещей… От этого страха, когда «нету тебя», от своей неуклюжей ненужности сунувший голову в петлю…

Да, действительно, вот такие люди как лакмусовая бумажка для определения сути ссылки…

Сейчас они все рядом, все вместе… В старом домике метеостанции когда-то открыли именной музей Свердлова. Теперь это музей туруханской ссылки, к Якову Михайловичу подселили экспозиции, посвящённые Ариадне Эфрон и Виктора Крамарова…

… Осталась внизу богатейшая земля. Вот они и потянулись по левому берегу Енисея, правда, угадываемые только мной, «в какой-то дымке матовой» десятки уже разведанных месторождений нефти. Это месторождение принадлежит ТНК-BiPi, следующие – ЮКОСу и Восточной нефтяной компании, потом идут владения Славнефти, Роснефти… Кто просто застолбил территорию, кто-то уже качает… Что принесут эти богатства живущим здесь людям? Пока особой благости не чувствуется, уровень жизни населения низкий, если заглянуть в потаенные углы, бросается в глаза нищета и убогость. Любой материал о жизни этой территории можно озаглавить так: «Контрасты города Игарки», «Контрасты села Туруханск», «Контрасты села Мундуйки». И действительно:

Снова ветер сейчас, но не тот,
Много круче, чем было тогда.
Те, кого он с собой унесет,
Не вернутся обратно сюда.

А куда?

– Видишь дом? Недостроен этаж…
У подъезда его тормози…

ЭПИЛОГ
ЗАЧЕМ РАЗОБРАЛО НА СТАРОСТИ ЛЕТ?

Бывал во многих местах Таймыра, в этих местах проживания МНС – в Волочанке, Сындаско, Носке, Потапово, Хантайском… Во многих арктических посёлках и на Полюсе, и за «полюсом»… И практически везде, глядя на человеческую деятельность, восклицал: зачем? Даже в этой гордой Игарке, в которой прожил 35 лет. Зачем гордимся тем, что драгоценную ангарскую сосну пилим рамными станками фирмы «Болиндерс», оставшимися в наследство от сгоревшей маклаковской лесопилки? При этом 50% древесины уходит в сжигаемые на свалке отходы, а в остальной товарной доске только 30% признается экспортным товаром? И гордимся, и получаем ордена и медали…

И только вот в этой Курейке, в которой я был бессчетное количество раз, ни разу не возникали эти вопросы: зачем? Только – почему?

Да потому, что здесь может и должен жить человек! Но, к сожалению, он не относится к МНС. А потому при делении квот на добычу ресурсов (например, омуля и той же знаменитой селёдки-туруханки) он получает крохи. А то и вообще ничего не получает. Он, живущий здесь уже в третьем, а то и четвёртом поколении, не коренной житель Севера? Он, сельдюк-толстопятый, от предка, шедшего сюда волоками от самой Мангазеи и получивший врожденное плоскостопие, не коренной житель? Да! Ему не будет дотаций на содержание школы и детского садика… Его не снабдят по льготной цене мукой и бензином для лодочного мотора…

В 2005 году довелось участвовать в обсуждении проблем Курейки. Именно в тот момент, когда её передавали в ведение Туруханска.

И воплем звучал вопрос: что будет с ней, с этой Курейкой?

К самым крупным объектам сельской социальной инфраструктуры, передаваемой Туруханску, относилась школа, рассчитанная на 200 учащихся, но на тот момент её посещали 15 ребятишек. Чтобы охарактеризовать ситуацию с наполняемостью классов, было сказано, что уже на будущий год (на 2006-й год) в курейской школе не будет 1-го класса (детей школьного возраста на «подходе» нет), не будет 11-го, возможно, не будет 9-го, 8-го, 6-го классов. В школе работали восемь педагогов, включая воспитателя группы продленного дня. Из них четыре пенсионера, один – молодой специалист. В случае закрытия школы без работы останутся три педагога. Но не это главное, уже давно было подмечено, что Курейка держится на школе: не будет возможности учить детей, из села уедут последние работоспособные люди.

Через два года среднюю школу закрыли. На какой-то период будет только начальная.

И тогда вдруг опять возник этот термин – «спиртовозы». Чуть более ста жителей в селе, из них 40% – не работают, пьют. Ситуация оценивалась как «стабильно хорошая», поскольку за год до этого в пьющих числились 60% процентов взрослого населения. А спиртовозы кто? Оказывается, их знают поимённо. Это пенсионеры, люди с наиболее стабильным доходом. Им ведь тоже нужно выживать, дрова-долготьё привезти, напилить, наколоть… И водовозку заказать – хотя эта услуга входит в обязанность сельсовета. Ну, поди, дождись очередь на эту водовозку? Всё продиктовано благими намерениями: водку берём не для себя, а для безработных, для тех, кого нанимаем на работу, тем самым даём им возможность выжить. И опять возникает почти сакраментальное: если не буду торговать водкой, то с чем останусь я, потеряв статус работодателя?

Водку можно купить и в Горошихе, каких-то десять километров наискосок через Енисей, но там, в муниципальном магазине, палёнка. Хорошая и сравнительно дешёвая водка в плавмагазинах. Но капитана нужно ещё уговорить, чтобы причалил. На территории Туруханского района торговля с плавмагазинов запрещена. Все торговые точки района, это все знают, принадлежат одному человеку. Если привозят товар из таких магазинов, не очень-то и рады: просрочка, палёнка… Как-то привезли дешёвые сосиски, аккурат перед выборами, поперёк глотки встали, целый год потом отрыгались. Поэтому лучше к своим: «Так, сбегаю я к Зинке, она баба хорошая, даст в долг? Потом отработаю»…

В очередной раз приходилось признавать, что Курейка, как бы нам ни хотелось этого, уже никогда не будет совхозом «Курейским» – подсобным хозяйством Норильского комбината, не будет она даже отделением совхоза «Игарский», в Курейке не возродят опорный пункт и лабораторию НИИ земледелия Крайнего Севера, сюда уже никогда насильно не пригонят сотню человек, как это было в 1944 году: женщин из Западной Украины, а мужчин из норильских лагерей. Понятна была ностальгия людей, родившихся здесь, выросших в то время, когда Курейка была востребована, когда руками заключенных возводился пантеон, дизельная, школа, а позднее за счет шефской помощи строились многочисленные коровники, телятники, жилье, взлетно-посадочная полоса аэропорта, когда в Курейке действовали детский летний пионерлагерь и круглогодичная санаторная школа, когда ежедневно в Курейку совершали грузовые и пассажирские рейсы пять-шесть самолетов Ан-2, а на берег сходили сотни паломников...
Ничего этого уже не будет, и многим это понятно, даже тем, кто до сих пор не может понять сути произошедших в стране перемен. Поэтому и болит: Что будет с ней, с этой Курейкой?

Хотя ответ в общем-то уже ясен. И процесс этот, похоже, необратим.

Деградация… Вот был и есть бетон, но только внешне… А по прочности он уже песок и глина…

P.S. Оказывается, деятельность НИИ Сельского хозяйства Крайнего Севера в Норильске продолжается. К тематике исследовательских работ добавилась экология, в частности, экология Арктики. В перечне опорных пунктов института значится… Курейка. Возможно, есть и начальник этой старейшей опытной станции, и научные сотрудники, которые добились определённых успехов в выведении новых сортов овощей и способов акклиматизации сельхозрастений… И защитили соответствующие диссертации. Только вот курейчане об этом ни сном ни духом.

БИРЮКОВ ЛЕОНИД, Туруханск, Курейка, Светлогорск, Красноярск, 2011 г.


В средине 70-х годов Курейка выглядела гораздо приличней, чем некоторые деревни средней полосы России
Фото Олега Русанова 1975 год


На этой лошади подвозили посылки и газеты от самолёта.
На заднем плане – средняя школа и сельский клуб, располагавшиеся в одном здании.
Фото Олега Русанова. 1975 г.


В этой ГЭС многое уникально. Фото автора.


Летим из Туруханска в Горошиху… Мама устала, а мы знакомимся с маленькой сестрёнкой. Фото автора


Летим домой в Мундуйку… Сколько настороженности и даже страха!
А всего-то: «Дяденька, а вы разрешите нашему котику лететь?»
Фото автора.


И вот уже совсем другое – сразу сколько радости и открытости – разрешили!
Правильным путём идёте, товарищ, подсказывает мне вождь мирового пролетариата:
«Нужно возместить так или иначе своим обращением или своими уступками
по отношению к инородцу то недоверие, ту подозрительность, те обиды,
которые в историческом прошлом нанесены ему правительством “великодержавной” нации».
В.И. Ленин «К вопросу о национальностях, или об “автономизации”» (декабрь 1922 года).
Ну, а если без шуток, то настороженность пассажиров вызвана запретом на перевозку в
охотничьи поселения животных, в частности, собак. Кошек эти запреты не касаются.
Фото автора.


Мундуйка по своему неудачному расположению типичная резервация.
 Фото автора.


Вот мы уже посёлок Мундуйка, а не какая-то деревня! Фото автора.


12. «Лодка на речной мели скоро догниёт совсем…»
Остяцкая однодревка, обласок долблёный с нашитыми из досок бортами. Фото автора.


Туруханский абориген. Кто я? Что я? Кому какое дело… Живу я здесь. Фото автора.


Когда-то меня умиляли все эти деревянные туруханские домики. Фото автора.


Курейчане встречают вертолёт. Видна старая взлётно-посадочная полоса – ей не дают зарастать.
Хоть сейчас принимай самолёты Ан-2, которых уже нет. Фото автора