Я родился в 1933 году в городе Ленинакане (ныне Гюмри) в Армении. Отец, Гурген Тигранович Ароян, был арестован в 1937 году по официальному обвинению «за антисоветскую деятельность», а фактически – за отказ стать секретным сотрудником НКВД. Он и мама, Астхик Геворговна (девичья фамилия Мсрян), работали учителями в школе. Как его забирали, я не помню. Мама рассказывала, что это было ночью, все дети спали. В дверь постучали, зашло несколько человек, начался обыск. Мужчины в форме перевернули все вверх дном, ничего подозрительного не нашли и забрали два мешка книг на предмет, нет ли среди них запрещенной литературы. Потом ни одной книги так и не вернули

Подвергся репрессиям и мой дед по матери, Мсрян Геворг Минасович. Он был членом партии «Дашнакцутюн», запрещенной в советское время, потому что эта партия выступала за возвращение армянских земель, захваченных Турцией, где и теперь 9/10 части Армении находится под властью соседей. Дед собирал добровольческие отряды для борьбы с турками. Его обвинили в том, что он проводил контрреволюционную агитацию, восхваляя фашизм и делал контрреволюционные выпады в адрес партии и правительства. Заседанием тройки НКВД Армянской ССР в ноябре 1937 года было решено: «Мсряна Геворга Минасовича расстрелять, а лично ему принадлежащее имущество – конфисковать». Так мой дед поплатился жизнью за патриотизм. У деда было 10 детей. Один сын погиб на войне в 1941 году, другой дослужился до звания полковника, был в Сталинграде, третий работал в Московском кремле переводчиком, потом в Армении учителем русского языка в армянской школе. Три дочки – учителя, имели государственные награды, в том числе и орден Ленина, две – заслуженные учителя Армянской ССР, в том числе и моя мама, другие – фармацевты, железнодорожники.

Был репрессирован и родной брат моего отца, Арташес, за то, что общался с крупным армянским поэтом Егише Чаренцем, который к тому времени уже погиб в подвалах НКВД. Сегодня его именем в Армении названы улицы и школы, есть город Чаренцаван, названный в честь поэта. До ареста в 1937 году дядя Арташес жил и работал в Тбилиси инспектором армянских школ.

Астхèк Геворговна Ароян

После ареста близких мама осталась с тремя детьми и со свекровью. Жили мы на одну ее зарплату учителя. Тогда моему старшему брату было 12 лет, сестре – 8, мне 4 года. Жить было трудно, а когда началась война, а вместе с ней и голод, мне было уже 8 лет. Хорошо помню, как в первый день войны взрослые с тревогой говорили о ней. У меня была игрушечвая винтовка, и я ходил с ней целый день. Мы с ребятами играли в «войну»,и никто не хотел быть «немцем». День Победы тоже хорошо помню.

Первое время, когда еще были продукты, мы жили более-менее терпимо. Через какое-то время начались голодные дни. Бабушка ходила за город, собирала всякую съедобную траву и что-то варила, иногда брала мен с собой. Часто вечерами, ложась спать, мы долго не могли уснуть от голода. Но еще мы также часто смеялись над шутками брата Арутюна. Он здорово умел шутить.

Никогда не забуду один зимний вечер, который мог быть роковым для нашей семьи. Это было в 1942 или 1943 году. Брат хорошо рисовал. Мы втроем – он, сестра Гоар и я – захотели поиграть в карты. Одной карты в колоде не оказалось, и брат решил на плотной бумаге нарисовать недостающую карту. Обратную сторону с извилистыми линиями воспроизвел очень точно. И кто-то из нас с сестрой спросил: «Сможешь нарисовать хлебную карточку?» Наверное, потому, что такие же тонкие извилистые линии были и на продуктовых карточках. Брат нарисовал, но не очень хорошо получилось. Начал рисовать второй раз, и получилось неплохо. Карточка была сделана на 500 граммов хлеба. Сначала мы смотрели, любовались, потом стали играть в карты. Но долго голодными не поиграешь. И кому-то в голову пришла мысль: пойти в магазин за хлебом. Мамы дома не было, бабушка была в другой комнате. Мы решили, что в магазин пойдет сестра. Был ранний вечер, сумерки, свет в магазине неяркий, и подделку в магазине могли бы и не заметить. И сестра пришла с хлебом. Черный хлеб тогда ели, как сейчас кушают шоколад. Втроем наелись и оставили маме с бабушкой. Вскоре пришла мама, спросила, откуда хлеб, и мы рассказали ей все как было. Она очень расстроилась, долго возмущалась, начала нас ругать. Потом бросила подделку в печку и объяснила нам, что бы с нами стало, если бы поймали сестру, – папа «враг народа», и семья преступная. Поди докажи, что это было только один раз…

В 1943 году брата Арутюна призвали в армию. Ему было 18 лет. До этого он хотел поступить в авиационное училище ускоренного обучения, которое открылось в Ереване. Экзамены сдал, медкомиссию прошел, а мандатную комиссию не смог – из-за отца. Вернулся домой в Ленинакан и ждал призыва. После призыва брат прослужил в армии восемь лет. Тогда военнослужащих сержантского состава 1926 года рождения после войны не демобилизовывали, чтобы они обучали новобранцев. Брат в 1944 году подавал заявление на вступление в партию, но ему отказали, опять из-за отца.

Наша бабушка умерла в 1946 году – за год до освобождения сыновей после первого ареста. Отец вернулся после десяти лет пребывания в лагере, в Сухобезводном Горьковской области, а 1949 году его опять арестовали и выслали в Сибирь на вечное поселение. Мне было уже 16 лет. Папу взяли днем, прямо из школы во время урока. Привезли на «виллисе» домой, обыскали дома все, но ничего не нашли. А за несколько дней до этого мой друг где-то нашел пистолет и попросил меня спрятать его, так как боялся своих родителей. Я отказался. Во время обыска, вспоминая этот пистолет, я представил себе, что было бы, если бы я взял его. Меня стала бить дрожь от этой мысли, я заплакал. Прощаясь с нами, папа мне сказал:

– Не плачь, ты остаешься один мужчина в доме. Произошла ошибка, я ни в чем не виноват. Это все раскроется, и я вернусь.

В том же 1949 году арестовали второй раз и дядю Арташеса. Братья встретились случайно в пересылочной тюрьме Тбилиси. Это случилось, когда наши родственники с маминой стороны понесли передачу для моего отца, Гургена Тиграновича Арояна, и по ошибке ее передали Арташесу Тиграновичу. Так мой дядя узнал, что брат тоже здесь. Он попросил свидания с братом, после чего их отправили в одно место в Красноярском крае. В 1952 году я поехал к ним. В то время я учился в техникуме железнодорожного транспорта – проезд был бесплатным. До этого один из дома никуда не выезжал. А тут с пересадкой в Москве и в Красноярске, потом на автобуск тоже с пересадкой, доехал до места ссылки.

Н.Г. Ароян (в середине) во время поездки в места сибирской ссылки к отцу и дяде

Дядя и отец жили в одной комнате большого деревенского дома. Отец работал истопником в школе. Один раз в месяц они отмечались в отделении милиции. Там были десятки представителей интеллигенции разных профессий. И мой дядя был истинно интеллигентный человек. Он 10 лет провел на Колыме среди уголовников, социально близких властям преступников, и все удивлялся, как остался жив в этом аду!

После демобилизации в 1951 году мой брат Арутюн поступил в педагогический институт и до конца жизни работал в одной школе преподавателем и завучем. Умер в 1991 году. Сестра тоже окончила педагогический институт. Сейчас ей 81 год.

Я в 1953 году окончил техникум железнодорожного транспорта. Первые 4 года по направлению работал в городе Карабаше Челябинской области. После аварии на заводе «Маяк» в 1957 году из-за высокой радиации вернулся в Ереван, где сначала работал на железной дороге, а потом стал работать в системе «Теплоэнерго». В начале 90-х годов в Армении наступил голод и холод из-за блокады. Жена, уроженка Челябинска, тяжело болела. В 1993 году мы с женой и дочерью переехали в Нижний Новгород, где жила сестра жены. Здесь я проработал в «Теплоэнерго» до 2006 года.

Отца и дядю реабилитировали в 1956 году. Отец вернулся домой и через три года умер от нажитых болезней. Дядя остался в Сибири, так как еще в 1937-м от него отказалась жена. В Сибири он женился, у них с женой родился сын, а потом и четыре внука.

Публикуется по ЛИНИЯ СУДЬБЫ. Воспоминания детей «врагов народа». Восьмое издание.