Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

Олег Волков в Ярцевской ссылке


Муниципальное бюджетное образовательное учреждение
дополнительного образования детей
«Енисейский районный центр детского творчества»
с. Ярцево, Красноярский край, Енисейский район

Исследовательская работа
краеведа Енисейского районного
центра детского творчества,
ученицы 11 класса
ЛАМАН ЛЮДМИЛЫ ЮРЬЕВНЫ

Руководитель:
ТАРХАНОВА Татьяна Николаевна,
педагог дополнительного образования
Енисейского районного
центра детского творчества

с.Ярцево
2012 г.

Репрессии… Страшное слово, от произношения которого застывает кровь и мурашки бегут по телу. Наш край, наши родные, такие милые сердцу каждого, кто здесь родился, места и… репрессии. Кажется, это несовместимо. Но это было… Есть история, жестокая и суровая; должна быть и память - память о трагических временах нашей истории, о несправедливости и жестокости властей, о терпении и трудолюбии ни в чем неповинных людей.

Мое родное село Ярцево в Енисейском районе Красноярского края стало временным пристанищем для многих ссыльных. Неслучайно, по названию Ярцево, являвшегося центром района, говорили о существовании Ярцевского ссыльного региона.

Здесь в своё время, а это 1951-1955 годы, отбывал ссылку один из известных литераторов ХХ века - русский прозаик, публицист, мемуарист Олег Васильевич Волков (1900—1996).

Всех, кто его знал, удивляло, что он до конца своих дней сохранял аристократическую стать, безупречную русскую речь, изысканно простой писательский слог и православную веру.

Зная о том, что в моём селе проживал такой известный человек, мне, как и другим краеведам центра детского творчества, захотелось поближе познакомиться с годами жизни писателя, проведенными в Ярцево, выяснить, где он жил, чем занимался, с кем общался. Прежде всего я познакомилась с биографией и творчеством Олега Волкова. Оказалось, он много и подробно описывал годы своего пребывание в Ярцево, немало строк посвятил величию могучего Енисея и сибирской природы, смекалке и удали сибиряков.

Коротко остановлюсь на биографии этого человека.

Родился Олег Васильевич 8 (21) января 1900 года в Санкт-Петербурге в дворянской семье. Отец писателя входил в число ведущих промышленников России, был директором Правления русско-балтийских заводов и одним из руководителей Русско-Английского банка, мать — из рода Лазаревых (внучка адмирала Лазарева). Семья Волковых революцию 1917 года не приняла, но в тяжкие для России времена покинутъ родину не захотела...

Олег рос в Петербурге и в имении отца в Тверской губернии. Посещал Тенишевское училище, где совмещалось обучение наукам и ремеслу (был одноклассником Владимира Набокова). В 1917 году поступил в Петроградский университет, но студентом не стал. В 1917—1919 годах жил в имении семьи (Никольская волость Новоторжского уезда Тверской губернии). В 1922—1928 годах работал переводчиком в миссии Нансена, у корреспондента Ассошиэйтед Пресс, у концессионеров, в греческом посольстве.

Шесть судебных приговоров, как «социально опасному элементу», и 28 лет, проведенных на каторге, в тюрьмах, лагерях и ссылках, - вот цена, заплаченная Олегом Васильевичем за ту свободу духа, которую он сумел сохранить на протяжении десятков лет своей жизни.

В феврале 1928 года в первый раз был арестован, отказавшись стать осведомителем, за что был приговорен к 3 годам лагеря по обвинению в контрреволюционной агитации и направлен в СЛОН. В апреле 1929 году лагерный срок заменили высылкой в Тульскую область, где стал работать переводчиком технической литературы.

Во время своего первого заточения на Соловках он познал, как написал позднее в своих мемуарах, «обновляющее, очищающее душу воздействие Соловецкой святыни... Именно тогда я полнее всего ощутил и уразумел значение веры. За нее и постоять можно!» При отъезде из соловецкого лагеря Олега Волкова провожал ссыльный Вятский епископ - Преосвященный Виктор (Островидов), который напутствовал писателя наказом «сердцем запомнить» всё то, что приходится испытывать страдальцам за веру и неправедно осужденным узникам советских лагерей, и в нужное время стать свидетелем эпохи гонений. Выполняя архиерейское благословение, Олег Волков всю свою жизнь без какой-либо надежды на публикацию писал главную свою книгу- свидетельство и дождался ее выхода в свет на многих языках мира...

В марте 1931 году Волков был снова арестован и приговорен к 5 годам лагеря по обвинению в контрреволюционной агитации. Снова был направлен в СЛОН. В 1936 году оставшийся срок был заменен ссылкой в Архангельск, где Волков работал в филиале НИИ электрификации лесной промышленности.
8 июня 1936 года вновь арест и приговор к 5 годам заключения как "социально-опасного элемента", направление в УхтПечЛаг. В 1941 года был освобожден и стал работать геологом в Коми АССР.

В марте 1942 года вновь был арестован и приговорен к 4 годам лагеря по обвинению в контрреволюционной агитации. В апреле 1944 года освобождение по инвалидности и переезд в Кировабад, где работал преподавателем иностранных языков, в 1946—1950 годах жил в Малоярославце и Калуге, работал переводчиком в московских издательствах.

В 1951 году был арестован в пятый раз, после чего сослан в село Ярцево Красноярского края. В апреле 1955 года Олег Волков был освобожден из ссылки, полностью реабилитирован «за отсутствием состава преступления», приехал в Москву.

Волков стал писателем и в 1957 году по рекомендации С. В. Михалкова — членом СП СССР. Опубликовал свыше дюжины книг, а кроме того переводил произведения Бальзака, Золя и других французских писателей, «Греческую цивилизацию» А. Боннара.

Его известные произведения: «Молодые охотники» (1951), «В тихом краю» (1959), «Клад Кудеяра» (1963), «Родная моя Россия» (1970), «Тут граду быть…» (1974), «Енисейские пейзажи. Очерки и рассказы» (1974), «Чур, заповедано!»! (1976), «В конце тропы» (1978), «Случай на промысле» (1980), «Каждый камень в ней живой» (1985), «Век надежд и крушений» (1989), «Два стольных града» (1994).

Главный же автобиографический труд Олега Волкова «Погружение во тьму», который был написан еще в начале 60-х, был впервые опубликован в Париже в 1987 году, а в СССР лишь в 1990 году.

Особое значение Олег Васильевич придавал борьбе за сохранение природы и памятников старины; его считают одним из основоположников советского экологического движения. Был членом редколлегии альманаха «Охотничьи просторы» с 1962 по 1976 год.

В 1993 году, выгуливая собаку, 93-летний писатель упал в двухметровую яму, оставленную не огороженной строительными рабочими, и сломал себе ногу, после чего мог передвигаться только по квартире.

Умер Олег Васильевич 10 февраля 1996 года. Похоронен в Москве на Троекуровском кладбище.

Волков О.В. был награжден: французским орденом «За заслуги в области литературы и искусства» (1991),ему присуждались: Государственная премия РСФСР в области литературы в 1991 году за книгу «Погружение во тьму» и Пушкинская премия фонда Альфреда Тепфера в 1993 году.

Итак, Волков О.В. в 50-ые годы прошлого века отбывал ссылку в Ярцево. Вот что он писал о своём появлении в этой местности в книге «Погружение во тьму»: «…наконец, свершилось: пароход (речь идет о колёсном пароходе «Мария Ульянова» - прим. автора) пришвартовался у очередной пристани, и нам скомандовали выходить с вещами. В густой темноте ночи – это было в исходе сентября – за пределами тускло-освещенных мостков дебаркадера ничего увидеть было нельзя. Где-то в кромешной тьме под ногами всплескивала струя. Нас завели в пустые пассажирские помещения пристани и там оставили до утра.


Пароход «Мария Ульянова», на котором Олег Волков приехал в ссылку в с. Ярцевр в 1951г.

Торопившиеся восвояси конвоиры подняли этап затемно и, выстроив в последний раз и пересчитав на пустыре против пристани, повели по пустынной улице, унылой и неприветливой. Темные избы, глухие ворота в бревенчатых заплотах, бродячие тощие собаки, дощатые узкие мостки без единой живой души… Против одного из этих слепых домов попросторнее, с вывеской «Комендатура МВД», нас остановили, сгрудив, скомандовали «вольно», и конвоиры, отойдя в сторону, закурили и по всем признакам приготовились ждать. За нами почти не приглядывали, нас не одёргивали, как бы наперёд зная, что сбежать тут некуда, - край света. И мы порасселись, кто где нашел…

Не заставила себя ждать и главная персона ожидаемого заключительного действа – местный комендант, которому предстояло поставить подпись под актом приёмки нескольких сот ссыльных душ… Пока всех по одному выкликали, подводили к столу, где мы расписывались в ознакомлении с обязанностями ссыльных и карами за нарушение режима, вокруг нас стали собираться местные жители, обряженные в большинстве как наш брат арестант – в телогрейки и бушлаты. Появились и представители леспромхоза, смахивающие на лагерных нарядчиков. Они тотчас приступили к отбору рабсилы: с нами прибыли списки лиц, заранее назначенные на лесозаготовки. Не были включены в них единицы, в том числе и я. То ли для удобства надзора, то ли еще для чего, но нам было определено оставаться в селе и самим подыскивать себе заработок…

Я спокойно поглядывал на происходящее… Когда нас оставалось совсем мало – почти всех увели, а кто убрался сам, ко мне обратилась женщина, предложившая у неё поселиться».

В своём повествовании Олег Васильевич подробно рассказывает о своей хозяйке – доярке местного колхоза Анисье Ивановне, её детях, о материальных трудностях семьи. К сожалению, нигде в воспоминаниях писателя не упомянута фамилия хозяйки и адрес, где поселился по приезду в Ярцево и прожил несколько лет Волков. Сколько ни пытались краеведы центра детского творчества выяснить, кто же такая Анисья, - безрезультатно.

А вот второе место проживания Олега Волкова в селе краеведам удалось установить. На это натолкнула строчка в рассказе «Ярцевские далёкие дни»: «…меня переманил к себе жить в отдельную горенку старый охотник Иван Елепсипьевич, с которым пришлось одну осень промышлять ондатр». И еще «Название этой третьей от реки улицы – очень примелькавшееся – я забыл начисто…». Прочитанная в рассказе информация помогла определиться с названием улицы - третьей улицей, параллельной Енисею, является в селе улица Кирова. Правильность угаданной краеведами улицы подтвердила информация из опубликованной в восьмом номере альманаха «Тобольск и вся Сибирь» жалоба Олега Васильевича Генеральному прокурору Союза ССР, датированная 30 марта 1954 года, в которой указан адрес проживания ссыльного О.Волкова – с.Ярцево Красноярского края, ул.Кирова, 20. Мы, краеведы ЦДТ, обратились в поселковую администрацию, чтобы уточнить из Похозяйственных книг населенного пункта, кто же проживал по данному адресу в 50-ые годы. Похозяйственной книги этого периода не оказалось, но нам повезло – в Похозяйственной книге за 1968 год по адресу – улица Кирова, дом 20 – значилась семья Шадрина Ивана Елепсиповича (у Волкова – Елепсипьевича – прим.автора) 1893 года рождения.


Дом Шадрина И.Е. по ул. Кирова, 20, в котором жил О.Волков, находясь в Ярцевской ссылке.
Фото окт.2012 г.

Сейчас дом, в котором, по нашему твердому убеждению, жил Волков, сохранен, но это нежилое помещение, переоборудованное в гараж. Мы сходили на место бывшей усадьбы, обследовали территорию. Строение еще довольно крепкое, пятистенок, двое ворот - всё это говорит о добротности бывшей усадьбы.

Волков так описывал подворье Ивана Елепсиповича: «У него был обширный – по многочисленной семье – старинный дом, и под высокой крышей просторного двора теснились стайка, крохотная баня, укладки и чуланчики, в промежутках между которыми стояли поленницы дров. Хранилось во дворе пропасть всякого добра: с переводов (наверное, всё-таки – с проводов – прим. автора) свисали сети и другие рыболовецкие снасти, ржавели по стенам связки капканов, сохли подвешенные повыше – чтобы не достали собаки – распяленные шкуры и кожи. Немало тут было и вышедшей из употребления деревянной крестьянской утвари – тяжеленных ступ, квашней, блюд в трещинах, остатков сбруи, ящичков со старыми распрямленными гвоздями и всякими железинами, пучков высохших прутьев тальника».

Особо остановлюсь на занятиях Олега Васильевича. В воспоминаниях разных лет о ярцевской ссылке он писал, что был конюхом в лесничестве, рабочим на опытной станции, возил сено, вскрывал силосные ямы, пас лошадей, много плотничал на селе, сторожил плоты на берегу Енисея, но с особой интонацией рассказывал о себе, как об охотнике и рыбаке. Читаю всё в тех же «Ярцевских далёких днях»: «Сделался я заправским таёжником. Теперь более всего времени я проводил на реке и на озерах, с осени и до глубокого снега кочевал по тайге, и на тот же оборудованный мною прилавок «Рыбкоопа» выкладывал приёмщику пачки добытых шкурок белки и ондатры. Завелись отличная лайка и долблёнка, сделанная по специальному заказу, - она хранилась под навесом у Ивана Елепсипьевича. Ходил в мягких ичигах, и висел у меня на поясе острый, как бритва, охотничий нож в самодельных деревянных ножнах. Даже походку я усвоил особую – мягкую и неторопливую».

Но были проблемы, ведь ссыльным нельзя было обзаводиться огнестрельным оружием, отлучаться из села, так что добиться права ходить в тайгу, наконец, получить разрешение на ружьё – дело нешуточное. «Я длительное время промышлял ондатру и белку капканами, ставил петли на рябчиков и зайцев, настораживал в борах слопцы на глухарей. Заготконтора премировала меня двустволкой за отличное качество шкурок. Комендант, посоветовавшись с начальником милиции, вызвал меня к себе, подробно втолковал, как быть достойным выходящей мне льготы, и милостиво выдал удостоверение на пользование ружьём. Со временем мне разрешили завести малокалиберную винтовку, что сравняло меня с местными промышленниками. И я стал жить сдачей пушнины, добыванием боровой дичи и рыбной ловлей. То были занятия по душе, и тяготы таёжной жизни и сейчас в моей памяти овеяны непреходящим обаянием общения с нетронутой природой».

В книгах Волкова много ярких страниц, посвященных описанию охотничьих походов в тайгу и поездок на рыбалку по озёрам и Енисею.

Описывая свои путешествия по ярцевским просторам, Волков много и подробно повествовал о сибирской природе. Вот, например, цитата из письма Олега Волкова жене: «…мгновения были чудные! Спящие лесные озёра, дремучие темные ели, извечно глядящие в их недвижную воду, оживлённое утками плёсо, всё сверкающее от проникших до глади озера лучей солнца – бездонная синь небес, прощальные крики журавлей и грустный запах отцветшей природы, и скользящий по глянцевым листьям кувшинок чёлн, а потом ловкий выстрел по налетевшим уткам – всем этим я упивался».

Мне особенно приятно то, что писатель в своих рассказах о енисейских пейзажах так ярко обрисовал связку ярцевских озёр. Вот что я прочитала в его рассказе «На Енисее» в главе «По озёрам»: «Их множество, беспорядочно разбросанных по огромному лугу: Глубокое, Хвощевое, Круглое, Сосновое, Лебяжье, Кривое, Поперечное, Карасёвое… не перечтешь. Еще больше безымянных. Ах, как хороши они, несравненно хороши! Все – большие и крохотные, продолговатые, изогнутые бумерангом или наподобие рыболовных крючков, круглые, точно очерченные циркулем, раскинувшие во все стороны лабиринты ответвлений, - все они полны задумчивого покоя, прелести дремной тишины, неповторимого разнообразия красок, богатства пышной растительности. Одни озёра почти чистые, лишь по берегам заросли метровой осокой, другие едва не сплошь покрыты густыми камышами, рогозом, тростниками; в иных лежат на тёмной воде листья белых лилий, точно вымощена вся поверхность озера круглым зелёным кафелем. В некоторых угадывается бездонная глубина, другие заполнены высокими зыбкими кочками, увенчанными султанами густой осоки, и лишь узкими протоками и небольшими окнами открывается в них чистая вода… Кое-где из прибрежных кустов поднимает свои стволы вековая осина, одинокая сосна или дуплистая берёза с омертвелыми сучьями. Эти старые деревья – остатки когда-то шумевшей здесь древней тайги. Они объясняют такие названия, как Сосновое, Лебяжье или Лесное. Весь этот луг в несколько тысяч гектаров, привольно раскинувшийся по левому берегу Енисея, возле устья величаво-медленного Сыма, изборождённый следами сенокосилок и конных грабель, отвоёван человеком у леса». Как правдоподобно описывает Олег Волков ярцевские озёра, пытаясь дать объяснения некоторым названиям. Действительно, все названия озёр, указанные писателем, мне знакомы с детства, ведь расположены эти водоёмы вокруг населенного пункта, каждое из них, красивое по-своему, известно ярцевцам. Мне приятно, что писатель такой величины запечатлел на века изумительную картину ярцевской округи.

Теперь о ярцевском окружении Олега Васильевича. Вот что он писал: «Месяцы осёдлой жизни в селе – с января по май – были временем свободным от промысловых забот, и тут крепли или, наоборот, вовсе иссякали многочисленные знакомства, какие поневоле заводятся в отдалённом посёлке, где за редкость новые лица. Находилось, с кем коротать длинные и темные зимние вечера… Нас было несколько человек, полюбивших дом гостеприимного хирурга местной больницы, и едва ли не всякий вечер мы собирались у него». Оговорюсь, что речь идёт об известном хирурге Ярцевской участковой больницы – Михаиле Васильевиче Румянцеве, человеке с золотыми руками и добрым сердцем. Румянцев – тоже из ссыльных. До сих пор в Ярцево люди пожилого возраста вспоминают этого человека: скольким он спас жизни, делая в те годы сложнейшие операции, по первому зову выезжая в пургу и слякоть к своим пациентам не только в Ярцево, но и в близлежащие населенные пункты.

Волков в своих воспоминаниях с особенной теплотой говорит о Румянцеве. Вот описание вечерних встреч у этого человека: «Сойдясь, мы обменивались негромкими местными новостями; хозяин наш оказывался всегда уведомлённее всех: всякое происшествие скорее всего узнавалось в больнице. Мы первыми слышали о каждом новорожденном ярцевце… Местная хроника, включая сведения об успехах рыбаков – предмете для всякого енисейца первостепенном, - быстро исчерпывалась. Заводился разговор на всевозможные темы между людьми, сближенными некоей общностью судьбы. Малый наш кружок составлял народ приезжий, осевший здесь в разное время, в прошлом поскитавшийся по белому свету. Притом двое из нас были петербуржцами коренными, а хозяин наш и его друг-юрист, не утративший обхождения столичного адвоката, - учились в тамошнем университете. Вот и было у нас всех о чем общем вспоминать, что было знакомо и дорого».

Прочитав воспоминания Волкова, я смогла обозначить их сообщество: врач Румянцев, его друг-юрист Николай Антонович Колоденко, писатель Волков, московский композитор Николай Николаевич (фамилия не обозначена – прим.автора), ленинградский ученый-ботаник Владимир Георгиевич Бер, инженер Свентицкий, Николай Павлович Николаев, потомственный петербургский пролетарий, секретарь Ленинградского обкома. «О чем мы разговаривали? Да бог мой - обо всём! О книгах и прошлом, музыке и природе, о дорогом и ненавистном, пережитом и ожидаемом».

Сегодня не нашлось в селе людей, которые бы помнили Олега Волкова – всё-таки столько лет прошло. Из семьи Шадрина Ивана Елепсиповича, которые, наверное, могли бы рассказать о своём постояльце, никого в селе не осталось. Говорить о том, что, находясь в ссылке, Волков внёс вклад в развитие культурной жизни населённого пункта, тоже нет оснований: жил он всё-таки замкнуто, общаясь лишь с единицами – его письма и творчество тому подтверждение.

А вот то, что енисейская природа, сам Енисей давали писателю «пищу» для творчества – с этим трудно не согласиться. Да и сам он писал жене в письмах: «Впечатлений, заметок, материалов, замыслов набралось немало. Многое может пригодиться». И действительно, пригодилось.

Использованные материалы:

1. Волков О.В. Век надежд и крушений. - М.: Советский писатель, 1990.
2. Волков О.В. Енисейские пейзажи. - М.: Современник, 1974.
3. Волков О.В. Избранное. – М.: Художественная литература, 1987.
4. Волков О. В. Из ссылки – жене и прокурору. Альманах «Тобольск и вся Сибирь», выпуск 8. Раздел «Письма». - Тобольск, 2007. – С. 289-296.
5. Волков О.В. Погружение во тьму. - М.: Советская Россия, 1992.
6. Козлова О.И. Волков Олег Васильевич // Русские писатели. ХХ век: библиогр. слов. в 2 ч. – М, 1998. – Ч.1 – С. 307-309.
7. Олег Волков: автобиография // Писатели России: Автобиографии современников. – М., 1998. – С.109-115.


/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»