Муниципальное образовательное учреждение дополнительного образования
Туруханский районный Центр детско-юношеского творчества «Аист»
Работу выполнила: Котиева Людмила
коллектив «Северяне»
Туруханский районный
ЦДЮТ «Аист»
Научный руководитель:
Зубова Светлана Сергеевна
Педагог высшей категории
Коллектив «Северяне»
Туруханск 2008
1. Введение
2. Историческая справка
3. Порядок выселения
4. Приезд в Туруханский район
5. Режим и изоляция
6. Отношение спецпереселенцев к войне
7. Отношения с местным населением
8. Отношение с властью
9. Как выжили
10. Вклад спецпереселенцев в экономику Туруханского района
11. Вклад в культурную жизнь района
12. Реабилитация
13. Заключение
14. Литература
15. Приложения
В отличие от многих регионов, особенно европейской части России, Красноярский край был не только и даже не столько местом, где людей арестовывали по политическим мотивам, сколько местом, где люди отбывали незаслуженное наказание. А это не менее полумиллиона спецпереселенцев – раскулаченных, депортированных, сосланных(Книга Памяти жертв политических репрессий Красноярского края. Т. А-Б. Красноярск: Издательские проекты. 2004.- С.101.).
Ссылка – насильственное удержание людей на определённом месте, назначенная по суду или внесудебным органом (особым совещанием и т.п.) либо срочная, т.е. с установленным сроком нахождения в ссылке, либо вечная под надзором карательных органов, с установленными карами за побеги с мест ссылки и не за колючей проволокой. Такая ссылка вошла в практику коммунистического режима уже с 20-х годов XX века. Ссылка, которую теперь именуют спецпоселением, на протяжении 30-40-х гг. носила официальное название трудпоселения.
Из трёх категорий спецпереселенцев в данной работе мы будем рассматривать категорию депортированных. Депортация – это принудительное выселение (лица, группы лиц или народа) за пределы государства или какого – либо региона, высылка, изгнание. В настоящее время депортация обычно применяется по причинам идеологическим, политическим и национальным. Мера уголовного или административного наказания (Толковый словарь русского языка конца XX века. Языковые изменения. Российская Академия Наук Институт лингвистических исследований.-Санкт – Петербург.: Фолио – Пресс, 2002.-С.203).
Актуальность работы заключается в раскрытии одной из малоисследованных страниц отечественной истории и истории Туруханского района.
Сроки выполнения работы: 2006 – 2008 учебные годы.
Цель работы: объективное изложение жизни спецпереселенцев в Туруханском районе Красноярского края.
Наибольшее количество спецпереселенцев в районе составили немцы, далее – греки, калмыки, жители прибалтийских республик. Они и являются объектом данной работы.
Задачи:
1. Изучить литературу по теме.
2. Встретиться с бывшими спецпереселенцами или их родственниками, записать их
воспоминания.
3. Сопоставить литературу по теме и материалы информантов.
4. Воссоздать условия жизни и труда спецпереселенцев.
5. Найти связь между трудом спецпереселенцев и подъёмом и спадом экономики
района в 40-50е годы XX века.
Методы исследования: тематическое интервью (биография собеседника как часть конкретного периода истории); изучение и анализ литературы; метод сравнения; изучение фотодокументов из семейных архивов информантов; переписка с учащимися школ района; обращение к хозяйственным книгам из районного архива.
Основные информанты:
Будайчик (Сембиева) Эльза Джамбуловна, 1952 г.р., уроженка д. Сухая Тунгуска Туруханского района, дочь спецпереселенцев, воспитатель детского сада. Мария Александровна Ковалёва (Ульрих), 1924 г.р., уроженка АССР НП, спецпереселенка, пенсионерка. Мехайнеджидис Любовь Юрьевна, 1949 г.р., уроженка д. Селиваниха Туруханского района, дочь спецпереселенцев, пенсионерка. Моор (Штуккерт) Мина Августовна, 1957 г.р., дочь спецпереселенцев, уроженка станка Конощель Туруханского района, главный специалист Туруханского управления образования. Розе Андрей Андреевич, 1930 г.р., уроженец АССР НП, спецпереселенец, пенсионер. Скворцова Нина Сидоровна, 1937 г.р., жительница с. В-Имбатск Туруханского района, пенсионерка. Шмидт Татьяна Сергеевна, 1956 г.р., уроженка д. Старо – Туруханск Туруханского района, дочь спецпереселенцев, педагог дополнительного образования. Штайнбрайс (Браун) Ольга Яковлевна, 1935 г.р., уроженка АССР НП, спецпереселенка.
Всего информантов – более 20 человек. Наши информанты – люди самые обычные, и это ценно для нас, потому что их память – средство закрепления исторической памяти общества.
Сложность написания работы заключается в том, что в районном архиве материалов нет, это были секретные дела, и они были переданы в вышестоящие архивы. Мы понимаем, однако, что с помощью только архивных документов невозможно восполнить такой пробел в истории как массовая депортация. Практически нет мемуаров о жизни спецпереселенцев в Туруханском районе. Исключением является книга бывшего спецпереселенца Генриха Батца «1418 и ещё один день»( Батц, Г. 1418 и ещё один день. Абакан: Стрежень, 2003.- С.295). В то же время наши информанты иногда трактуют события изложенные в этой книге, по-другому. Так, семья Лукиди винит в смерти родственников управляющего, а автор книги «1418 и ещё один день», у которого тоже утонула сестра, даёт взвешенную оценку событиям и отзывается об управляющем как об умелом руководителе, с сочувствием относящемся к спецпереселенцам.
Трудность сбора материалов заключается и в том, что в живых в силу возраста осталось мало депортированных, а их дети уже не помнят деталей, к тому же многие выехали из района. Да и оставшиеся в живых возможные информанты далеко не всегда склоны делиться своими переживаниями, в некоторых до сих пор гнездится страх перед властью. Не хотят, например, они говорить об уполномоченных, хотя упоминают о них недобрыми словами.
Официальные документальные источники иногда расходятся с рассказами информантов. Так, в учебном пособии по краеведению написано: «Перед отправкой в Сибирь многие сдали на приёмные пункты зерно, скот, получив обменные квитанции»(Красноярье: пять веков истории, ч.2.-Красноярск: Платина, 2006.-С.79). Рассказы информантов, приведённые в нашей работе, свидетельствуют о том, что высылка была спешной, и люди просто вынуждены были бросить своё хозяйство.
В разных документальных и литературных источниках встречается разная терминология: спецпереселенцы, спецпоселенцы, «специки», «лишенцы», депортированные, спецперемещённые. Сами себя спецпереселенцы предпочитают называть репрессированными. Мы будем использовать все эти термины.
Туруханский район для депортированных был своего рода естественной тюрьмой. Это огромная территория в 214.000 кв.км. (приложение 1) с тайгой, бездорожьем, далеко отстоящими друг от друга населёнными пунктами (станками) ; климат резкоконтинентальный, зимой морозы до 60°, снежные заносы, летом – невыносимый гнус (комары, мошка, слепни). Конечно же, спецпереселенцам очень сложно было выжить в таких условиях, они не могли быть к ним готовыми ни с психологической, ни с бытовой стороны.
В 1937 и 1941—1944 гг. в Советском Союзе по решению властей было проведено «переселение народов». В ссылку отправили свыше 2,5 млн. человек (Переселение народов / Энциклопедия для детей. История России XX век. Т.5 ч.3.- Аванта + М., 1995 г. С.569). Причинами депортации были объявлены либо необходимость превентивных мер и «гуманные соображения» (переселение немцев, корейцев, финнов), либо коллективное сотрудничество с немецкими оккупантами (переселение калмыков, крымских татар, черноморских греков, болгар, армян, карачаевцев, чеченцев, ингушей, балкарцев, турок – месхетинцев, литовцев, латвийцев, эстонцев). «Гуманность» заключалась в обещании наделить землёй и оказать государственную помощь по устройству в новых районах.
Впервые переселения были опробованы в 1937 г. на корейцах Приморского края. Из Риги первые спецпереселенцы были отправлены ночью 14 июня 1941 г (Кродерс, Г. Живу и помню // Полярные горизонты. вып. 3.- Красноярск: 1990.-С124). После заключения «Договора о дружбе и границах» между фашистской Германией и Советским Союзом в 1939г. жители Балтии обвинялись в «буржуазном национализме» из-за протеста против присоединения их государств к СССР.
Но первой этнической группой, коллективно высланной после начала германского нашествия, были немцы. В правление Петра I и Екатерины II в России поселились сотни тысяч выходцев из Германии. «Великая императрица Екатерина II протянула руку помощи Европе: устроила “Нарым и Магадан” на Волге для Германии, Англии, Франции, Австрии и Швейцарии. И потянулись этапы бунтарей возмутителей европейского спокойствия на Восток, в суровые и дикие поволжские степи...”(Батц, Г. Твой дом – Абакан: издательство Хакасского государственного университета им. Н.Ф. Катанова, 1998.-С.3) В 1924 году была создана автономная республика немцев Поволжья со столицей в городе Энгельс (бывший Покровск).
28 августа 1941 г. глава Советского государства М. Калинин подписал указ об упразднении республики немцев Поволжья. Всех советских немцев предписывалось выслать в Сибирь и Среднюю Азию.В указе говорилось: “По достоверным данным, полученным военными властями, среди немецкого населения, проживающего в районе Поволжья, имеются тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов, которые по сигналу, полученному из Германии, должны произвести взрыв в районах, населённых немцами Поволжья. О наличии такого большого количества диверсантов и шпионов среди немцев советским властям никто не сообщал, следовательно, немецкое население районов Поволжья скрывает в своей среде врагов советского народа и Советской власти” .(Переселение народов/ Энциклопедия для детей. История России XX век. Т.5. ч.3. – Аванта +., 1995 г. С.569)
В конце марта 1942 г. прошла “депортация блокадников”: из Ленинграда и его окрестностей были изгнаны все ингерманландские финны и немцы (Ингерманландия - территория между Ладожским озером и Финским заливом, с древности населённая народом ингери – ижорцами).
В декабре 1943 г. судьбу советских немцев разделили калмыки. В литературе мы встретили два мнения относительно участия калмыков в войне на стороне немцев. По одним источникам, калмыки составили корпус кавалерии, став союзниками немцев (Чёрная книга коммунизма / пер. с франц. – М.: Три века истории, 2001.-С.218 ).Другую точку зрения высказал калмыцкий поэт Давид Кугультинов: “В обвинение поставили, будто бы 110-я Калмыцкая дивизия вся сдалась, разбежалась. На самом деле кавалерия, не способная противостоять танкам, была просто уничтожена ими”.(Кугультинов, Д. За принадлежность к калмыцкой национальности.// Норильский мемориал. – Норильск: 1996 г. – С.19)
Греки уже пережили один геноцид: в 1912 – 1915 гг. они бежали в Россию из Анатолии. Летом 1942 г. из нескольких районов Краснодарского края были депортированы понтийские греки, а 27-28 июня 1944г. были депортированы черноморские. Греков обвинили в том, что они после прибытия оккупантов создали промышленные предприятия; немецкие власти помогли грекам заниматься торговлей и перевозкой товаров и т.д.
Обоснование советскими властями причин депортации говорит о том, что существовали небольшие очаги сотрудничества с немцами. Однако это сотрудничество не было массовым и было направлено на национальную автономию (религиозную, политическую и экономическую).
Начало массовой депортации народов совпало по времени с катастрофической ситуацией, в которой находилась страна. В этой ситуации требовалось направить все усилия военных и милиции на вооружённую борьбу против врага, но вместо этого усилия были направлены на высылку сотен тысяч невинных граждан.
Следует уточнить, что депортации по национальному признаку, во-первых, не были абсолютно однородными по этническому составу ссыльных, а во-вторых, не были абсолютно поголовными. Причиной этого являлись смешанные семьи. Например, если русская жена не соглашалась отречься от своего мужа - финна или поволжского немца, её угоняли в ссылку и ставили на “спецучёт” наравне с мужем и детьми. Наоборот, женщин “антисоветской” национальности обычно не трогали, если они были жёнами “этнически приемлемых” мужей.
В 1942 году в Туруханский район прибыли первые спецпереселенцы. По воспоминаниям секретаря РК КПСС Убиенных А. их было около 4000 человек (Убиенных, А. Страницы жизни // Маяк Севера.-1992.-13 августа. С.4.). Известно, что в 1945 г. в самом Туруханске проживало 654 спецпереселенца, среди них, по данным Туруханского архива, латышей 29, финнов 43, калмыков 215, греков 318, мордвы 13, татар 20, эстонцев 8 и поляков 8. (Хозяйственные книги Туруханского районного архива)
По описанию спецпереселенцев условия их отправки в Сибирь и Казахстан были практически одинаковы. “Нас погрузили в товарные вагоны, по 40-50 человек в каждом. Девяносто вагонов тянули два паровоза. Всё зарешечено, никакого туалета, даже самого примитивного, - только двойные нары из досок по обе стороны от входа, старые двери заколочены, и в них проделана дыра взамен туалета”.(Сетко-Сеткевич, Э. Боже, спаси мою душу,. // Норильский мемориал Норильск: 1996г.-С.6)
Большинство из спецпереселенцев по рассказам были высланы первоначально в Казахстан или на юг Красноярского края. Одним дали время на сборы – три дня! Предупредили, что пропитание взять с собой минимум на месяц. Об этом со слов бабушки Екатерины Адамовны Кейль (Зигфрид) вспоминает её внучка Эльза Джамбуловна Будайчик (Сембиева): “В три дня освободили деревню. Резали скотину, крутили котлеты, корову покормили и выгнали в поле. Кошке таз молока оставили. С собой везли сундук, швейную машинку “Зингер” и прялку. Прялку делал брат бабушки – Яков” (приложение 2).
Ольга Яковлевна Штайнбрайс (Браун) рассказывает, что им времени на сборы не дали совсем. Её матери и бабушке было сказано, что их отправляют к мужьям в трудармию (“будете все вместе”). Анна Сергеевне Шмидт (Целовальникова) рассказывала своей внучке Татьяне Сергеевне Шмидт, что на сборы дали 48 часов. Она - русская по национальности - последовала в ссылку с мужем Андреем Генриховичем Шмидт – немцем. А семья Лукиди, высланная из станицы Куринской Апшеронского района Краснодарского края в 1942 году, отправлена была сразу, без времени на сборы и без объяснения причин.
Семья Микайнис с хутора Найряй в Литве, стоявшего в 2 км. от латвийской границы, была увезена ночью 19 июня 1941г. На всю семью было разрешено взять 200 кг. вещей. Старшая дочь, Елена Вилюсовна Микайните (1923 г.р.), в эти дни сдавала выпускные экзамены в городе Биржай. Её вместе с семьёй погрузили в товарный вагон. Говорили, что это уже пятый по счёту, начиная с 14 июня, эшелон. Первый раз из вагона выпустили уже за Уралом около какой-то речки и разрешили умыться. Во время одной из остановок, где-то в Сибири, в вагон вошёл со своей охраной начальник эшелона: “Кто хочет, чтобы мужчины остались с семьями, давайте деньги”. Он взял деньги и от золота тоже не отказался.
“Не передать каким ужасом была эта самая депортация. Был конец мая, все уже посадили огороды. Отцвели сады. И вот приказ: собираться! Оставили дома со всем имуществом. Нам ещё повезло – удалось продать дом за две пары сапог и шубу. Одни знакомые за дом получили лишь шаль... Так и прибыли в Сибирь – без тёплой одежды, с тем, что на руках несли,” – вспоминает С.Ф. Василиади.
Многие ещё в дороге умерли. У Лидии Андреевны Шатц умер муж, в Верхне-Имбатск она приехала с тремя детьми. У Е.А. Кейль (Зигфрид) в пути умер 14-летний брат. “У нас отец в дороге умер, и мы не знаем, где его похоронили. Он на стоянке от поезда отстал и бежал следом. Догнал, лёг в вагоне и умер от разрыва сердца”, - рассказывает М.А. Ковалёва (Ульрих). На этом снимке (приложение 3, лист 1) ещё живы все члены семьи Ульрих.
Приезжали в ссылку на суровый Север и дети без родителей. Дети семьи Гентер (17, 15, 12 лет) без родителей были отправлены на Север, высажены в числе 20 семей в устье Мельничного ручья, где было всего три дома. К семье Шмидт прибился 11-летний сирота Кленавичус.
Из южных районов Красноярского края “специков”, отправляемых на Север осенью 1942 г., держали в Красноярске более трёх недель в версте от железнодорожной станции Енисей. Жили в палатках. За это время к ним присоединили финнов и греков. Здесь “специки” работали; выгружали и грузили вагоны, сбивали в ДОКе ящики под патроны и снаряды, участвовали в строительстве понтонного моста через Енисей. Им выдавали паёк и разовое горячее питание.(Батц, Г. Твой дом. – Абакан: издательство Хакасского государственного университета им. Н.Ф. Катанова. 1998.- С.26.)
Дальше – теплоход, баржи. Караван барж, битком набитых “специками”, напоминал Ноев ковчег. Вперемешку с русским звучала латышская речь, литовская, финская, немецкая, еврейская, украинская и даже турецкая (на турецком говорили греки, не обучавшиеся в школе.) Куда и зачем их везут – об этом было сказано чётко и недвусмысленно: поскольку они политически неблагонадёжны, необходимо изолировать их ещё надёжнее. Теперь, видно, с помощью вечной мерзлоты.
Некоторые спецпереселенцы первоначально попадали в ссылку в южные районы Красноярского края, а затем были отправлены на Север. Так, семье Микайнис в деревне Трифоново Новосёловского района колхоз дал свободный дом с огородом, со временем удалось купить корову. Казалось, жизнь как-то налаживается. Но 4 июля 1942г. их отправили в райцентр и погрузили на пароход “Иосиф Сталин”. Продать корову не было времени, пришлось привязать её в Новосёлово к столбу и так оставить. Семью Микайнис отправили в Туруханский район и выгрузили на станке Черноостровск, где жило всего несколько местных семей. Депортированных было приблизитльно 30 ссыльных семей: немцев, финнов, латышей. Позднее туда же пригнали греков.
Все семьи, даже многодетные, ехали без главы семьи. Исключение составляли финны –“блокадники”. Мужчины были призывного возраста и семьи без детей. У большинства из них детей эвакуировали по Ладоге раньше, и где они – родители не знали.
Долгий путь в трюмных помещениях, скученность, антисанитария, скудный рацион питания, полиэтничность, разность традиций, привычек, социальные различия усугубляли положение контингента. Не менее тяжким испытанием была оторванность от мира – за десять дней ни газет, ни сообщений по радио, ни вестей с фронтов. Чудом не случилось эпидемии сыпного тифа. И на станции “Енисей”, и в пути люди были лишены возможности санитарного ухода за собой и стали жертвами массы насекомых.
В ссылку первая партия депортированных приехала в июне, а вторая – в сентябре. Через неделю, 20 сентября 1942 года, выпал снег.
По дороге с теплохода в деревнях снимали сначала многодетных, а к концу пути, в основном, одиночек. Некоторых отправили на станки, расположенные на притоках Енисея. Кобер Христиан Генрихович и его жена Лидия Христиановна до посёлка Келлог на Елогуе добирались на лодках бечевой, гребли и тащили сами свои лодки.
Все переселённые народы были отданы под опеку МВД. Они должны были оставаться на новых местах навечно. Это распространялось и на детей. Достигшие совершеннолетия, они вместо паспорта подвергались спецпоселению и получили такие же справки, как у взрослых: «Спецпоселенец такой – то находится под гласным надзором МВД и имеет право проживать только там – то». В комендатуре НКВД значилось, что они приписаны к колхозу, совхозу или промышленному предприятию. У взрослых паспорта отбирали сразу, так действовало НКВД, чтобы не оставлять следов.
Только две категории ссыльных в спецкомендатуре не отмечались, и на них не заводили личных дел: это были ингерманландские (“ленинградские”) финны и понтийские греки (депортации 1942 года).
Раз в месяц комендант из спецкомендатуры Тихон Лукьянов объезжал станки. Позднее, уже когда он вышел на пенсию, его убил собственный сын, ударив бутылкой по голове. Узнав об этом, бывшие ссыльные только и сказали: “Собаке – собачья смерть”. Об этом вспоминала Елена Вилюсовна Арзамазова (Микайните).
Первое время после окончания войны высланные надеялись, что власти «разберутся» и разрешат им вернуться на родину. Но в 1948 г. был принят указ, который вполне мог бы считаться самым жестоким и бесчеловечным в сталинскую эпоху. Это указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 ноября 1948 г. «Об уголовной ответственности за побеги из мест обязательного и постоянного поселения лиц, выселенных в отдалённые районы Советского Союза в период Великой Отечественной войны»(Россия XX век. Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал. Т.2. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 1997.- С.225). Без каких–либо преамбул в указе разъяснялось, что выселенные во время войны на спецпоселение народы остаются в этом статусе навечно, а за побег с места обязательного поселения им полагается 20 лет каторжных работ. Побег в данном случае нельзя понимать буквально. Это могла быть простая самовольная, т.е. незарегистрированная отлучка, например, к другу в ближайший посёлок. Но и до этого указа без разрешения комендатуры нельзя было даже отлучиться в больницу, если на твоём станке нет врача.
Только чудом можно назвать то, что самовольно покинувшая деревню Костино Оля Браун не была жестоко наказана. Непокорная девушка дала себе слово, что она никогда не будет работать в колхозе, как на каторге. Ночью, зимой, с узелком вещей она ушла по замёрзшему Енисею за 60 километров в Туруханск, где у неё была подруга. Оля отправилась искать работу в Туруханске и уже в нём была арестована комендантом. Добровольно вернуться она отказалась. Комендант, видя, что уговоры не помогают, пригрозил, что её сейчас разденут и посадят в камеру к заключённым мужчинам. И только заступничество уполномоченного из Костино, оказавшегося в тот момент в комендатуре, спасло ей жизнь: “Оставь её, она такая упрямая, что всё равно будет стоять на своём”. Девушку отпустили. Она сумела устроиться на работу в детсад в Туруханске, вышла замуж за немца, как и мечтала, её дальнейшая судьба сложилась счастливо.
Депортированные были лишены элементарных прав человека. Они должны были забыть свою национальность и родной язык. “Вину” отцов несли дети. Даже для того, чтобы вступить в брак, они подвергались унизительной процедуре спрашивания санкций у МВД по письменному заявлению обеих сторон. Представители депортированных народов были лишены права быть избранными в органы государственной власти, не могли голосовать, поэтому их называли “лишенцы”.
Будущего дети спецпереселенцев были лишены. Мария Ульрих до высылки училась в кооперативном техникуме (приложение 3, лист 2), но работала рыбачкой. 14-летней Марии Фритц заведующий детдомом, когда она стала проситься на учёбу, сказал: “В отношении Вас особые указания. Вас мы должны использовать только на работе. Мне дали старые сапоги, такую же одежду и отправили в ближайший колхоз на работу”.(Фритц, М. Ищу сестру и родственников. // Маяк Севера.- 1991.- 22 января. С.3.) “У нас тогда был полный интернационал: немцы, греки, калмыки, эстонцы, литовцы. Парни в школе такие рослые, крепкие были, особенно прибалтийцы. Ведь многие из них – “переростки”. Оставались на второй год, пропускали учебу из-за голода, нищеты”, - вспоминает М.А. Алексейчик.(Шепилова, М. Уже прошло полвека после школы… // Маяк Севера. – 2005. – 6 августа. С.4)Двенадцатилетний грек Юра Кайогло учился только в 4 классе.
Только в 1956 году семьям спецпереселенцев разрешили поменять место жительства в пределах Туруханского района. Именно в 1956 году семья Сембиевых переехала в Туруханск и поселилась в бараке вместе с другими переехавшими спецпереселенцами на улице Свердлова рядом с мемориальным музеем его имени. Затем они купили крохотный домик рядом с бараком и жили в нём семьёй из семи человек. Е.А. Кейль (Зигфрид) назначили пенсию – три рубля. Восстановление в избирательных правах после реабилитации стало важным событием в жизни спецпереселенцев. Э.Д. Будайчик (Сембиева) рассказывает, что её родители до конца своих дней ходили голосовать в праздничной одежде к шести утра – к открытию избирательного участка.
У незначительной части спецпереселенцев наблюдались прогерманские настроения (С берегов Волги на берега Енисея // Красноярье: пять веков истории. Ч.2.- Красноярск: Платина, 2006.-С.79). К этому были часто причины экономические. Многие немцы в АССР НП жили зажиточно. Например, 13-летний Генрих Плотников из В-Имбатска записал историю своей семьи: “Моя прабабушка Мель Амалия Фридриховна вышла замуж на Волге в селе Красный Яр за Мель Генриха. У них был дом с хорошим садом, хозяйство. Прабабушка часто вспоминает свой сад, по весне там было всё бело от цветущих деревьев – слив, яблонь и груш... В 1942 году прабабушку с сыном Андреем и прапрабабушкой Лаубах Марией выслали с Волги в Сибирь. Пришлось оставить свой дом, все вещи, скот, сад, и через два часа их вывезли... Жили они в землянке и работали с утра до ночи. Она не любит вспоминать страшное время войны, постоянный голод и страх за своих близких. Прожитую жизнь моя прабабушка считает несчастливой и всегда плачет, когда её вспоминает”. Лена Вальтер о своих прадедушке Вальтер Андрее Андреевиче и прабабушке Амалии пишет: “Они были очень богатыми людьми: имели свою мельницу, большой дом, много скота”. Зажиточно жила семья Кейль (Зигфрид) и многие другие.
В 1943 г. немцы в В-Имбатске, узнав о том, что очередной город сдан фашистам, “брались за руки и плясали – таких было много,- вспоминает Нина Сидоровна Скворцова.- Немецкий язык в школе вела Боб Мария Адольфовна, она по – русски не говорила; подозревали, что она скрывает знание русского языка из презрения к русским”.
Но большинство спецпереселенцев испытывали другие чувства.Некоторые спецпереселенцы говорили, что испытывали чувство стыда за отстранение нации от борьбы с фашистами, как будто получили плевок на целую нацию, плевок странный и непонятный: в гражданскую войну немецкие полки доблестно сражались и с немцами, и с поляками в Первой Конной, преследовали батьку Махно, а после двадцати четырёх лет Советской власти почему-то вышли из доверия. На фотографиях (приложение 2, приложение 3, лист 1) главы немецких семей в военной форме – форме РККА. О.Я. Штайнбрайс говорит: «Да какие мы враги! У нас и язык немецкий-то был свой, мы язык из Германии не понимали». Г.Батц пишет, что это отстранение «глубокой обидой и стыдом били по моему самолюбию». Он пишет в своей автобиографической книге, что такие же чувства испытывали все другие спецпереселенцы из Саратова, с которыми семья Батц прибыла в Красноярский край (Батц, Г. 1418 и ещё один день.-Абакан: Стрежень, 2003.-С.175). Т.С. Шмидт со слов бабушки говорит: «Гитлера проклинали, материли, особенно когда с Волги немцев везли в Сибирь».
В разных местах к спецпереселенцам относились по-разному. Бывшая жительница Костино Наташа Гентер страшно боялась, что её отправят в детдом в Туруханск. По-русски не говорила вообще, председателю на его уговоры, что окончит там школу (а у неё два класса немецкой школы), говорила, что её в детдоме убьют, потому что она говорит по-немецки. Дети спецперемещённых терпели унижения от своих русских сверстников, потому что на их семьях было клеймо «врагов народа». Семилетнюю Олю Браун в дни, когда в деревню приходила похоронка, местные дети таскали за длинные косы, называли фашисткой. Ещё в детстве Оля дала себе слово, что никогда не выйдет замуж за русского. Она вспоминает также, что именно в деревне Костино, куда её привезли с мамой и бабушкой, многие местные жители настолько плохо относились к спецпереселенцам, что открыто им говорили: «Наша деревня называется Костино, вот от вас и должны одни кости остаться». В этой же деревне некоторые русские изображали из себя господ. Мама Оли Браун после тяжёлого рабочего дня в колхозе ходила к местным мыть полы, делать уборку в доме. Бабушка Оли Браун готовила еду на гулянки, часто случавшиеся в доме бригадира полеводческой бригады В. Чалкиной. Это были заработки для семьи Браун.
В Верещагино «в котлы немцам плевали, печные трубы землянок затыкали снаружи», - рассказывала своей дочери Моор Мине Августовне её мама Штуккерт (Шляйнинг) Лидия Александровна, а отец Август Юлиусович с горечью вспоминает: «Русские над нами издевались. Нам даже запрещали на родном немецком разговаривать». В Конощели, куда их перевели через год, отношение к ним местного населения, наоборот, было доброжелательным.
И всё же доброту местных жителей и участие, оказанное спецпоселенцам, нельзя переоценить. В основном местные относились к депортированным с пониманием и сочувствием. «Местное население в Серкове относилось к немцам хорошо, помогали, чем могли», - говорит Конусова (Цоль) Надежда Ивановна. «Местное население учило, как выжить. Дали поначалу что могли. Правда, в бытовых ссорах называли фашистами», - рассказывала Т.С. Шмидт её бабушка. Андрей Андреевич Розе говорит, что в деревне Мельничной жительница из коренного население Севера («националка») учила их рыбачить. В землянке семьи Лукиди в Селиванихе были старинные деревянные кровати, кто-то их отдал многодетной семье. «Родители что-то меняли, например, на мыло, или отрабатывали. Местное население неплохо к нам относилось, особенно когда познакомились. Мою бабушку Василису Николаевну Лукиди (1893 г. р.) очень уважали, до сих пор мне говорят, какая у меня бабушка была замечательная»,- вспоминает Любовь Юрьевна Мехайнеджидис. В Конощели Антип Михайлович Петров очень помогал сосланным, «очень душевный человек» говорит о нём М.А. Моор со слов родителей.
М.А. Ковалёва (Ульрих), сосланная с родителями в деревню Сухая Тунгуска, вспоминает: «У нас отец в дороге умер, а мама сердечница была, на теплоходе у неё два сердечных приступа было, и совсем чужой человек, Василий Иванов, нас и ещё две семьи к себе пустил, у них двор закрытый. Все же не под открытым небом, а кто в клубе. Потом все землянки строили. У нас три улицы в два ряда землянки были, два года в них зимовали».
Приёмщик – заготовитель в Сухой Тунгуске Самойлов Павел вопреки положению кормил учеников – охотников весь сезон вместо трёх месяцев. И это в то время, когда доброта, понимание и помощь переселенцам считались чуть ли не изменой Родине.
Изначально Туруханский край был местом ссылки разных возмутителей спокойствия. Формировался народ, для которого не важны были религиозные, национальные, политические разграничения. Потомки ссыльных принимали новых ссыльных как равных.
В свою очередь спецпереселенцы по- разному относились к местному населению. Особенно прибалты показывали своё неуважение к «русским оккупантам». В Нижне – Имбатске Эльза Карловна Кезе была колхозным пекарем, а прежде она – владелица крупного садоводства под Ригой. Две её внучки «одеты были с иголочки, говорили по-латышски и делали книксен, а с другими детьми не общались – не разрешалось».(Войтоловская, А. Сосланы навечно… // Полярные горизонты. Т.4.-Красноярск: Красноярское книжное издательство – 2000.- С.121-122) В Верхне–Имбатск комендатурой был прикреплён Шейнмайер Карл Карлович – командир батальона латышского легиона. Н.С.Скворцова рассказала, что он избил свою жену Лидию Эдуардовну, которая вела балетный кружок в школе, за выступление на сцене «перед русскими». Дочери Ире выстриг волосы на голове, чтобы она не ходила в балетный кружок, и та в 8 классе ходила в школу в платке.
Но даже в этот тяжёлый период люди дружили, любили друг друга, воспитывали детей, устраивали свой быт. Л.А. Штуккерт (Шляйнинг) искренне восхищалась северной природой, любила гладить маленькие ёлочки; своё романтическое восприятие она пронесла сквозь всю свою многотрудную жизнь и до сих пор живёт с мужем в тайге на берегу Енисея у Полярного круга.
Молодые люди разных национальностей симпатизировали друг другу, однако брак межэтнический был во многом проблемой. О.Я. Штанбрайс (Браун) вспоминает, что «немец мог жениться на русской, но русский на немке – никогда». Поднимались все его родственники, угрожала власть в лице председателя или уполномоченного. Очень редко всё это кончалось свадьбой. Да и русским девушкам непросто было выйти замуж за «специка». Например, Н.И. Конусова (Цоль) рассказывает, что её мать Колмагорова Ольга Андреевна – русская, секретарь комсомольской организации, заведовала «красным чумом» (клубом) на станке Серкове – вышла замуж за немца Цоль Ивана Карловича в 1949 г.. Ей угрожали исключением из комсомола. Для тех времён это была страшная угроза. Но Ольга Андреевна предпочла расстаться с комсомольским билетом, чем с любимым человеком. Вышла замуж за русского немка Мина, приняв фамилию Самойлова. Долгие годы они прожили счастливо в деревне Селиванихе. Исключили из комсомола Галину Гавриловну Гавриленко, когда она вышла замуж за сосланного в Фарково немца Ивана Ивановича Горн. (Орионова, Н. Есть женщины в русских селеньях…// Маяк Севера.-2005.-7 мая. С.14) Т.С. Шмидт говорит: «Все немки в Старо–Туруханске вышли за русских и обрусели, а кто не хотел русеть, уехали после реабилитации в Германию».
Прочные браки были чаще всего между людьми одной национальности или из одного региона. В Туруханске много лет проживала семья Кирейлис. Латышка Айна Вилюсовна и литовец Ромас Йонович поженились, хотя родители в обеих семьях хотели видеть Айну женой другого сына-Альгиса. Только смерть разлучила супругов; до последних дней жизни Ромаса Йоновича окружающие отмечали его трогательную заботу о жене.
Сама жизнь, совместная – плечом к плечу – работа сблизила, даже сдружила их, лишенцев, с полноправными гражданами. М.А. Ковалёва дружила с Клавдией Клюевой, дочерью приютившего их В. Иванова, до самой смерти К.В. Клюевой. Немецкая семья Беллер много лет дружила с приютившей их в Бородине русской семьёй Андреевых, об это рассказала Г.П. Дубровская (Андреева), жительница с.Туруханск.
А во второй половине 50-х годов местные вообще уже воспринимали спецпереселенцев как обычных односельчан.
Многие представители власти в «общении» со спецпереселенцами показывали своё пренебрежительное отношение к ним, употребляли крепкие, обидные, унижающие выражения, а ведь в ссылке, в основном, были женщины, дети, подростки и старики.
10 января 1942 года Государственный Комитет Обороны (ГКО) принял Постановление «О порядке использования немцев переселенцев призывного возраста от 17до 50 лет» (Коваленко, Р. Немецкая зона //30 октября 2005.-№ 59.- С.8). По этому постановлению все немцы мобилизовались на всё время войны в трудармии, т.е. лагеря ГУЛАГа. Связь с ними вскоре прерывалась. Семья Шмидт узнала про обстоятельства смерти деда Шмидт Андрея Генриховича через много лет от его товарища, которому удалось выжить в трудармии и разыскать семью друга. А.Г. Шмидт провел в трудармии ровно год, умер от непосильной работы и от голода. В семье Шмидт хранится последняя фотография деда. Уходя в трудармию, он оставил китель сыну. Сын впервые надел его в 20 лет (приложение 4), берёг память об отце. Многие погибли в этих лагерях. Муж Е.А. Кейль (Зигфрид) работал в д. Сухая Тунгуска на ферме. У него очень болел желудок, и однажды он нацедил 0,5 литра молока и выпил. Кто-то увидел и донёс. Больного отправили в трудармию. В письме родным он сообщил, что голодает, весь опух. Больше известий от него не было. Бесследно исчез в трудармии учитель Миллер Яков – муж Альвины Андреевны Гетц.
Представители местной власти сеяли рознь между местными и депортированными, пытались внести рознь даже между самими переселенцами. Разбили всех по спискам на десятидворки, назначили старших. Им предписывалось в конце каждого месяца сообщать специальным донесением, что никто не сбежал. В случае отлучки кого-либо старший был обязан тут же поставить в известность коменданта. Но переселенцы помогали друг другу как могли. В семье Диметрияди в Селиванихе случилось несчастье: главу семьи за хлеб посадили (украл в магазине для семьи булку хлеба), а жена его в это время умерла. Остались сиротами две дочери. В 1947 году одну из сестёр – Любу – удочерила семья тоже спецпереселенцев – греков Каланджиди. А.А. Гетц заведовала овощехранилищем в Костине, давала подругам очистки и отходы от картошки. Спасла их от голодной смерти. Сама же, чтобы спасти своих детей от голода, вышла замуж за местного вдовца, у которого было пять детей и который был старше её на двадцать лет.
Отношение власти к депортированным хорошо раскрывает рассказ Левина Левиновича Лоха: «Я уже председатель колхоза. Приезжает ко мне начальство и заставляет собственными руками народ губить. Говорят, гони всех в шторм и стужу в воду, чем больше помрёт, тем лучше. А я ведь сам немец. Старался, чтобы люди даже не знали о таких речах, чтобы не вызывать протест. Сам всё это переживал». (Между прошлым и будущим/ зап. О.Морквенас.- Красноярский комсомолец.-1989.-11 апреля.С.3) Л.Ю. Михайнеджидис вспоминает семейную трагедию, произошедшую в Селиванихе: «Савельев Роман был управляющий. Хорошая погода, плохая – всё равно, ему главное, чтобы ехали через Енисей. Отцовы брат и сестра, дядя Ваня и тётя Мария, утонули, когда возвращались с уборки турнепса. Погода испортилась, в одной лодке семь человек, лодка самодельная, был вал, и лодка перевернулась». Другой выразительный пример: «Председатель колхоза в Канготове Шляхова В.М. не церемонилась в обращении, неводят спецпереселенцы, не дай бог поймает кого, что рыбу для себя утаил, - бьет плёткой. Югансону Николаю Эрнестовичу – помощнику машиниста паровоза - голову плёткой рассекла», - рассказывает Н.С. Скворцова. Люди и желали бы заплатить за то, что они брали, но они не имели права есть и брать у государства больше, чем им положено по карточкам.
По воспоминаниям М.А. Ковалёвой (Ульрих), все спецпереселенцы должны были, несмотря на огромные материальные трудности, уплатить военный налог в сумме 600 рублей на семью независимо от количества иждивенцев. Семья Ульрих, в которой из 5 человек 4 работали, налог уплатить сумела, а семья Е. Фритц, где из 3 человек 2 были иждивенцами, не смогла, им грозил суд, и колхоз уплатил за них налог. В то же время, наверное, кое – кто из власти сумел поживиться на бедах депортированных, назначал налог на бездетность, хотя большинство семей были многодетными. Так, платила налог Д.К. Ульрих – мать четверых детей.
Грозой для спецпереселенцев были уполномоченные – надсмотрщики. «На каждом углу уполномоченные стояли», - говорят все бывшие спецпереселенцы. Их ненавидели и боялись еще долго. «На почте в семидесятых годах человек стоял у кабинки телефона. Отец страшно испугался, говорит, он за мной наблюдает», - упоминает Т.С.Шмидт.
Страх перед властью долго испытывали многие бывшие спецпереселенцы. Наталья Беккер (Гентер) своим детям дала русские имена, хотя позднее, при получении паспортов, имена можно было сменить. Один только сын Роберт назван в честь родни. А дочь Нина до сих пор обижается, что мама не назвала её Кларой, как хотелось маме. После реабилитации многие старались в паспортах детей поменять национальность. В семье Шмидт «брат младший, родной,- русский, а я - немка». В семье Сембиевых (отец – казах, мать - немка) две старшие дочери - немки, средняя – казашка, а младший сын – русский. Меняя имена и национальность на русские, люди пытались уберечь детей от возможных проблем.
Большинство бывших спецпереселенцев никогда не держали зла на власть, хотя самое старшее поколение, те, кто был репрессирован во взрослом возрасте, имея свои семьи, - возможно, и чувствовали ненависть. Их можно понять: по чьей-то злой воле они навсегда лишились малой родины, родного дома, полной семьи, испытали страшные материальные трудности и изменения социального статуса. Русские, вошедшие в семьи спецпереселенцев, говорят об озлобленности старшего поколения по отношению к русским. Об этом, например, рассказывает С.П. Павин, муж дочери спецпереселенцев Е. Розе.
Нет данных о том, сколько спецпереселенцев погибли от голода, холода, болезней. Все депортированные столкнулись с огромными проблемами.
Наиболее болезненным был вопрос питания. Паёк спецпереселенцев составлял 700 граммов хлеба на работающего и 400 граммов на иждивенца (иногда 300 граммов, как получала Доротея Каспаровна – мать детей Ульрих, потому что у неё очень болело сердце, и она не могла работать). Маленьким детям (дошкольникам), по словам А.А.Розе, давали 250 граммов по карточкам. С собой продуктов не было. Ирма Вернер привезла в манжете пальто семена картофеля. Семье Ульрих местные жители подарили ведро картофеля. Из него за несколько лет семья развела огород. Драгоценную картошку сначала не ели, держали только на посадку. Многие вспоминают, что, пока не развели свою картошку, умирали от недоедания. Иногда использовали в пищу крупу из экскрементов собак местных жителей (информант просил не называть его имени). Только в деревне Мельничной каждое утро маленькие дети и старики получали по стакану молока от колхозной коровы, об этом рассказал А.А. Розе.
Большие трудности, невзгоды перетерпели женщины, имеющие много детей. По словам Марии Яковлевны Штибен её мать Доротея даже ходила по помойкам. Один раз она нашла рыбью голову, принесла домой, обмыла и обжарила, отдала дочери. (Белоусова, Ж. Вот тогда – то вдовы и седели…// Маяк Севера.-2000.- 9 мая.С2) Л.Ю. Мехайнеджидис, дочь спецпереселенцев Анастасии Григорьевны (1916 г.р.) и Юрия Харлампиевича (1919 г.р.) Лукиди рассказывает: «Из гнилой картошки, собранной на огородах, добавляли муку, и бабушка Василиса пекла лепёшки, до сих пор помню их вкус. Ели траву: мокрицу, лебеду, крапиву, добавляли в неё немножко муку, крупу». М.А. Моор (Штуккерт) из рассказов родителей знает, каким деликатесом была замёрзшая гнилая картошка, жаренная прямо на плите без масла. Её отец Август Юлиусович едва не умер от голода: «Выползал весь опухший из землянки весной, ел брусничный лист из – под снега.»
Самые бедные многодетные хозяйки пекли пышки, замешанные на лебеде, опилках, только чуть-чуть добавлялась дроблёнка из зерна. А чтобы эти пышки отделялись от сковороды, её подмазывали техническим солидолом. Толкли овёс и варили из него кашу, ели жмых. Мария Фритц после больницы была отчислена из детдома, оказалась на улице, ходила по людям, зарабатывая себе на питание. (Фритц, М. Ищу сестру и родственников. // Маяк Севера.-1991.- 22 января. С.3)
Екатерину Егоровну Кейль и впоследствии её семью спасала от голода мать Е.А.
Кейль (Зигфрид). Машинка «Зингер» и прялка давали ей заработок. Внучка Будайчик
Э.Д. (Сембиева) вспоминает, что женщины носили юбки из мешковины. Такие юбки
шила бабушка. Эта семья спасла от голодной смерти Сембиева Джамбула
Джамбуловича, бывшего детдомовца, сосланного в Сухую Тунгуску за пререкания с
командиром. Впоследствии он стал мужем Кейль Е.Е.
Многие были спасены от голода, когда в устье Сухой Тунгуски вмёрз караван судов
с грузом в Норильск. М.А. Ковалёва (Ульрих) рассказывает, что каравану
требовались рабочие для забоя скота, для переборки картофеля, муки и моркови,
для строительства, для заготовки дров и других работ. Бойщикам разрешалось брать
кровь забитых животных; её жарили, парили, варили и пекли лепёшки, добавив муки.
Рабочие дополнительно в караванной столовой получали триста граммов хлеба и обед
из двух блюд. Так приезжие переселенцы, не знакомые со спецификой промыслов, всю
зиму имели работу, которую привычны были выполнять, и получали дополнительный
паёк. Голодать не приходилось.
Необычайно ранний ледоход на малой воде 1 мая 1943г. раздавил все тридцать две баржи, а буксиры выбросил на берег. Чтобы спасти муку и масло из вод Енисея, мобилизовали всё взрослое население Костино, Мироедихи, Туруханска, Якутов, Конощели, Ангутихи и Горошихи, но спасти удалось немногое. Кое-кто из спецпереселенцев припрятал мешок с мукой, но если об этом узнавали, то следовало суровое наказание. На станках производили повальные обыски. В Сухой Тунгуске двоих судили и дали по пять лет за блинчики из караванной муки. А.А. Розе рассказывает: «Ловили эти мешки. Набрали много, прятали в лесу. В лесу медведь разорил, дома – уполномоченные».
А на соседнем станке Баиха в первую зиму из ста сорока переселенцев пятьдесят один умерли от голода или замёрзли. Половина переселенцев в начале зимы были сняты с довольствия как охотники и рыбаки, хотя три месяца им как ученикам полагался паёк по карточкам. Женщины и девушки не могли ставить ловушек. О какой сдаче пушнины могла идти речь? Оставалось – голодать. Голодные люди не могли принести на себе и дрова из леса для своей печи. Вышел запас муки. Летом председателя колхоза судили, но умерших от голода не вернуть. На станке Мельничном из 20 семей «за зиму почти все умерли», - говорит А.А. Розе.
Вопрос питания спецпереселенцев решался так: сначала давали карточки, затем отменили и ввели отоваривание за сданную рыбу или пушнину. Существовали так называемые рулоны (от слова «талоны») – на хлеб, на сахар, муку, табак. Легче было тем семьям, в которых было мало иждивенцев и много работающих.
От резкой перемены климата многие болели и умирали. Вполне естественно, что переезд с Волги, Кубани и Прибалтики на Енисей – в район Крайнего Севера - вызвал массовое заболевание цингой. Районная заготконтора заготовила около сотни тонн черемши, и это спасало от цинги.
Другой острой проблемой было жильё. Поскольку действия НКВД были засекречены, местные власти получали предупреждение о прибытии ссыльных в самый последний момент. Никакого специального жилья для них не было предусмотрено, их селили, где придётся. Л.Ю. Мехайнеджидис (Лукиди) со слов матери рассказывает, что сопровождающий высадил их на берег Селиванихи: “Идите куда хотите”. Все приехавшие семьи (Кайогло, Палачиди, Иваниди и другие) поселились сначала в каком-то амбаре.
Е.Е. Кейль (мать Э.Д.Будайчик) рассказывала дочери, что их на первое время поселили в сушилку для хомутов, “там сильно пахло кожей и конским потом, а другие вообще поселились в конном дворе. Всё было занято, перед этим тоже спецпереселенцев привезли.”
Относительно повезло тем, кого высадили в сёлах вдоль Енисея. Многих же высадили прямо на берег тайги., где было два – три дома. Все рыли землянки, но у тех, кто попал в деревню, был хоть маленький, но шанс выжить при поддержке местных жителей. Кто не успел вырыть землянки, погибли в первую же зиму. А. Убиенных пишет, что пришлось использовать старые хозпостройки, стеклить окна, утеплять двери, перекрывать крыши, конопатить, но это было позднее. (Убиенных, А. Страницы жизни //Маяк Севера.- 1992.-15 августа. С.3) Все депортированные вспоминают о землянках. Женщины и девочки копали для землянок небольшие траншеи и заготавливали в лесу мох. Мужчины взялись за топоры и пилы, которых было очень мало, чтобы заготовить лес. Скатывать брёвна к воде через валуны на берегу тоже требовало сил и сноровки. Затем спущенные брёвна сплачивали в плот и приплавляли к станку. На лошадях поднимали брёвна через валуны наверх.
Большая семья строила отдельную землянку, семьи поменьше объединялись по две-три для общей землянки. Для нар собирали доски или жерди.
В деревне Сухая Тунгуска некоторые поселились в ледяном холодном бараке. В таком бараке утеплял комнату для семьи муж Е.А. Кейль (Зигфрид).
Трудно представить, как выжили в землянках. В центре стояла “печь”, сделанная из железной бочки. Позднее умельцы – печники в некоторых землянках складывали плиты из берегового камня. Т.С. Шмидт из рассказов родителей знает, где в Старо-Туруханске были вырыты землянки: в откосе берега Енисея, рядом одна с другой, крыши были закрыты досками, чтобы не провалились идущие по берегу. Сейчас на месте землянок скотомогильник. Л.Ю. Мехайнеджидис помнит, как выглядели землянки: ступеньки из земли спускались вниз, были маленькие окна, а земляные стены укреплены столбами. Не было кухонной утвари. Н.С. Скворцова рассказывает про эстонскую семью с девятью детьми: “Привезли с собой в мешках дрова и огромный мотор из жёлтой жести. Глава семьи наделал из него тарелок типа консервной банки”. “Одежды не было,- рассказывала дочери - М.А. Моор - о тех страшных днях Лидия Александровна Штуккерт(Шляйнинг).- Чтобы не замёрзнуть, обматывали ноги тряпками и прямо на них надевали галоши. Землю копали деревянными лопатами. А ещё и учились. Писали птичьими перьями на бересте. Чернил не было, а вместо них использовали кровь из тушки убитого зайца.”.
Третьей проблемой было трудоустройство, от этого зависела сама жизнь. Рабочих мест на всех не хватало. К тому же депортированные не знали главных местных промыслов (рыбалка и охота). Иногда везло тем, кто имел востребованные профессии. Бабушка Т.С. Шмидт – Целовальникова А.С. - была медсестрой, её взяли на работу сначала в Старо – Туруханскую больницу. “Тиф был во время войны, население вымирало. Бабушка сразу заработала авторитет во время эпидемии, и её пригласили в Туруханск в больницу старшей медсестрой”.
А в основном специалисты различных профессий, уровней и сфер выполняли тяжёлую физическую работу: раскорчёвывали целину, рубили лес, пилили, кололи и возили дрова на лошадях для учреждений, заготавливали дрова для госпароходства; строили жильё, склады, конторы. Работали на покосе, добираясь туда на лодках, закладывали в траншеи силос. Ухаживали за скотом. Добывали рыбу. Часто нужна была предварительная подготовка: специальным неводом из верёвок доставали со дна реки огромные валуны. Рыбалка неводом на озере тоже была не из лёгких: протащить стодвадцатиметровый невод в стоячей воде, заросшей травой и водорослями, - труд адский. Выпутывать рыбу из сети голыми руками нелегко и летом, а женские бригады рыбачили и зимой. За пятнадцать километров ходили на проруби, долбили 6-7 штук 50 см x 1м 20см.
Мина Андреевна Самойлова вспоминает: «Учились и рыбу ловить, да в таких условиях, что сейчас это даже страшно представить. В октябре отогревали ноги, заходя в калошах и обмотках в холодную воду. О каких-то сапогах даже и не мечтали. Учились охотиться, невзирая на лютые морозы» (Савельев, Г. Жизнь, как на ладони// Маяк Севера 2004г.-15 октября, С. ).
М.А. Ковалёва (Ульрих) из всех тягот военной поры особенно помнит рыбалку: «Осенью селёдка идёт, и лёд идёт, а обуви нет. В воду залезешь, а потом, когда рыбу из сетей в лодку выбираешь, и ноги поднимаешь, только чтобы ноги не примёрзли. В первый год 27 октября на осеновку (осенний лов рыбы) поехали, не объехали опечек (песчаный остров посреди Енисея). Местные-то про него знали, а мы нет. Перевернулись. В ватных брюках по грудь в ледяной воде стояли. Когда закрыли колхоз, и нас перевели в Костино, мы рыбу ездили вечером сдавать в Селиваниху за 70 километров. Приедешь, а ноги красные, как флаг. А утром рано снова на рыбалку. А ещё сначала на гребях из Костино нужно было по Енисею вверх подняться на 17 километров».
Спецпереселенцы освоили нелёгкий и опасный труд промысловика (охотника) в северных условиях. Освоили подводный лов ондатры, научились “белковать” (добывать белку). Проводили по месяцу в тайге, привезя на нартах скудные припасы, палатки, печку, постель.
Тяжёл и непосилен был труд голодных людей зимой, но и летом было не легче. Полчища гнуса висели над каждым живым существом. Люди разводили дымокуры везде, без верхонок было невозможно работать. Шили себе колпаки с прорезями для глаз. Если удавалось получить крохотный кусочек марли, то вшивали в колпак напротив глаз и носа.
Четвёртая проблема – психологическая адаптация в новых условиях в результате потрясения от экстремальных условий ссылки, потери социального статуса, потери полной семьи. Тяжёлый физический труд по 10 часов в день в военное время и первобытные бытовые условия часто угнетающе действовали на людей, парализовывали волю к жизни.
Трудолюбивые немцы не ленились, пытались сразу обустроиться “в отличие от греков, которые не хотели работать и не любили по своей натуре, многие из них умерли”,- так говорит О.Я. Штайнбрайс. Дело, наверное, не только в личных особенностях. Все были оторваны от своих корней, большинство не знали русский язык, невозможно было привыкнуть к суровому климату, к непривычным условиям. Но порой депортированные просто не могли приспособиться к новой работе. Например, многие греки были торговцами, а калмыки – это не только рыбаки, но и скотоводы – кочевники. А они были назначены на работу в колхозы или определены на работу, для выполнения которой они не имели подготовки. Поэтому они были слабой рабочей силой, и под бременем штрафов исчезал их скудный заработок, а значит, и средства на жизнь. Поэтому греки и калмыки умирали чаще, чем немцы. Об этом говорят все наши информанты, например, Н.С. Скворцова: “Греки сильно умирали. Гаврил Семерджиди съел выданные кожаные бродни, его “покрыл” Миллер, определил его в бригаду охотников”.
Трудности в общении были большие. Смешение кровей, языков, нравов, обычаев, культур составляло своеобразную неразбериху маленьких станков. Кому посчастливилось добраться семьёй, чувствовали поддержку друг друга. Мамы, видимо, правильно ориентировались, приучали к суровой жизни. Даже бедный паёк надо было уметь делить. Те, у кого родители умерли, были наиболее обездоленными. Последние родственные связи порой рвались искусственно. Например, долго искала свою сестру Доротею Мария Гейнриховна Ихваненко (Фритц). Её младшую сестру удочерила русская учительница, сменив ей имя и фамилию. (Фритц, М. Помогите найти сестру.// Маяк Севера 1990.- 5 июня. С.2)
Нельзя было сохранить традиции. “Сначала говорили между собой на немецком языке. Но потом старались изучать русский. Прибалты ли, калмыки ли, встречаясь, всегда общались на родном языке. Немцы же из-за особого к ним отношения старались говорить по-русски, чтобы меньше быть замеченными... Вот до чего дошло. Потому-то дети и не научились родному языку, никаких обычаев, никаких национальных праздников”.(Между прошлым и будущим/ зап. О. Морквенас. - Красноярский комсомолец.-1989.-11 апреля. С.3)
У детей спецпереселенцев детства не было. 13 – летняя Наташа Гентер перебирала картофель в овощехранилище. В 12 лет Генрих Гроо чтобы не умереть от голоду, начал работать зимой на заготовке дров для учреждений Туруханска. Сергей Шмидт в 14 лет пахал поле на быках. Вышел на работу за хлеб 1 января 1943 г. Андрей Розе, которому 25 декабря исполнилось 12 лет, он бросил обучение в 4 классе, возил на лошадях почту, пассажиров от Мельничного в Мироедиху и Костино, летом рыбачил.
Процесс вживания в новую жизнь был мучительным и долгим.
Наряду с некоторым бытовым устройством сосланные сразу пошли работать в колхозы. Новых колхозов, вероятно, было создано немного, спецпереселенцы вошли в состав уже действующих колхозов. А.М. Ковалёва (Ульрих) вспоминает, что первые спецпереселенцы вошли в Сухой Тунгуске в колхоз «Волна», а сосланные позднее немцы, греки, две семьи финнов вошли в новый колхоз «Восток». «Дали нам в колхоз одну лошадь и одну корову, капканы, верёвки, нитки, куклы для сетей и неводную дель. Так до 44-го и было в одной деревне два колхоза». 51 колхозник нового колхоза были 13-ти национальностей; в т.ч. венгры, литовец, армянка и даже еврей с богатой фамилией Гольдринг – Золотое кольцо.
Мужчины спецпереселенцы входили в звенья рыбаков и охотников. Других расставили по хозяйственным работам: конюх, доярка, заготовители дров для пекарни, школы, Красного уголка. Заготавливали еловые брёвна для распиловки на лодочный тёс, на поплавки для неводов и сетей. Пожилые женщины и подростки распускали крупноячейную дель на пряжу, а затем из неё вязали мелкоячейную дель для приборов и мотни к неводам на тугунов. Но обеспечить всех внутрихозяйственными работами не могли.
На примере одного только колхоза «1 Мая» в д. Мироедихе уже видно, какую помощь району оказали спецпереселенцы. Осенью 1942 года в Мироедихе поселились немецкие семьи Шамнэ – 4 чел., Квинт – 4 чел., Берк – 5 чел., Дубс – 3 чел., Шуппе – 2 чел., Рексиус – 4 чел., Щель – 3 чел., Балмер – 2 чел., Гаак – 2 чел., греческие семьи Палагиди – 3 чел., Арманиди – 4 чел., Иваниди – 4 чел., Фатияди – 4 чел. Население маленького посёлка приняло у себя 44 человека. Всех их нужно было разместить, некоторых обуть и одеть, дать каждому взрослому работу и возможность зарабатывать на жизнь. Прибавка в рабочей силе позволила колхозу расширить количество пахотной земли с 3 га до 15, из них 11,5 были заняты под картофель и другие овощные культуры (приложение 5). В хозяйстве было более 40 голов крупно – рогатого скота, 25 лошадей, постоянно выполнялись плановые задания по добыче рыбы и пушнины. Изобилия не было, но и от голода в Мироедихе никто не умер. (Беспалов, Г. Прощай, Мироедиха, // Маяк Севера 2000. – 7 февраля. С.)
Среди репрессированных были хорошие специалисты. Например, калмыки были хорошо знакомы с рыбным промыслом. Среди них нашлись и умельцы, которые предложили новую технологию обработки тугуна, особый посол в пол-литровых банках. И стала эта продукция деликатесом, впоследствии была организована в правительственный резерв. По-другому стали солить в Янов Стане рыбу момчик из Совречки. Рыбозавод из убыточного перешёл в прибыльное предприятие.
В годы войны Туруханский район добывал и поставлял для фронта ежегодно до 14 тысяч центнеров доброкачественной рыбной продукции.
Ссыльные немцы хорошо знали сельское хозяйство. В колхозе им. Свердлова в Селиванихе увеличились показатели урожайности (приложение 5)Другой пример. В Старо – Туруханске некто Шульц организовал пригородный совхоз. Он много сил и труда вложил в это крайне нужное хозяйство. И, несмотря на большие трудности, у него хорошо получалось. Шульц заложил капитальный фундамент пригородного совхоза, как говорили, на голом месте. Сельхозугодий было в достатке: и сенокосов, и выпасов, и много земли под зерновые, картофель и овощи. Отличительной чертой в стиле работы первого директора было умелое сочетание строительства жилья с развитием производства, освоение земли. Управляющий трестом пригородных совхозов Гужевский, ознакомившись на месте с ходом развития совхоза, оказал большую помощь совхозу в деньгах на капитальное строительство, техникой, стройматериалами, племенным молодняком крупно - рогатого скота и свиней. Через два – три года совхоз обеспечивал районный центр ранней зеленью, молоком, творогом, из года в год увеличивал поставки мяса, обеспечивал все потребности в картофеле и капусте. В совхоз были приняты специалисты из спецпереселенцев: грек агроном, зоотехник, ветфельдшер.
Ещё пример. Ссыльный немец Миллер А.И. – бывший секретарь РК КПСС на Алтае - в пос. Искуп реорганизовал колхоз им. 25-летия Октября. Он получил в госбанке ссуду на строительство жилья, животноводческих помещений и на закуп молодняка крупно рогатого скота. В годы войны на обоих берегах Енисея, особенно на правом, сплошным мостом лежала аварийная древесина. Из этого материала ссыльные немцы построили жильё, телятник, коровник, обеспечили всё хозяйство дровами, распахали конными плугами залежи, посеяли ячмень и овёс, а осенью собрали хороший урожай, обеспечились зерном, соломой и сеном. Одновременно со строительством Миллер организовал несколько звеньев по добыче рыбы, сформировал бригаду охотников. Через три года в колхозе началось производство крупного рогатого скота, приступили к развитию свиноводства. Из года в год хозяйство развивалось и укреплялось, в итоге вышло на одно из первых мест в районе. После отъезда А.И. Миллера колхоз возглавил тоже немец: Штро Яков Михайлович – бывший инженер – строитель Ижорского завода.
Но большинству спецпереселенцев пришлось осваивать новые для себя профессии. Рыбный промысел, земледелие, животноводство – отрасли, в которых трудились наравне местные жители и ссыльные, трудились самоотверженно. 19-летняя Екатерина Кейль работала рыбачкой, помнила, как загоняли их в ледяную воду. Ещё возила вместе с Фридой Кейль на нартах еду работающим в лесу. Охотники исхаживали в день до двадцати пяти километров по тайге. Бригадиру овощеводческой бригады Фриде Ивановне Кемер из Ворогово русской односельчанкой даже посвящены стихи в благодарность за её самоотверженный труд:
Российские женские судьбы…
Что можно о них рассказать?
Её в 41-м пригнали…
Ни есть, ни одеть, негде спать.
Сынок родился, Александр
В том страшном военном году.
А волжские немцы в то время
В Сибири, в суровом краю.
Сыночка она не качала:
В колхозе в то время что труд?
Все дни и все ночи в работе,
Босые же ножки – все в «крусть»
(Толстокулакова, Л. Памяти Фриды Кемер посвящаю // Маяк Севера.- 2005 г. – 7
июля, С.3)
«крусть» (немецкий диалект) – коросты.
Непосильный труд в суровых условиях подрывал здоровье, уносил жизнь. Генрих Батц семь месяцев провёл в красноярском краевом тубдиспансере. Айна Микайните, возившая на лошадях сено, заболела астмой от сенной трухи. Цоль Эдуард, работая разнорабочим, надорвал спину и вскоре умер. Мария Ульрих после рыбалок в ледяной воде до сих пор мучается болями в ногах. Умер, ослабевший, возвращаясь со сбора морошки 15-летний Артур Штуккерт. В Черноостровске в 1943г. умер от язвы желудка Вилюс Микайнис, глава семьи, потому что не было ни врача, ни лекарств.
В Сухой Тунгуске ссыльная молодёжь поставила спектакль «Дурак» на военную тему, а вечерами в Красном уголке переселенцы учили местных вальсу и фокстроту, а сами осваивали северные лихие переплясы и старинные хороводные песни.
В В-Имбатске Л.Э. Шейнмайер украшала школу цветами на клумбах. На Енисейском Севере не было принято украшать дворы и улицы, поэтому Лидия Эдуардовна занималась этим одна с учениками. Школа была на месте церкви, было много камней, и ученики в мешках приносили землю. Новым для жителей В-Имбатска был и балетный кружок, который вела Л.Э.Штейнмайер. Среди спецпоселенцев было много грамотных людей. Гринберг – полковник – в колхозе у А.И. Миллера был своего рода адвокатом: если кого-то наказывали лишением трудодней, он его защищал. «Учительница Гильда Матвеевна (в Туруханске) любила играть на пианино. На большой перемене мы ей поставим лампы, чтобы она ноты видела, а сами танцуем. Так здорово было»! (Шепилова, М. Уже прошло полвека после школы…// Маяк Севера.-2005.-6 августа. С.4)
Принудительное выселение во время Великой Отечественной войны целых народов, подозреваемых в диверсиях, шпионаже и сотрудничестве с немецкими оккупантами до недавнего времени было белым пятном советской истории. Лишь с конца 50-х годов власти признали «бесчинства» и «слишком широкие обобщения», имевшие место при выдвижении столь массовых обвинений. В 60-е годы наконец было восстановлено юридическое существование некоторого числа автономных республик, стёртых с карты страны из-за «сотрудничества с оккупантами». Только в 1972 году представители депортированных народов фактически получили разрешение свободно выбирать место жительства. До середины 60-х годов вся информация о санкциях в отношении «наказанных народов» держалась в секрете: постановления, предшествующие указам 1964 года, никогда не публиковались. Только в Декларации Верховного Совета СССР от 14 ноября 1989 года Советское государство признало, наконец, «преступное беззаконие и варварские акты, совершённые сталинским режимом в отношении принудительно высланных народов».
Во второй половине 50-х годов началась массовая реабилитация невинно осужденных в СССР людей.
Первыми из депортированных народов освобождали литовцев (1954-1956 гг.). Греки освобождались в 1956 г., латвийцы и эстонцы - в 1957-1958 гг. С немцев обвинения в предательстве сняли только в 1964 году. Всем освобождённым чинились препятствия, хотя, по словам Н.С. Скворцовой, в течение недели всех паспортизировали. Многие финны вынуждены были поселиться в Эстонии. Немцам не разрешалось вернуться на Волгу до 1972 года. Вернуться на родину завещала хотя бы одному из четырёх внуков А.С. Шмидт (Целовальникова). А.И. Миллер увёз за собой «целый хвост немцев – специалистов». Только из В-Имбатска уехали в Германию 61 человек.
Те, кто не сломился, и до реабилитации показали себя честными, порядочными людьми, очень трудолюбивыми. Их ценили как организаторов производства. Калмык Горяев Улюмомжи Горяевич – бывший начальник Астраханского треста наркомата рыбной промышленности – возглавлял моторно-рыболовную станцию. Бывший республиканский прокурор Поволжья Вернер Карл Яковлевич был выбран председателем переселенческого колхоза на станке Якуты. И.И. Горн работал в Фарково заместителем председателя колхоза, а в 1960 году решением бюро райкома КПСС был направлен на работу на станок Чулково. Там был избран председателем колхоза имени XVII партсъезда. За свой добросовестный труд Иван Иванович награждён медалью «Ветеран труда» и юбилейной медалью «50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945г.г.» Г. Батц стал писателем и художником (приложение 6). А в окрестностях Селиванихи появилось озеро Батцевское, открытое Генрихом Батц как перспективное место для подводного лова ондатры. Известной в районе была династия речников-судоводителей Шефер: отец Фёдор Фёдорович и сыновья Фёдор и Леонид. Таких примеров можно привести ещё множество.
Никто из спецпереселенцев не спился, не потерял чувство достоинства. У всех большие семьи, дети трудолюбивы, получили образование. В семьях почитают старших. В некоторых семьях дети до сих пор обращаются к родителям на Вы, хотя у самих уже дети и внуки, называющие их на «ты».
Религиозные верования не были переданы. Н.Беккер (Гентер) молилась только, когда была маленькой, при матери. «А что Бог матери дал? В 51 год умерла». У А.Ю. и Л.А. Штуккерт хранятся библии, доставшиеся ещё от родителей, одна – на русском, а другая – на немецком 1908 года издания. Штуккерты свободно читают по-немецки, дочь владеет только русским языком. М.А. Ковалёва (Ульрих) одна в семье соблюдает религиозные требования лютеран. Греческие семьи с сожалением вспоминают, что утратили традиции. Например, в семейные и календарные праздники водку обычно не пили, а если пили, то маленькими рюмочками. Старшее поколение в 50-е годы пыталось напомнить детям их национальность. Тане Шмидт говорили на улице бабушки: «Не забывай, что ты наша. Ты почему языка не знаешь?» Тане было стыдно, но потребности в немецком языке она не ощущала.
Из немецких традиций в семьях младшего поколения сохранилось умение готовить блюда национальной кухни: это - куха (пирог с ягодой) и штрудель (капуста, тушённая с галушками и свиными косточками). В голодные годы немцы сохранили в памяти рецепты. И ещё одна традиция: необыкновенно опрятные дворы и домики немцев. Много лет туристы Советского Союза и туруханцы любовались летней печкой во дворе Фриды Давыдовны и Юста Евгеньевича Кейль (приложение 7). Двор Амалии Фритц носил звание «Усадьба образцового порядка».
Не все спецпереселенцы выехали. Одним было некуда ехать, другие не хотели рушить с таким трудом созданный быт, лишать рождённых в Сибири детей родины. Снова по-живому рвались семьи: одни члены семьи выезжали или на родину, или в Германию, в Грецию; другие остались с семьями в Туруханском районе.
Бывшие спецпереселенцы пользуются определёнными льготами. На них распространяется Федеральный закон «О реабилитации жертв политических репрессий». Закон 122 о монетизации льгот перевёл реабилитированных в категорию региональных льготников. В 2007 году из средств Красноярского края поступило и израсходовано в Туруханском районе по данным управления соцзащиты 498 тысяч рублей на льготный проезд, установки телефонов и возмещение за конфискованное имущество. В 2003г. израсходовано 76.697 рублей. (Соцзащита населения сообщает.// Маяк Севера.-2003.-21 июня. С.2) Дети спецпереселенцев иногда статус спецпереселенцев устанавливали через суд, с помощью свидетелей, как это было с Л.Ю. Мехайнеджидис (Лукиди). То же самое происходило с установлением трудового стажа, ведь многие начали работать в 12 лет.
Массовый отъезд спецпереселенцев нанёс большой удар экономике Туруханского района, поднявшейся в годы войны во многом благодаря притоку депортированных и их подневольному труду. Закрывались колхозы и целые деревни. Только в 70-е годы район стал развиваться, так как главным направлением его экономики стало развёртывание геолого-поисковых работ.
Согласно положениям международного права, депортации по национальному признаку представляют собой разновидность геноцида и к ним не применяются сроки давности.
В ходе исследования были записаны воспоминания спецпереселенцев или их родственников и изучена документальная литература, в результате чего были воссозданы условия жизни и труда депортированных в суровых северных условиях; найдены отличия в рассказах информантов и в документальных источниках. Мы пришли к следующим выводам:
1. Из документальных источников известно, что высылка в Сибирь была проведена в кратчайшие сроки. Рассказы информантов свидетельствуют, что сроки были разными: от немедленного выселения до трёх дней на сборы. Поэтому одни спецпереселенцы ехали практически с пустыми руками, другие везли с собой вещи, давшие им возможность выжить. Так, семья Кейль (Зигфрид) –привезла с собой прялку и швейную машинку, ставшими одним из источников заработка.
2. В одном из документальных источников – краевом учебном пособии по краеведению - написано, что перед депортацией люди сдавали на обменные пункты скот и зерно, получая обменные квитанции. Информанты опровергают это утверждение.
3. В центре семей депортированных оказывались матери, так как главы семей в большинстве были отправлены в трудармию, откуда мало кто вернулся. В семьях финнов – «блокадников», наоборот, главы семей – мужчины призывного возраста и мало детей, т.к. дети из Ленинграда и его окрестностей были эвакуированы раньше.
4. Семьи были, в основном, многодетными, однако иногда в ссылке оказывались и сироты, лишившиеся родственников в пути или в предыдущих местах ссылки.
5. Действия НКВД были засекречены, поэтому местные власти получали предупреждения о прибытии ссыльных в самый последний момент. Никакого жилья для спецпереселенцев не было предусмотрено. Те, кого высадили с теплохода в населённых пунктах, сначала занимали хозпостройки. По словам информантов, это были холодные амбары, сушилки для хомутов, конные дворы, сараи. Другие спецпереселенцы были высажены прямо на берег, с двумя-тремя домами местных жителей. Все должны были рыть себе землянки. Отсутствие жилья и питания стали причинами многочисленных смертей в первые осенние и зимние месяцы 1942 – 1943гг.
6. Депортированные были лишены всех элементарных человеческих прав. Они не могли голосовать на выборах. И спецпереселенцы, и их подрастающие дети должны были оставаться в местах ссылки навечно. Каждый был прикреплён комендатурой к конкретному колхозу и имел соответствующую справку, заменяющую паспорт. Требовалось забыть свой родной язык. Даже разрешение на брак приходилось испрашивать в комендатуре.
7. Надзор за спецпереселенцами осуществляла комендатура, местная власть и уполномоченные на местах. Именно уполномоченные вызывали наибольшую ненависть населения. Страх перед властью сохранялся даже после реабилитации. Осуществлять надзор было легко, так как сама местность была естественной тюрьмой и исключала всякую возможность побега из ссылки. Тем не менее даже за незарегистрированную отлучку на соседний станок следовала уголовная ответственность. Счастливым исключением явилась судьба Ольги Яковлевны Штайнбрайс (Браун), которая самовольно ушла из колхоза на станке Костино в Туруханск. Комендатура разрешила ей поселиться в районном центре и работать в детском саду.
8. Кроме официальных мер надзора, местные власти делили всех на десятидворки, назначали старших, которые должны были специальными донесениями сообщать о всех нарушениях режима.
9. Несмотря на то, что местные власти пытались также сеять рознь между местными и депортированными, большинство местного населения относилось к ссыльным с сочувствием и пониманием, давали кров, помогали материально, учили местным промыслам. Об этом свидетельствуют многие информанты. Однако нигде в документальной литературе нет сведений о негативном отношении местного населения к депортированным, а по свидетельствам наших информантов, такие случаи были. Особенно страдали при этом дети спецпереселенцев. Проблемой были также и заключение межэтнических браков спецпереселенцев и русских.
10. Отношение спецпереселенцев к местному населению тоже было двояким. У незначительной части наблюдались прогерманские настроения, попытки праздновать захват русских городов фашистами. Особенно демонстрировали своё неуважение к русским некоторые спецпереселенцы из Прибалтики. В документальной литературе мы таких примеров не нашли, об этом поведали информанты. Но из их рассказов становится ясно, что большая часть сосланных испытывала чувство стыда за отстранение от борьбы с фашистами, проклинали Гитлера и старались своим трудом внести вклад в победу над фашизмом.
11. Все спецпереселенцы столкнулись с целым рядом проблем. Самым болезненным был вопрос питания. Наши информанты приводят потрясающие душу примеры борьбы с голодом. Однако и здесь были свои счастливые исключения. Умелая организация работы в колхозе «1 Мая» в Мироедихе спасла от голодной смерти все 44 спецпереселенца. Иногда спасение от голода зависело от случайности. По воспоминаниям М.А. Ковалёвой (Ульрих) в устье Сухой Тунгуски вмёрз караван судов с грузом в Норильск. Работа по обслуживанию каравана дала дополнительный паёк спецпереселенцам, голодать не пришлось. Часто причинами голодной смерти были злоупотребления властей, как это произошло на станке Баиха, где от голода и холода погибли в первую зиму 51 из 140 спецпереселенцев.
12. Проблема жилья решалась с помощью целых улиц землянок, построенных самими сосланными. Кто сумел вырыть землянки в первую осень, в большинстве остались живы, остальные погибли. Инструментов на строительство практически не было.
13. Трудоустройство – также одна из проблем. Специфика местных промыслов депортированным была неизвестна, не вдруг ей можно было обучиться. Внутрихозяйственными работами обеспечить могли не всех, далеко не все имели востребованные на севере профессии, невозможно было привыкнуть к работе на морозе зимой и под гнусом – летом. Чего стоила одна только добыча рыбы в ледяной воде при отсутствии обуви и одежды.
14. Психологическая адаптация в новых условиях была трудной в результате потрясения от экстремальных условий, потери социального статуса и полной семьи, незнания многими русского языка, оторванности от своих корней.
15. Полиэтнический состав спецпереселенцев не стал преградой для оказания спецпереселенцами помощи друг другу: помощь в спасении от голодной смерти, опека и удочерение сирот – такие примеры приводят наши информанты.
16. В годы Великой Отечественной войны спецпереселенцы внесли немалый вклад в выполнение районом государственных планов по добыче рыбы и пушнины. Прибавка в рабочей силе позволила увеличить площадь пахотных земель, сенокосов, сдачу сельскохозяйственной продукции, развивать животноводство, строительство.
17. Экономика района в годы войны развивалась экстенсивным путём, т.е. за счёт освоения новых ресурсов с помощью дешёвой рабочей силы спецпереселенцев. Массовый отъезд спецпереселенцев после реабилитации нанёс большой удар экономике района. Закрывались колхозы и целые деревни, заброшены пахотные земли.
Великой была моральная сила спецпереселенцев. Всё вынесли, выстояли, не озлобились. Приноровились и к жизни в тайге, обзавелись хозяйством. Трудолюбие и добропорядочность помогли состояться новым поколениям теперь уже сибирских немцев, греков, прибалтов.
Вывод: исследование жизни и труда спецпереселенцев на территории Туруханского района Красноярского края проведено объективно. Цель работы достигнута.
Работа имеет практическое значение. По собранным материалам оформляется стенд в музее ЦДЮТ «Аист». Результаты работы можно использовать на уроках истории в школе. Состоялось обсуждение работы старшеклассниками ЦДЮТ «Аист». Материалы работы переданы в фонд районного архива и в районный краеведческий музей.
1. Батц, Г. 1418 и ещё один день.- Абакан: Стрежень, 2003.- С.175, 295
2. Батц, Г. Твой дом – Абакан: издательство Хакасского государственного
университета им. Н.Ф. Катанова, 1998.-С.3, 26
3. Белоусова, Ж. Вот тогда – то вдовы и седели…// Маяк Севера.-2000.- 9 мая. С.
2
4. Беспалов, Г. Прощай, Мироедиха, // Маяк Севера 2000. – 7 февраля. С.
5. Войтоловская, А. Сосланы навечно… // Полярные горизонты. Т.4.-Красноярск:
Красноярское книжное издательство – 2000.- С.121-122
6. Книга Памяти жертв политических репрессий Красноярского края. Т. А-Б.
Красноярск: Издательские проекты. 2004.- С.101.
7. Коваленко, Р. Немецкая зона //30 октября 2005.-№ 59.- С.8
8. Красноярье: пять веков истории, ч.2.-Красноярск: Платина, 2006.-С.79
9. Кродерс, Г. Живу и помню // Полярные горизонты. вып. 3.- Красноярск:
1990.-С.124
10. Кугультинов, Д. За принадлежность к калмыцкой национальности.// Норильский
мемориал. – Норильск: 1996 г. – С.19
11. Между прошлым и будущим/ зап. О. Морквенас. - Красноярский
комсомолец.-1989.-11 апреля. С.3
12. Орионова, Н. Есть женщины в русских селеньях…// Маяк Севера.-2005.-7 мая.
С.14
13. Переселение народов / Энциклопедия для детей. История России XX век. Т.5
ч.3.- Аванта + М., 1995 г. С.569
14. Россия XX век. Советское общество: возникновение, развитие, исторический
финал. Т.2. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 1997.-
С.225
15. Савельев, Г. Жизнь, как на ладони// Маяк Севера 2004г.-15 октября, С.
16. С берегов Волги на берега Енисея // Красноярье: пять веков истории. Ч.2.-
Красноярск: Платина, 2006.-С.79
17. Толковый словарь русского языка конца XX века. Языковые изменения.
Российская Академия Наук Институт лингвистических исследований.-Санкт –
Петербург.: Фолио – Пресс, 2002.-С.203
18. Толстокулакова, Л. Памяти Фриды Кемер посвящаю // Маяк Севера.- 2005 г. – 7
июля, С.3
19. Убиенных, А. Страницы жизни // Маяк Севера.-1992.-13 августа. С.4., 15
августа, С.3
20. Фритц, М. Ищу сестру и родственников. // Маяк Севера.- 1991.- 22 января.
С.3.
21. Фритц, М. Помогите найти сестру.// Маяк Севера 1990.- 5 июня. С.2
22. Хозяйственные книги Туруханского районного архива
23. Чёрная книга коммунизма / пер. с франц. – М.: Три века истории, 2001.-С.218
24. Шепилова, М. Уже прошло полвека после школы…// Маяк Севера.-2005.-6 августа.
С.4
Обзорная карта Туруханского района
Фотографии из архива семьи Сембиевых
Зигфрид Е.Я.
1921г
Слева направо:
Кучеренко (Фритц) Екатерина,
Кейль (Зигфрид) Екатерина
Адамовна,
Вольф Елена
Фёдоровна, Фритц (Арнольд)
Елизавета
Эльза Джамбуловна
Будайчик (Сембиева)-
внучка Е.А.Кейль (Зигфрид)
с семейными реликвиями
Люда Котиева - автор
исследовательской
работы «Спецпереселенцы
в Туруханском районе
Красноярского края"
Фотографии из архива семьи Ульрих
Доротея и Александр
1918 г.
Александр Христианович
с сыном Христианом,
Доротея Каспаровна
с сыном Александром,
в средине - Альвина,
вверху – Мария
г.Энгельс
июль (август) 1928 г.
Мария Александровна Ковалёва (Ульрих)
во дворе своего дома чистит рыбу
с. Туруханск
Мария Ульрих (вверху , справа) -
учащаяся кооперативного техникума
г. Энгельс 1940г
Ульрих Доротея Каспаровна,
Альвина Старцева (Ульрих),
Мария Ульрих – нижний ряд,
слева направо
Александр и Христиан Ульрих-
вверху, слева направо
с. Туруханск.
Фотографии из архива семьи Шмидт
Андрей Генрихович Шмидт (38 лет)
перед отправкой в трудармию
1941 г.
Фотография прислана из ФСБ
Сергей Андреевич Шмидт с сестрой Валентиной 1952 г.
Шмидт (Целовальникова)
Анна Сергеевна
09.11.1959 г.
Вклад спецпереселенцев в хозяйство колхоза «1 Мая» станок Мироедиха
Показатели урожайности в колхозе им. Свердлова
д. Селиваниха
(в ц/га)
1941 год 1945 год
Творчество Генриха Генриховича Батца
Фотографии из архива семьи Кейль
На крыльце домика Кейль. Слева направо: Ковалёва (Ульрих) М.А.,
Кейль Ю.Е и. Кейль (Фритц) Ф.Д
Кейль Юст Евгеньевич во дворе дома. с. Туруханск
Встреча бывших спецпереселенцев
Вверху – Ульрих Александр Александрович
Справа налево, второй ряд: Лендлер Вениамин, Кейль Фрида Давыдовна, Фритц
Виктор,
Ульрих Эрна Генриховна – жена Ульрих А.А., Ульрих Христиан Александрович
Нижний ряд: Кейль Юст Евгеньевич, Лендлер Пана.
Мужчина второй справа и женщина последняя справа – неизвестны.
/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»