Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

Две семьи – одна судьба


Панкеева Анастасия, Курагинский район, с .Алексеевка, 11 класс МОУ Алексеевская СОШ №9, НОУ «Поиск»

Петрухина Мария, Курагинский район, с. Алексеевка, 11 класс МОУ Алексеевская СОШ №9, НОУ «Поиск»

Научный руководитель: Романченко Мария Васильевна,

Алексеевка 2007

Введение.

В 2008 году исполняется 100 лет нашему переселенческому селу Алексеевка, что в Курагинском районе. Село наше богато традициями, которые бережно сохраняют и переселенцы, и наши краеведы. Но все меньше остается очевидцев тех исторических событий, в том числе и тех, которые ломали и корежили судьбы людей, а помнить об этом надо. Поэтому мы, научное общество « Поиск », на счету которого 5 исследовательских работ – призеров Всероссийского конкурса старшеклассников «Человек в истории. Россия - ХХ век», поставили перед собой задачу – написать историю своего села. Временные рамки у нас ограничены, т.к. люди - очевидцы тех событий, очень быстро уходят от нас, а архивных документов очень мало.

Но, тем не менее, отправной точкой наших исследований являются все же архивные документы, которые мы находим в нашем районном архиве, а так же воспоминания очевидцев или членов их семей, семейные фотографии, письма, различные справки и т. д. Второй год мы пишем устную историю, т. е. записываем живые голоса людей, это очень ценный и интересный материал.

Цель данного исследования – проследить судьбы людей, которые своим трудом создали свое хозяйство, а потом были незаконно раскулачены, лишены гражданских прав, и раздавлены страшной государственной машиной репрессий.

Но что особенно страшно, в деревне началась 2-я «гражданская война», когда беднота, поощряемая властями «сверху», стала творить беспредел в отношении своих более зажиточных односельчан. В своих работах мы используем материалы из личных дел репрессированных, есть там клеветнические доносы и оговоры, но т. к. наши работы размещены в Интернете, мы не указываем полные фамилии людей, писавших их, а ставим только буквы. Ведь их потомки ни в чем не виноваты.

Наш рассказ пойдет о двух семьях – Ганенко Дмитрия Прохоровича, семья которого была выслана в Нарымский край, где погибла почти половина ее, и Сошенко Авраама Ивановича, который был расстрелян в Минусинской тюрьме в 1937 году.

1. Судьба семьи Ганенко

Семьи приехали из Черкасской области, что на Украине, в 1908 году. Непосильным трудом подняли целину, распахав под пашню по несколько десятин земли, обзавелись хозяйством, живя в землянках, строили дома.

Семья Ганенко приехала в 1908 году из Черкасской области, что на Украине. Дмитрий Прохорович, 1881 года рождения, жена – Дарья Яковлевна, 1888 года рождения и бабушка, Марта Карповна. Живя, поначалу, как и все, в землянке, семья обзаводилась хозяйством, начали строить дом. Появились дети: в 1910 году – Ольга, в 1916 году – Петр, в1923 году – Михаил, в 1926 году – Нина, в 1928 году – Василий (умер, не прожив и года), в 1931 году - Алексей.

Родители, бабушка были, как и большинство в деревне, людьми практичными, работящими. Да и старшие дети были хорошими помощниками. Хозяйство росло, строили дом, бывало, сами ходили на заработки или нанимали временно работников в свое хозяйство.

Государственная политика в отношении крестьян, начиная с 1921 г.- (НЭП), позволила увеличить посевные площади за счет аренды земли, применять наемный труд, и распоряжаться излишками продуктов после уплаты продналога. Это создавало материальный стимул для увеличения производства сельскохозяйственной продукции.

Так, к 1928 г. в хозяйстве у Дмитрия Прохоровича и Дарьи Яковлевны было: 4 лошади, 4 головы крупнорогатого скота, 10 овец, 2 свиньи, 12,75 га посева и машина - жнейка, купленная в первые годы НЭПа. Правда, и едоков было семеро при двух работающих. Доход от хозяйства за этот год составил 645 рублей, с которых было уплачено 209,71 рубль налогов, это примерно третья часть от дохода.1 Как видим, хозяйство никак нельзя назвать кулацким.

В это время в СССР ускоренными темпами шла индустриализация. Средства рассчитывали получить, в основном, за счет крестьян. Ведь и раньше помещики сколачивали свои капиталы, продавая хлеб Европе: «Пусть не доедим, зато вывезем». (Не доедали, правда, только крестьяне). И теперь, Сталин задумал, продавая сельхозпродукцию за границу, собрать необходимые суммы для ускорения индустриализации. Попутно появлялась возможность раз и навсегда искоренить среди крестьянства вольный дух, всецело подчинив его воле ВКП(б) и Иосифу Сталину. Но для этого крестьян нужно было согнать в колхозы и совхозы, чтобы удобнее было изымать продукты их труда, сохраняя видимость законности.

За 1929 год были собраны сведения обо всех кулаках и просто неугодных власти крестьянах. (Создание колхоза «Степной Пахарь» подробно описано в работах Е. Буяновой «Взгляд в прошлый век» (Сибирское село 20-30-е годы), А. Сметанина «Сибирское село – годы коллективизации»).

В Алексеевке в такие списки попали те, кто имел сельхозмашины - жнейки, молотилки или использовали когда - либо наемный труд. Сколько низкого, подлого обнаружилось в людях при составлении таких списков: стремление отомстить за какие-то давние обиды, выместить злобу и зависть, решить свои материальные проблемы за чужой счет.

Сначала всех, объявленных кулаками, внесли в списки на лишение избирательных прав, а это было первым шагом к раскулачиванию. Но, видимо, в списках было столько перегибов, что Курагинский РИК их не утвердил и лишенных права голоса в избирательных правах восстановил. Действительно, согласно «Карточке лишенного избирательных прав»2, хозяйство Дмитрия Прохоровича было чисто середняцкое. В хозяйстве имелась жнейка, которая в аренду не сдавалась. По найму рабочей силы (что являлось основным показателем для лишения избирательных прав), был указан один батрак на сезонные работы. В деревне это было естественным явлением: молодые семьи, имея малолетних детей, нанимали «помочь» - помощников на сезонные работы из числа родственников или просто посторонних людей.

Но не тут – то было. Радикально настроенные представители бедноты, которые теперь были членами сельского совета или просто усвоившие советские лозунги, не могли потерпеть такой «несправедливости».

После того, как сельский совет объявил о восстановлении «лишенцев» в избирательных правах, в тот же день, 5 июня 1929 года, последовало заявление в Курагинский РИК и Райисполком от гражданина Федора Л., в котором он с возмущением пишет, что кадры с/с слишком лояльно относятся к тем хозяевам, которые могут быть раскулачены, но теперь восстановлены в правах. Он указывает, что «сейчас проходит ударная кампания по хлебозаготовкам и по выявлению объектов обложения», и восстановление в правах «может повлиять на это мероприятие», поэтому … «восстановлять ни в коем случае нельзя»… (здесь и далее орфография сохраняется). Федор Л. в своем заявлении идет дальше, он предлагает «лишить избирательных прав и привлекать к ответственности даже их потомков», т. е. речь идет обо всех членах семей лишенных избирательных прав. Но главный акцент Л. делает на то, что «в 1919 году, во время «колчаковской реакции» Ганенко служил в дружине и через его руки был убит ценный советский работник».3 Эти слова читающий районный чиновник подчеркнул красным карандашом. Все. Машина репрессий закрутилась.

Дмитрий Прохорович пишет жалобу в Минусинский ОИК (Окружной Исполнительный Комитет), по поводу необоснованного лишения его избирательных прав. В своей жалобе он указывает, что «дружинником был по выбору сельского общества, и никакими активными или пассивными действиями против коммунистов себя не заявлял».4 Также он указывает, что «будучи дружинником, скрыл от белых, красного Семена Козюрина, гражданина с. Шалоболино, а также Будима».

Действительно, Семен Козюрин в своей справке от 13.05.1929 года подтверждает, что «во время «колчаковской реакции» скрывался некоторое время у Ганенко в дому, о чем тот знал и не выявил моего укрывательства».5

Минусинский ОИК срочно требует представить все материалы по лишенному избирательных прав - Ганенко.

Сельский совет представляет «Карточку лишенного избирательных прав», в соответствии с которой, хозяйство Ганенко является чисто середняцким.

Сельский совет 5.06.1929г. также дает справку о том, что «Заседание сельского совета от 31/V считает лишение избирательных прав Ганенко Д.П. нецелесообразным, потому что Ганенко был дружинником при Колчаке выбран общим сходом, а за существование советской власти ни в чем замечен не был».

Председатель с/с – Лисица, секретарь – Будим.6

Но машина репрессий уже работает. И в Курагинском РИКе изучают заявление Федора Л., где, как мы помним, красным карандашом подчеркнуты строчки: «через его руки был убит один ценный советский работник». Дальнейшими проверками чиновники себя не обременяют. 17.06.1929г. в Минусинский Окрисполком уходит справка от Курагинского Райисполкома о том, что «Ганенко Дмитрию Прохоровичу в восстановлении в избирательных правах решением президиума (РИК) от 11 июня 1929 г. (протокол №12 п.19), как принимавшему активное участие в Колчаковской реакции, отказать».

Зам. Председателя РИК – Кожухов.

Секретарь – Найданов.»7

О чем, собственно, шла речь, о каком «советском работнике»? Из различных заявлений известно, что в 1919 году, когда данная местность находилась под контролем армии Колчака, произошел такой случай. Из д.Галактионово через Алексеевку в с.Шалоболино в штаб к белым вели красноармейца или партизана (Кийкова), который по дороге сбежал. Алексеевских дружинников, (выборных от общества), собрали на поиски беглого. Ганенко Дмитрий на него и наткнулся. Белые взяли беглеца и увели в Шалоболино, а там расстреляли.

Как оценить этот поступок? Ведь о нем никто не вспоминал и в деревне до тех пор, пока не встал вопрос о раскулачивании, а вот теперь - то стали собирать все факты, которые бы помогли расправиться с человеком, подвести его под раскулачивание.

Один из членов с/с (Касьянов), составил характеристику на Дмитрия Прохоровича, в ней прослеживается цель – расправиться с человеком и его семьей. В характеристике Ганенко называется зажиточным кулаком. Посев его указывается в размере 4 дес. в 1930 г. и 3,86 дес. в 1931г., а в 1928 году указано 15 дес. (согласно справке с/с мы знаем, что семья не засевала больше 12 дес.) Причиной сокращения посева называется то, «чтобы не замечали его кулаком». Естественно, зная о намерениях бедняцкого комитета «подвести его под раскулачивание», хозяин сократил и посев, и хозяйство, и пошел работать в совхоз, образованный между селами Джирим и Курганчики. Член с/с, дающий характеристику, идет дальше. Он обвиняет Ганенко в убийстве партизана. Вот эти строки: в «1919 году Ганенко служил добровольно в белой дружине Колчака, в которой убил не за что партизана, скрывавшегося от белых; уходил партизан степью; Ганенко заметил, нагнал и убил не за что. И агитирует против колхозного строительства, бузит на каждом групповом собрании: «Неправильная линия партии», говорит Ганенко Дмитрий».8 (Имеется подпись члена с/с, составившего характеристику и подпись председателя с/с).

Мы видим, как извращены факты, как будто характеристика писалась под диктовку или по чьему-то заказу. И главное в ней даже не ссылка на убийство, а именно последние строки о «неправильной линии партии». Теперь человека можно подвести под статью 58-1 о контрреволюционных преступлениях. «Контрреволюционным признается всякое действие, направленное к свержению, подрыву или ослаблению власти рабоче–крестьянских Советов и избранных ими…рабоче-крестьянских правительств Союза СССР…». (Особенная часть УК РСФСР 1926 г.)9

Из ранее изученных нами документов известно, что он служил в дружине по выбору общества и никогда об убийстве никто не говорил.

В личном деле есть еще заявления, но ни в одном из них также ни слова об этом инциденте. К тому же, как видим, характеристика подписана одним членом с/с и одним председателем (Мансуровой) даже без секретаря. А ведь такие документы должны были утверждаться собранием бедноты или заседанием с/с.

Почему так активизировались сельские активисты? Еще в январе 1928 года Сталин начал рассылать местным партийным работникам телеграммы, в которых требовал применять жесткие меры по отношению к кулакам.

В марте 1929 года, по предложению Кагановича, был введен новый способ выколачивания хлеба из состоятельных крестьян. Для этой цели рекомендовалось использовать сельскую бедноту, которая кинулась грабить своих земляков. В деревнях установился беспредел, который поощрялся коммунистическим руководством.

В феврале 1930 года был опубликован приказ № 4421 заместителя председателя ОГПУ (Особое Государственное Политическое Управление) Г. Ягоды «об участии ОГПУ в проведении коллективизации, арестов кулаков и беспощадного подавления любого сопротивления проводимым мероприятиям».

Вот теперь, видимо, началась вторая волна преследований. Собираются новые факты на т.н. кулаков, а теперь еще и «лишенцев». Все, кто когда-либо отрабатывал хозяевам жнеек и молотилок за их использование на своих наделах, теперь названы батраками, все часы и дни, отработанные за машину, подсчитаны и получилась «эксплуатация» в размере десятков и сотен человеко - дней в год. Об этом говорится, в так называемых «подписках» этих «батраков», которые начинаются со слов: «знаю, что в хозяйстве такого-то работали такие-то люди» и указывается, кто и с какого времени работал. Таким образом, в батраки были записаны те, что жили на квартире и, естественно, вместо платы помогали по хозяйству; родственники, помогавшие на сезонных работах; и, конечно, те крестьяне, которые отрабатывали по 3-4 дня за жнейку - вязали снопы. Имея на руках такие документы, а теперь и партийные распоряжения «сверху» об ужесточении политики по отношению к зажиточным крестьянам, Минусинский Окружной Исполнительный Комитет в восстановлении в избирательных правах Дмитрию Прохоровичу отказывает, как «принимавшему активное участие в Колчаковской реакции». Напрасно заседание группы бедноты 1мая 1930 года под председательством Чулымова, пытается заступиться за него, указывая что «Ганенко Д.П., не эксплуатировавшего чужого труда и как выборного дружинника от общества, не являющегося руководителем, из списков лишенцев исключить». (Председатель с/с - Лисица, секретарь - подпись неразборчива. (Лисица П.К. - автор).10

В 1929(31?) году семья была раскулачена и выселена из своего дома. Раскулачивание сопровождалось неприкрытым грабежом и издевательствами. Пока семью не выслали из деревни совсем, жили в чужой землянке. Глава семьи в это время работал в совхозе, (созданном в конце 20-х годов и находящимся между деревнями Джирим и Курганчики). Питались тем, что удалось припрятать у соседей и родственников накануне раскулачивания, и теми крохами, которые приносил отец из совхоза.

По воспоминаниям Масюк Нины Дмитриевны, дочери Дмитрия Прохоровича, высылали их из села в году 32-ом, точно не помнит, но младшему братишке в ту пору было годика полтора, а родился он в 1931 году. Всего по Алексеевке было раскулачено 70 семей.* Везли их всех: Ганенковых, Леусевых, Мординых, Донцовых и др. сначала конным обозом до Абакана, потом в телячьих вагонах по железной дороге до Томска, а оттуда по Оби на барже до реки Васюган, деревни Огнев Яр, что в Нарымском крае, Карасокском районе. Питались в дороге тем, что брали с собой.

Довезли, высадили на берегу, на пустом месте и сказали: «Живите, как хотите». Сначала построили временное жилье – балаган, а к зиме срубили дом с печкой и с нарами. Родители, старший брат и сестра работали в тайге на заготовке леса по заданию государства. Младшие – Миша и Нина, сидели дома, топили печь, таяли снег, т. к. вода в реке была плохая, и толкли старые пни - гнилушки, чтобы потом их добавлять в муку, из которой пекли лепешки. Паек давали работающим и иждивенцам – мукой. Алеша, младший братишка, умер, не прожив на новом месте и месяца. Вскоре умер отец. От непосильного труда и голода был очень слаб, а пошел через Васюган менять остатки каких-то вещей на продукты у местного населения и назад уже дойти не смог, упал и замерз. Было это, еще когда жили в балагане, т. е. глубокой осенью или в начале зимы. Мать умерла вскоре после отца. Стараясь сберечь остальных детей, паек свой заработанный отдавала им, а сама все больше слабела от голода и непосильной работы. После смерти матери Мишу и Нину забрали в детский дом, припугнув старших детей: - не отдадите - не будут давать на них паек, а это - голодная смерть.

Детский дом был расположен выше по реке Васюган. Нина Дмитриевна помнит, что брат с сестрой навещали их. Там Нина пошла в первый класс. Мальчики жили отдельно от девочек, но на переменах встречались с братом. Добрую тетю – повариху все звали мамой. Питались скудно, но не голодали. В детском доме был свой огород – дети сами пололи грядки. Ездили в лес за черемшой, ягодами. За непослушание наказывали - лишали ужина.

Два года дети прожили в детском доме. Затем старшие дети написали родственникам в Алексеевку, что детей можно брать «на поруки». Тетки по матери - Кривовяз Фекла Яковлевна и Войтюкова Ефросинья Яковлевна, взяли детей в свои семьи. У Феклы и Еремея и своих было пятеро, у Ефросиньи - восемь своих и теперь еще Миша.

Ольга и Петр бежали в 1936 году с места поселения, их вернули, они бежали снова. Наконец, по распоряжению комендатуры, их отправили в Алексеевку, но работы никакой не давали, т. к. документов у них не было. Петр пишет жалобу в Курагинский РИК, с просьбой восстановить их в гражданских правах и выдать документы, «чтобы поступить на работу и кормить остальных детей».11

Алексеевский сельский совет пишет «Характеристику на кулачат Ганенковых», в которой указывает: «т. к. во время лишения избирательных прав они были несовершеннолетними иждивенцами отца, с их стороны эксплуатации не было».12

18 июня 1936года их ходатайство удовлетворили и восстановили в избирательных правах. Но один из родственников, колхозный активист, не хотел, чтобы они жили у них, поэтому Петр и Ольга поехали работать в соседний совхоз, где и прожили до 1939 года, забрав к себе малолетних детей. Накануне войны переехали в родную деревню, откуда Петр и Михаил ушли на войну. Петр погиб, а Михаил остался служить на сверхсрочной в городе Хабаровске. Нина в годы войны работала в колхозе, награждена медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны» а Ольга, ставшая инвалидом второй группы еще со ссылки, жила с семьей Нины до самой смерти.

2. Сошенко Авраам Иванович.

Подобная история произошла с Сошенко Авраамом Ивановичем, 1883г. р., приехавшего с семьей в 1908 году из села Песчальники Каневского уезда Киевской губернии. В 1918г. он женился на Заика Лукерье Потаповне. В семье родились дети: в 1919г. - Ульяна, в 1921г. – Евдокия, а в 1923г.- Александр. Молодые стали строить дом на три комнаты. Чтобы купить строевой лес, Лукерья выращивала огородные культуры на семена, в деревне это называлось «на высадки», а молодой хозяин менял их в тайге на лес. На стройматериалы шли и доходы от домашнего хозяйства, себе приходилось отказывать во многом. Строительство продвигалось медленно, постепенно. Сначала одранковали одну комнату тонкими осиновыми ветками, заштукатурили глиной, смешанной с соломой. Затем вторую, а третью комнату доделать не успели – из дома их выселили в годы раскулачивания. Авраама обвинили в эксплуатации батраков и в том, что он эксплуатировал жителей села, используя жнейную машину, но, изучая документы, мы наткнулись на опись имущества семьи Сошенко, сделанную при раскулачивании. Согласно описи, хозяйство Сошенко, как и хозяйство Ганенко, являлось чисто середняцким. Судите сами: в хозяйстве была пара лошадей и подросток, корова и подросток, одна свинья, одиннадцать овец, четыре курицы. В хозяйстве так же имелась пасека от 3 до 9 ульев. До 1930 года имелась подержанная жнейка, которую он вынужден был продать за «павшего» коня. Посева более 6-ти десятин никогда не было.13 Откуда же взялись 250 человеко-дней в год наемных работников, о которых пишет беднота в подписках? Сам он в своей жалобе в Курагинский РИК по поводу незаконного лишения его избирательных прав объясняет это вот как: «В 1919 году в хозяйстве жила по найму работница, т.е. в то время, когда я был в побегах от белых во время Колчаковской реакции, (справки прилагаю) будучи, жена с грудным ребенком, вынуждена была прибегнуть к найму работницы. В 1923 году опять была няня 2-3 недели во время уборки». Давайте порассуждаем: зачем при посеве в 6-ть десятин и таком небольшом хозяйстве понадобилось 250 человеко-дней наемного труда батраков? Что это - оговор односельчан, выполняющих заказ властей, или стремление местной власти выполнить план по раскулачиванию, спущенный сверху? Могло быть и то и другое.

В отличие от Ганенко Д.П., Сошенко А.И. был одним из первых организаторов коллективного хозяйства, созданного в Алексеевке, а именно ТОЗА. В 1928г. в селе Алексеевка было образовано Товарищество по Обработке Земли «Крестьянское ядро», в которое вошли владельцы сельхозмашин. Его имущество состояло из молотилки восьмиконной с подсевом, жнейки – самосброски, сенокосилки, конных грабель, веялки, мельницы.14Одним из организаторов и руководителем этого общества, был Сошенко А. И.. А на момент раскулачивания он был членом колхоза, пасечником. Что же случилось с колхозным активистом?15

Вспоминает дочь Авраама Ивановича, Бабич Ульяна Авраамовна, 1919г. рождения: «однажды, по заданию колхоза, отец поехал в какой-то поселок за семенами. Дело было накануне выходных и работников склада уже не было, нужно было ждать до понедельника, а эти два дня лошадь кормить было нечем, вот тут отец и сказал в сердцах: «Что это за советская власть, если лошадь покормить нечем». Естественно, такие слова были услышаны и переданы, кому следует. А тут еще план на раскулачивание «сверху». Это совпадение и привело к роковым последствиям. Сошенко, как имевшего в прошлом машину - жнейку и «эксплуатировавшего» батраков, а так же двух его братьев, владевших на паях мельницей, объявили кулаками и приняли решение раскулачить и выслать из деревни.

«Описывать имущество и изымать его пришли накануне Святого Христова Воскресенья, - вспоминает бабушка Ульяна, - мать как раз собиралась печь куличи и сдобную стряпню. Так забрали даже квашню с тестом. Все то, что описывали, сразу выносили и складывали в телегу». Она помнит, как страшно кричал ее младший брат, ухватившись за спинку деревянной кровати, недавно сделанной отцом, которую выносили из избы сельские активисты.

Лишив семью всего имущества, их выселили из избы. Жить пришлось в семье родственников – у Екатерины и Трофима Романченко. Отца же и его двух братьев – Трофима и Николая, вскоре арестовали прямо на колхозном собрании, обвинив во вредительстве. Якобы, Авраам «поморил колхозных пчел». Бабушка Ульяна вспоминает, как отец, выслушав, приговор о своем выселении из деревни, обратился к уполномоченным из района: «Я никого не убил, не ограбил, дайте хоть с семьей попрощаться». Попрощаться разрешили. «Долго мы все стояли на дороге, по которой уводили нашего папочку и двух его братьев, а наших родных дядей, - говорит бабушка Ульяна, - и горько плакали.

В Курагине состоялся суд, который приговорил их к 10 годам принудительных работ за пределами района. Отца поместили в изолятор Минусинской тюрьмы и поручили следить за пасекой. А семья наша – мать и трое детей, из которых я была старшей, поселилась в небольшом домике над протокой, за которой и была пасека. Помню, мы плавали к отцу на лодке через протоку.

Жили очень скудно, впроголодь. Отец искал по городу работу для меня, ведь я была старшая в семье, но для «таких», как мы, работы «не было». Наконец, собрали нас, подростков, человек шесть и заставили спрямлять русло реки Минусинки. Дело было в сентябре, уже картошку выкопали, а мы все босиком, полураздетые, а вода холоднющая, лопатами копали русло и бросали мокрый тяжелый грунт на берег. Ноги от холода заходились – мы выйдем на берег и растираем их, растираем, а сами плачем: за что нам такая доля тяжкая выпала. А на другом берегу работали взрослые – тоже русло копали, видно, такие же лишенцы, как и мы. В конце рабочего дня выдавали паек за работу – вот и вся оплата. Папочка наш тоже делился с нами своим пайком, когда приходил к нам днем, а на ночь – то уходил в тюремный изолятор. С наступлением зимы, нашли мне работу няньки у какого – то чиновника с двумя детьми. Утром они с женой уходили на работу, а я должна была помыть посуду, полы в четырех комнатах, постирать белье, и каждый день помыть в чулане, где держали поросенка. (Так как в городе процветало страшное воровство, люди держали мелкий скот в доме). Да и дети, само – собой, на мне. Одно

Вскоре отцу вышло послабление и нам всем разрешили вместе с отцом переехать в совхоз, недалеко от Алексеевки, вспоминает Ульяна Авраамовна. (Скорее всего это 2 ферма Тубинского совхоза - автор). Было это году в 35-м. И опять мне, 15- летней, нашлась работа, которой не позавидуешь – дояркой на ферме. А ведь отношение к нам, лишенцам, было особое. Собрали мне всех тугих да неспокойных коров. К концу рабочего дня не чувствовала ни рук, ни спины, а надо было стараться, чтобы не лишиться куска хлеба. Но через несколько месяцев от переутомления свалилась и долго тяжело болела.

К этому времени отца и всю нашу семью признали незаконно раскулаченными и незаконно лишенными избирательных прав и мы, наконец, вернулись в Алексеевку, но ни дом, ни имущество никто нам, конечно, не вернул. Жили вначале в доме родственников, который стоял пустой, т. к. мой дядя – Игнат Заика, испугавшись возможного раскулачивания, посадил семью в короб, побросал кое- что из вещей и увез всех в дальнее таежное село Зизезино. Так и переждали там страшные времена, а потом вернулись домой, в свою хату. Но наши беды были еще впереди».

2 июня 1937 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «Об антисоветских элементах». Этим постановлением было принято решение о создании «троек» с широкими полномочиями при республиканских и региональных управлениях НКВД. Для регионов были установлены лимиты по первой (расстрел) и второй (заключение в лагерь) категориям. Политбюро утвердило приказ № 00447 по НКВД «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». По Красноярскому краю выделенные лимиты составили: первая категория – 750 человек, вторая – 2500 на июль 1937 года.16 Это значит, что всех подозрительных, а бывшие «кулаки» в деревне таковыми и являлись, можно было отдавать под суд «троек», выполняя планы «сверху», в соответствии с лимитами.

Авраам Иванович был арестован 10 июля 1937 года органами НКВД «по обвинению в проведении антисоветской агитации и вредительстве». (Из материалов ФСБ РФ).17 Семья до 1992 года не знала о его судьбе. Только когда был принят закон о восстановлении в правах репрессированных и членов их семей, его дочь, Ульяна Авраамовна и внуки узнали, из материалов ФСБ РФ, что «…постановлением тройки УНКВД Красноярского края от 24 августа 1937 года Сошенко А.И. назначена высшая мера наказания - расстрел, который был приведен в исполнение 2 сентября 1937 года в г. Минусинске. О месте захоронения в материалах архивного уголовного дела сведений не имеется». (Из материалов ФСБ).18

В. Сиротинин в «Книге памяти» пишет: «Как проходили эти расстрелы, знать нам не дано. Известно, однако, что начальник Минусинского сектора НКВД Алексеев считал, что патроны надо беречь, а потому раненых при расстреле приказывал добивать ломом».19 Родным об этом лучше не знать.

Ульяна Авраамовна прожила трудную жизнь, много и тяжело работала, особенно в годы войны. Награждена медалью « За доблестный труд», сама вырастила троих детей, помогала растить внуков. Эта женщина до сих пор светится внутренней добротой, и только слезы застилают глаза, когда вспоминает она эти страшные испытания, выпавшие на их долю.

Заключение.

Мы рассказали вам о судьбе двух семей, судьбе двух оставшихся в живых женщин. Они не держат зла на государство. Они понимают, что не нужно смешивать ошибки отдельных правителей «наверху» и на местах с чувством долга перед страной, чувством патриотизма, хотя они сами таких слов и не употребляют, говоря о своем вкладе в становление колхоза, Победу, послевоенное восстановление: «а как же иначе, так было нужно, так все жили». Они жили и трудились так, как должны жить люди гордые, с чувством собственного достоинства, хотя они таковыми себя и не считают. Всю свою жизнь они прожили с клеймом «дети врагов народа», боясь сказать лишнее слово, до поры не рассказывая даже своим детям о тех несчастьях, которые им пришлось пережить.

Содержание.

Введение
1. Судьба семьи Ганенко Д.П.
2. Судьба семьи Сошенко А.И.
Заключение

Список использованных документов и материалов.

Материалы Курагинского районного архива.

1Ф.260.Оп.3.Д.106.Л.35.
2Там же. Л.16.
3Там же. Л.12.
4Там же. Л.15.
5Там же. Л.14.
6Там же. Л.13.
7Там же. Л17.
8Там же. Л.4.
9Книга памяти жертв политических репрессий. Издательство «Издательские проекты», Красноярск, 2004 г. Т.1.С.10.
10Ф.260. Оп.3. Д.106.Л.9.
11Там же. Л.37.
12Там же. Л.38.
13 Ф.269.Оп.3.Д.142.Л.8.
14Там же. Л.16 – 17.
15Там же. Л.50.
16Книга памяти жертв политических репрессий. Т.1.С.28.
17Из материалов ФСБ РФ. Региональное управление по Красноярскому краю. Ответ на заявление Сошенко – Бабич У.А. о месте смерти ее отца.
18Там же.
19Книга памяти. Т.1. С.29.

Воспоминания.

1. Масюк Н.Д., 1926г.р.
2. Бабич У.А., 1919г.р.

Материалы Курагинского районного архива.

Ф.260 Оп. 3. Д.142.


/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»