вх 1990-077
Здравствуйте уважаемый Алексей Андреевич!
Получила Ваше письмо с опозданием, так как нахожусь в больнице. Сломала ступню левой ноги. И вот письмо мне принесли когда приходили меня навестить. Материал о семье сыльных Смолевых еле, еле переписала. Даже просила соседку по палате помочь мне. Три страницы переписала она, а остальные я сама.
С Вашего письма я не поняла: что после января уже не собирать сведения о репресированных и сыльных? Еще очень много семей есть у которых родители были «врагами народа». Хотела съездить в Б-Унчут, но… опять больничная койка. С ногой все обошлось. А вот сердце барахлит. Надеюсь что на днях урегулируется давление и сердце перестанет спешить и я буду дома.
На этом кончаю. Всего Вам хорошего. До свидания.
С уважением Брелова.
Большое спасибо что Вы прислали фото отца. Конечно он там выглядит неважно. У
меня есть его портрет там он такой как был осенью 1937 года.
Пишите. Буду рада.
Смолев Инокентий Васильевич с женой Марией Прокопьевной жили в Забайкалье в пос.Ункяхтинский, в р-оном центре. В то время, вернее когда происходили события, о которых я хочу написать, Инокентию Васильевичу шёл 45 год, а Марии Прокопьевне – 36-й. Жили своим хозяйством: имели пашню, имели несколько коров, которые очень плохо доились, вероятно потому, что за ними был плохой уход – скот жил и кормился под навесом. На водопой гнали к реке. Кроме сена буренушки ничего не видели. Имели пару коней и штук 10 овец. Семья же у Смолевых была большая, пять человек детей. Сыновья – Инокентий, Виктор, Николай и две дочери – Августа и Оля. Все то, что я пишу в данный момент мне рассказала одна из дочерей Смолевых – Оля. «Дом у нас был большой. – вспоминает она – но ни какой обстановки в квартире не было, даже штор-задергашек на окнах. Питались очень скудно, что можно закмочить из того, что манную кашу мать варила лишь маленькой сестёнке Августе. Когда мать кормила её мы стояли рядом и ждали, когда нам достанется кастрюля с остатками кашки. Скребли ее ложками, и такой вкусной она нам казалась! Когда наступало лето, то в семье Смолевых трудились все от мала до велика. И на покос и во время жатвы всем находилось дело по силам. Даже зимой ребятишки отдыхали под вечер: катались на санках, играли в войну, прятки. Отец нас очень любил, - говорит Ольга Инокентьевна – и даже за провинности он не наказывал, а лишь вел беседу. Иногда казалось: лучше бы он отстегал ремнём, так было стыдно за свои мимолётные проступки. Кончалась страда. Хлеб обмолочен и отец уходил на заработки. Иногда всю зиму проездит ямщиком, а бывали ???ует по деревням кому нужно выделать кожи.» Природные условия Забайкалья намного беднее Сибирских. Лес встречается редкими островками. Ха???, песок, который постоянно гонит суховей. Ягода – лишь облепиха, да кусты черёмухи. В 1931 году стали организовываться колхозы. Дошёл черёд и до Ункяхтинской. Смолев Инокентий Васильевич в то время был в извозе. Когда вернётся домой – не знала. Сама на собрание не пошла – считала, что это дело мужское. Да и муж не любил собраний, считал потерей времени. Когда он вернулся домой, то ему предложили вступить в колхоз, но Инокентий Васильевич, имея большую семью, не решился сразу на этот шаг, так как нужно было обобществить весь скот. Как я уже писала, Смолевые едва сводили концы с концами. Оля помнит, что летом, в страду или покос, им на ноги надевали валенки, чтобы не поколоть ножки. Весной Инокентия Васильевича обложили большим налогом, который он не в силах был выплатить. В 1931 году зимой Смолева арестовали. Семья кое как посеяла помню, посадила орогод, обработала его. И в самый разгар лета в их поселке началась высылка. На сборы дали 24 часа. Посёлок, где жили Смолевы находился на берегу реки Селенга, по которой ежедневно ходили параходы. Вот на один из них и погрузили семью Смолевых, на котором было много семей из их поселка и других деревень.
Вещей с собой Мария Прокопьевна взяла не много. Из продуктов захватила мед и вырвала лук на грядках. У других же было и сало, и мясо, и сухари. По Селени плыли не долго, до первой станции. Там всех ссылаемых посадили в теплушки, предназначенные для перевозки скота. Пищу приносили раз в сутки – одно ведро баланды на весь вагон. В вагоне стоял смрад от скопления людей и от того, что сдесь же опражнялись. Но вся семья Смолевых доехала до станции Камаргала живыми и маломальски здоровыми. Первое, что увидели дети – была водонапорная башня. В ожидании обоза вся семья расположилась рядом с башней прямо на земле, словно цыганский табор. Кто ел, кто чинил одежду, кто безутешно плакал. Вскорости подъехали подводы. Семьи всполошились, табор ожил. Детей, кто поменьше, положили на телеги лежа и обмотали веревками, чтобы кто ненароком не вывалился. Родители ехали следом на другой подводе. А вот то, как грузили вещи на плоты помнит хорошо. Ей в то время вспомнилась родная река Селенга. И Оля заплакала. О ком? О чем? Теперь трудно вспомнить. Рядом рыдала ее мать. Маленькая Августа смотрела на водную синь Маны реки. Братья стояли рядом молча. А Оля, прижавшись к матери тихо скулила подражал ей. Может две женские души пережив трагедию высылки, тягости пути, разлуки с родными людьми и родным краем. При виде реки плакали об одном и том же. Старшая не могла поведать свое горе дитю, а маленькая Оля не могла обяснить свою печаль матери. Девочка всхлипывая повторяла: «Селенга, Селенга.» Быстро грузили вещи на плоты, которые почему то были сцеплены друг с другом канатами. А дети меж тем смотрели на горы, скалы, утесы, острова. Природа радовала глаз: лес, кустарник и целые поляны жарков. Такого в Забайкалье не увидишь. Взошли на плоты. Лоцманы ударили веслами. С Богом. И поплыли. Скалы с правой стороны – луга с левой.
Еще хорошо запомнила Оля как почему то вдруг закричали, заплакали на плоту же???ны дети. Оказалось, что канат соединяющий плоты меж собой – оборвался, и понесло плот вниз по течению Маны, угрожая разбить его об скалы и утесы. Многие в ужасе молились взирая на небо. Но благодаря опытности плоточенов-лоцманов, все обошлось благополучно – без жертв. Плот причалил к берегу, но не в месте назначения – Лебяжьем, а много ниже по течению Маны – в Иртышке, где было много штабелей леса. Словно море волновалась высокая трава. Мужчины сразу же принялись копать землянки. Ведь где то должны были хоть временно найти убежище от зверя, который ходил рядом, проторя тропы в зарослях. В одной землянке помещалось по несколько семей. Там было очень сыро. На пол слали ветки сосны, кедра, пихтача, а на верх стелили траву и потники. Ни окон, ни дверей, ни печей в тех помещениях не было. Кушать варили на кострах, прямо у входа. Но самое страшное было то, что по ночам приходил медведь вплотную к жилью человека. Он садился у входа в землянку и страшно ревел до зари. Лишь эхо откликалось ему вторя по ночам. Люди не могли сомкнуть глаз, боясь за себя, а тем более за детей. На рассвете зверь уходил, но как только скроется солнце за сопкой он возвращался вновь. Днём тоже жили в напряжении, так как чуть пригреет солнце выползали змеи из расщелин скал и грелись на солнцепеке вблизи землянок. Однажды, когда Смолевы детишки вышли погреться, змея укусила Виктора. Хоть он был не маленький, ему шел одинадцатый год, но мальчик очень испугался. Хорошо что среди ссыльных нашлась одна женщина, которая знала лечебные травы. Она делала из них отвары, прикладывала компрессы, и Виктору стало легче. Построив землянки все мужчины отправились в Лебяжье строить бараки. До зимы нужно было перебраться в более подходящее помещение. Возведя стены и крышу над головой, в барак вселились по несколько семей. Бревны с которых строили жилье были неошкуренные. Лишь со временем, живя в них, обтесывали их снутри и снаружи. Смолев Инокентий Васильевич был освобожден из под ареста и соединен с семьей сразу же при выселке. Но пребывание в тюрьме, тяжелый режим подорвали его здоровье. Работа на лесоповале он уже не мог и его определили на легкие работы – сторожем. Их сыну, тоже Инокентию шел шестнадцатый год и он наравне с мужиками валил лес. Работали по парам, т.е. пилили вручную, как тогда шутили: «тебе, мине.» Средний Виктор, одинадцати лет расчищал ледянку, дорогу политую водой, по которой трелевали лес на лошадях. В настоящее время у Виктора Инокентьевича Смолева стаж работ 60 лет, но он еще продолжает работать сторожем. Вернемся к прошлым годам. В поселке Лебяжьем люди очень голодали. Вещи имеющие хоть небольшую цену меняли на продукты. За них давали мороженный турнепа, свеклу, а изредка картошку. Люди умирали словно мухи – ежедневно. Коле Смолеву едва исполнилось девять лет и мать была вынуждена посылать его побираться по деревням. Кто даст кусочек, кто пару картошек, кто погреет и даст похлебки, а бывали и собак спускали. У шестилетней Оли ножки опухли до колен. Девочка перестала ходить. Соли в поселке не было. От этого страдали и взрослые и дети. Но с наступлением весны люди в Лебяжьем оживали. Ловили рыбу в реке. А дети баночкой мулех, положив туда приманку. Собирали черемшу, крапиву, щавель. Однажды вся семья Смолевых отравилась, наварив незнакомой травы. Их спасла та старуха, которая лечила Виктора от укуса змеи. Слабли особенно мужчины. Ведь им приходилось много работать. Рядом со Смолевыми в бараке жили Ивановы. Так он в то время так ослаб, что с трудом выползал во двор, когда пригреет солнышко и рвал траву и тут же её съедал. Но ни трава, ни солнце ему уже не помогли. В скорости он скончался не имея сил доползти до травушки-муравушки.
Смолев Инокентий Васильевич сохранил свою жизнь и семьи тем что несколько раз сбегал на Родину и оттуда привозил сухари, говяжий жир и другие продукты. После посещения им своей деревни им от родных и знакомых приходили посылки с продуктами. В 1937 году был в бегах и лишь тем избежал ареста. Тем что он часто отсутствовал в поселке, никто обеспокоен не был. Начальство видело что он не работник. В то время все взрослые мужчины в Лебяжьем были арестованы. Только через годы вернулись единицы из них и те подорваны физически и духовно. Старший сын Смолевых был очень старательный. Какую бы работу ему не поручили он ее выполнял безупречно. За это его направили на курсы полеводов, так как в поселке Лебяжьем был организован колхоз.
Земли хватало. Корчевали кустарник, раскапывали кочкарник. Вырубали пни на месте лесоповала. Все трудились. Люди уже свыклись с тем что им жить здесь. Окончив курсы Инокентий усердно трудился на полях. В первый же год земля дала невиданный доселе урожай. Такого в Забайкалье и во сне не видели. У зерновых колос клонился к земле. Овощей было такое изобилие что не знали куда их девать. Люди ожили. Голод на время отступил. Мария Прокопьевна не знала кого благодарить. Бога ли что сжалился над ними и спас от голодной смерти, детей ли что так старались словно муравьи. Купили корову на две семьи. Завели кур, свиней. Травы в поле реки были выше пояса. А сколько всякой ягоды: черника, брусника, черная и красная смородина. По осени, когда все в огородах убрано ходили по клюкву. Когда Инокентий стал совершеннолетним то ему выдали паспорт и стал свободным человеком. Сколько радости принесло это событие семье Смолевых. Однажды ему посчастливилось попасть в районный центр, где он купил ситца на оконные шторы и патефон. Это была первая роскошь не только в семье Смолевых, но всего поселка переселенцев. Людям было радостно смотреть как ветер колышит занавески. Вскорости и Виктор поехал учиться на курсы трактористов, в те времена вся детвора пела: «мы с железным конем все поля обойдем и т.д.» Пел и Виктор. И вот он уже сидит в кабине трактора за рычагами железной махины. И она подчиняется ему. Чуть забрезжет рассвет – Виктор выезжал в лесосеку – и до темна. Тракторов в Леспромхозе было мало, а специалистов вообще не хватало. Но парень не унывал. Ему нравилось управлять трактором. Трелевать сосны еще вчера шумящие кроной. Шепот ручья, говор и щепет птиц, запах леса – все радовало мальчишку. Он уже забыл голод. Забыл выселку и был доволен что живет в таком волшебно-красивом месте. Прошло некоторое время и Инокентий с Виктором завели свои семьи. К тому времени Оля окончила семь классов. Ей чудилась впереди светлая дорога и девочка решила поступить в Канское педучилище. Вместе с ней еще четыре девочки из поселка Б-Унгут, тоже дети ссыльных, решили попытать счастье. До станции Камарчага шли пешком и босиком жалея обувь. И пели песню сочиненную в дороге: «По Шалинской дороге, растут берёзы по бокам. Никто не загородит теперь дорогу нам.» Сдав экзамен в училище девочки возвращались домой и пели свою песню, лучше которой им казалось нет на свете. Дни стояли погожие. Редкие облака проплывали почти касаясь сопок. Была суббота 1941 года. Июнь месяц. А назавтра, в воскресенье обявили: началась война! В первый же день ушли из дома Смолевых Инокентий и Виктор, неведая о том что уходит навсегда, Инокентий погиб защищая Родину под Москвой. Николай будучи мобилизован через год сложил свою головушку на подступах к Сталинграду. Оле пришлось перейти учиться на заочное отделение. Ее приняли преподавать в первом классе М.Унгутской начальной школы. Условия для работы были трудные. Тетради проверяли усевшись возле печурки, от пламени горящих поленьев – отблики света. Керосина не было. Не было чернил. План работы составляли в старых книжках. Ученики писали в тетрадках смятых из газет. Оценки ставили чернилами приготовленными из красной свеклы, т.е. ее сока. Ученики писали чернилами приготовленными из жженой резины. Дрова для отопления школы заготавливали родители по выходным дням, а из лесу вывозили на саночках учителя с учениками. Мороз, пурга, а идти в лес за дровами надо. Дуют на рученки детишки. Топают ноженками но стараются вести саночки. Таким-же образом отоплялись и дома – все семьи. Шла война не первый год. Иногда на уроке Ольга Инокентьевна заметит что Вася и Ваня сидят подперев голову рукой и будто-бы отсутствуют – устремив свой взгляд в неведомое. Они в данный момент не в классе, а там где шли бои и сражались их отцы, братья. «О чем задумался, Вася?» - спрашивает учительница мальчика – «Похоронку на папу получили.» У другого брат погиб на подступах Москвы. Горе, горе. Людское невыплаканное, непросветное горе. Да остались сиротами дети «врагов народа». А те кого считали врагами – сложили свои головы за Отечество, за Родину, за Русскую землю. Постоит учительница у парты своего ученика, погладит его по голове, а у самой как у этого мальчика слезы и тоска в глазах. Хотя еще шла война, но Ольга Инокентьевна поступила учиться на очное отделение, но не в пед училище, как хотела, а в библиотечный техникум, так как в педучилище мест не было. На второй год она поступила все-же в педучилище на второй курс. После пройденного учебного года, их всех т.е. учителей на время отпусков посылали работать. Смолеву направили в Островский детский дом Манского р-на, в котором находились дети немцев с Поволжья или же те чьи родители находились в более отдаленных местах, как враги народа, или вообще которых не было уже на свете. О какие это были дети! Они едва держались на ногах. Почти полностью истощенные. Головенки большие. Животики раздутые. Тоненькие шейки. Когда их выводили во двор на прогулку, они щипали траву и совали в ротик. А если случайно воспитательница зазевается, т.е. отвлечется, то кто либо из детей, залазил в чужой огород и вырывал овощи: брюкву, тур???, капусту. Что попадалось под руку, и моментально все поглощали, даже ботву, зеленые листья капусты. Это было ужасное зрелище. Детей нагло объедали и завы, и повара, и воспитатели. Те кто имели доступ к продуктам. Где у тех людей была совесть? Ведь все работники детского дома получали хлебные карточки по 600 грамм и вдобавок продукты. Дети же получали в сутки по 200 грамм и жидкую похлебку. Но хорошо если малышам доставалось по 150 грамм хлеба. И другие продукты, предназначенные сиротам, при живых родителях, не полностью доходили до них. Назначали дежурных в столовых, но это не давало эфекта. Они хоть по две-три картофелины ложили в свой карман. Из тех детей мало кто выжил, а те кто остались живы то со своими родными так и не встретились. Ольга Инокентьевна достигла своей цели: она успешно окончила педучилище. 36 лет у нее стаж преподавателя. Более двадцати лет она преподавала в Нарвинской средней школе. Многие ее ученики стали врачами, учителями, инженерами. У нее двое детей: сын и дочь. Есть внучата. Ее сестра Августа живет в Амурской области. Она двадцать лет проработала председателем в с.Екатериновске. Давно нет поселка Лебяжье. Он был расположен между М.Унгутом и Жержулом. Теперь на том месте отменные покосы. Изредка попадается столбик от изгороди, или полусгнившее бревно на месте бывшего барака. Все было очень давно, но не забыто. Мария Прокопьевна умерла в преклонном возрасте – восьмишестидесяти лет. Но до конца дней своих ждала сыночков. Она не верила что они погибли. Ведь не единым хлебом живет человек. Она жила надеждой. Ни для того живет что бы есть, а для того ест – что бы жить. Творить добро и сеять доброе семя.
28 января 1990 года Нарва
Горелова Людмила Андреевна.
